Когда самолет командира полка подрулил к стоянке и остановились моторы, все обступили его. Сергей Алексеевич выскочил бодрый, оживленный, очень довольный собой.
— Ну вот видите, можно все-таки долететь, когда горючего в обрез! Технику надо знать досконально. И тогда она способна творить чудеса! Ладно, потом расскажу, как я летел, а пока айда в столовую, ужинать, ужинать! Проголодался, как и мои моторы!
Глава четвертая
Когда-то давно судьба свела меня еще с несколькими летчиками дальней авиации. В ту пору проводились широкие испытания отечественной системы заправки самолетов топливом в полете. Отработка шла сразу на нескольких парах дальних бомбардировщиков, и нашей небольшой группе[14] командующий тогда дальней авиацией Главный маршал авиации Александр Александрович Новиков придал в помощь несколько экипажей из дальней авиации. В их составе оказались летчики с боевым опытом, люди высоких профессиональных качеств — офицеры Васенин, Иконников (однофамилец штурмана Константина Павловича Иконникова, о котором шла речь ранее) и Мусатов.
Ефим Александрович Васенин и Владимир Дмитриевич Иконников, сев за штурвалы первых в нашей стране топливовозов — самолетов-заправщиков, легко и, я бы сказал, с ювелирной тонкостью освоили пилотирование в теснейшем строю этих больших машин, что и давало им возможность в короткий срок осуществлять контакт между самолетами посредством шланга и передавать топливо со своих машин-танкеров, летящих в стратосфере, рядом идущему "крейсеру".[15]
За несколько лет, пока осваивалось это новое тогда в нашей авиации дело, многим казавшееся чуть ли не эквилибристикой, Ефим Васенин и Владимир Иконников выполнили при всякой погоде днем и ночью сотни безупречных заправок. Их «танкеры» с помощью радиосредств встречались с самолетами в безграничном небе и южных широт, и за Полярным кругом, и каждый раз нуждающиеся в топливе получали его, как кровь, от их «донорских» машин.
Так эти два незаурядных летчика — Герой Советского Союза Владимир Иконников и военный летчик I класса Ефим Васенин — стали первыми мастерами бензозаправки в воздухе самолетов дальней авиации. Свое мастерство они сумели вскоре передать многим достойным ученикам.
Я упомянул об этом лишь для того, чтобы читателю представилась послевоенная деятельность героев этой книги. И, сделав это, поспешу продолжить свой рассказ о времени военном.
Ефим Васенин и сейчас хорош собой. На него всегда приятно смотреть. Вместе с тем, глядя на моложавое улыбчивое лицо с отличным цветом кожи, без морщин, не перестаешь удивляться: "Ведь этот ладный спортивный человек успел провоевать два года Великой Отечественной войны!"
Ефим — сибиряк, из таежного села, что в восьмидесяти километрах от Тюмени. Родился в большой крестьянской семье — десять душ едоков. Отец Ефима, хоть и простой крестьянин, делал все, чтобы дети учились. Но учиться можно было только зимой: весной и осенью много было работы по хозяйству.
Школа находилась от деревни в пятнадцати километрах, и Ефим уходил из дому на неделю, жил у знакомых, еду брал с собой в котомке. Не раз, вышагивая долгой заснеженной дорогой, видел стаи волков.
Александр Васенин, отец Ефима, перед войной стал председателем колхоза, но с первых дней войны отправился добровольцем на фронт и вскоре погиб. Мать продолжала крестьянствовать, ей помогали все ребятишки до самого маленького, шестилетнего. Позже, в сорок третьем, когда Ефим стал военным летчиком, он высылал свой аттестат матери, братьям и сестрам, и это помогло им — мал мала меньше — пережить те исключительно трудные годы.
Накануне войны Ефим кончил рабфак. Пока учился, приходилось не раз ходить пешком в Тюмень и возвращаться к себе в деревню, преодолевая восьмидесятикилометровый путь в лютую стужу и пургу. И это было нетрудно закаленному сибиряку.
Там же, в Тюмени, Ефим увлекся авиацией, поступил в аэроклуб и научился летать на учебном самолете По-2, теперь уж представляющимся нам легендарным. Но более основательно приобщился он к летной практике в военно-летном училище, которое закончил в 1943 году. Оттуда способного молодого летчика направили в АДД для выполнения боевой работы…
Помкомандира полка Зенков взял протянутый Васениным пакет, не отрывая взгляда от новичка, сломал печати, неторопливо извлек бумаги, пробежал глазами.
— Ну что ж, отличник… Надеюсь, будем довольны друг другом. Все остальное содержимое пакета пусть смотрят в кадрах, а мы с тобой, младший лейтенант, познакомимся в ближайшие дни в воздухе.
— Как скоро это будет, товарищ подполковник? — не скрывая своей заинтересованности, спросил прибывший.
— Через три дня на четвертый. Это я даю тебе время на изучение матернальной части самолетов Б-25 и на сдачу зачета инженеру полка. Отличнику, полагаю, трех дней достаточно?
— Я постараюсь, товарищ подполковник.
— Ну и хорошо, Ефим Александрович. Как то бишь… Васенин?.. Не Васянин? Не вкралась здесь ошибка?
— Никак нет, указано точно — Васенин.
— Так, так… А родом откуда, Ефим Александрович?
— Из-под Тюмени я.
— Сибиряк, значит. Как устроился, Ефим Александрович?
— Все в порядке, отлично, товарищ подполковник.
— Ну что ж… Через три дня продолжим знакомство в воздухе. Учи матчасть. Не пропускай мимо ушей все дельное из разговоров бывалых, обстрелянных товарищей. Помни, боевому опыту прежде всего на ошибках других нужно учиться. Разумеется, это не избавляет нас от собственных, «оригинальных» ошибок, но их может быть во сто крат меньше, если знать ошибки других. Нам нужны мужественные — не просто смелые, а преданные Родине, знающие дело, мыслящие люди. Только такие и способны сокрушить опытнейшего врага. Так-то, Ефим Александрович!
— Есть, товарищ подполковник, — зарделся молодой летчик. — Разрешите идти?
— В час добрый, ступай.
Особенность работы ночных бомбардировщиков АДД состояла прежде всего в том, что при любом массированном налете каждый самолет летел к цели самостоятельно, по сути — как одиночный самолет.
Полет ночью, без возможности подсветить машину бортовыми огнями, мог быть лишь одиночным. В самом деле, если бы самолеты летели строем, было бы немыслимо пробивать облака, тем более долгое время лететь в облаках без риска столкнуться.
Одного Ефим не мог попять, как достигается массированность налета при одиночном движении самолетов к цели. Об этом и спросил у соседа за столом. Тот вскинул на него насмешливые глаза:
— Тю… Летим к цели густо, и все тут!
— Как это густо? С минимальными интервалами?
— Твоя формулировочка благозвучней, но не точна. Верно, с аэродрома поднимаемся с минимальными интервалами. Но разве их сохранишь, не видя самолетов? Вот и получается, что летим густо, иначе не скажешь. А чтоб не столкнуться, каждому самолету задается своя высота полета. Разница в каких-нибудь ста метрах. И, как понимаешь, боже упаси эту высоту нарушить!
Вечером Ефим пришел на аэродром понаблюдать вылет.
Трехколесное шасси (тогда в нашей авиации новинка) давало летчикам отменный обзор при рулении, безупречную маневренность на земле, делало самолет Б-25 весьма мобильным при движении по бетону, при выруливании на старт, отруливании с посадочной полосы.
Ефим наблюдал, как самолеты, номер за номером, проворно мчались по рулежной бетонке нос к хвосту, нос к хвосту с разрывом в пятнадцать — двадцать метров. Первый же самолет, вырулив на старт, быстро прожигал свечи и начинал разбег. На его место тут же становился другой, и, когда первый отдирался от земли, второй трогался с места, ускоряясь. И так один за другим.
Ефим подумал, что и к цели они могли бы подходить с таким же временным интервалом, если бы не теряли из виду друг друга. Но самолеты, чуть приподнявшись, сразу же пропадали в темноте. Как он прикинул, судя по интервалу взлетов, дивизия могла отбомбиться за пятнадцать — двадцать минут.
Ефим Васенин теперь уже знал, что такая интенсивность порой приводит к тому, что часть самолетов оказывается над целью одновременно, благо все они летят с некоторой разницей по высоте, и бомбы в таком случае, можно сказать, сыпятся на цель, как картошка из мешка. Но в этом случае не исключалась возможность попадания бомбы с вышелетящего самолета в пролетающий под ним. Как раз о таком случае молодой летчик и услышал от техников. Случай, правда, был единственный в своем роде и, можно сказать, невероятный.
Однажды, встречая прилетевший с задания самолет, техники увидели у него в центре консоли крыла огромную сквозную брешь.
Стали судить-рядить и пришли к выводу, что дыру в крыле могла проделать своя же бомба с вышелетящего самолета.
Ефим отнесся к рассказу техников с недоверием. Прежде всего, казалось невероятным, что бомба не взорвалась, не превратила самолет в прах. И потом, почему они решили, что продырявила крыло бомба, а не крупный артиллерийский снаряд? Наконец, что же летчик, так и не почувствовал удара?
