— Стреляем, товарищ старший прапорщик. — За всех ответил Юра Басаргин.
— Да нет, вы не стреляете. Вы тут херней занимаетесь.
— Может, покажете, как надо? — С усмешкой спросил Женя Тараконов.
— А если покажу — повторите?
— Легко! — В голосе Тараконова послышался вызов.
Нет, ну действительно, что такого нового может им показать этот нудный и к тому же жестокий прапор?
— Разрешите показать, товарищ капитан? — обратился Лютаев к ротному.
— Валяйте.
— Оператор! — Лютаев связался по полевому телефону с вышкой: — Мишени — на программу «Спецназ ГРУ»!
Что это означает, младая солдатская поросль еще не знала…
Но когда со всех сторон вдруг загремели взрывы в сопровождении ослепительных вспышек и пронзительного воя сирен, проникающего в мозг подобно острым иглам, многие в строю присели от неожиданности, у некоторых ребят отвисли челюсти.
На огневом рубеже под ногами закачалась земля, будто палуба корабля при шторме. У солдат создалось полное впечатление землетрясения с сопутствующим артобстрелом.
— Старший прапорщик Лютаев к бою готов! — как положено в таких случаях, доложил Лютый командиру.
— Вперед! — скомандовал ротный.
Передернув затвор автомата, Лютый рванул вперед, туда, где все громыхало, горело, дымилось и содрогалось, как при армагеддоне.
Тут же справа, слева и впереди по ходу движения стали подниматься мишени. Нет, эти цели были не такими, по каким стреляли только что солдатики девятой роты. То фигура моджахеда из-за камня выпрыгнет, то овца перед стреляющим появится, то группа арабских наемников резко поднимется из-за травы и устремится навстречу с дикой скоростью.
Вот слева выехал автобус, в котором сидят дети. А чуть подальше и правее — из-за стены полуразрушенного здания выкатил джип с боевиками.
Лютый с невероятной скоростью бежал вперед и стрелял. В его задачу входило уничтожить все опасные цели и ни в коем случае не поразить мирные — условную овцу или автобус с детьми. Джип с боевиками требовалось поразить боевой ручной гранатой и при этом самому остаться в живых.
Лютый выдернул чеку, бросил фанату и сам одновременно отпрыгнул далеко в сторону, чтобы на три секунды залечь. И бегом дальше. А дальше прямо перед ним в мгновение вырос манекен. Не фанерный, а мягкий, совершенно похожий на человека, замахивающегося ножом. Лютый выхватил свой нож и одним резким движением отсек манекену голову. И — снова фанерные моджахеды — трое сразу, с автоматами, направленными на Лютаева, с трех разных сторон. Прыжок! Перекат! Не поднимаясь с земли — три прицельные короткие очереди.
Стоп! Конец дистанции. Запыхавшись и основательно пропотев, Лютаев бегом вернулся на исходный рубеж.
— Товарищ капитан! Старший прапорщик Лютаев упражнение учебных стрельб выполнил!
Солдатики в строю стояли обалдевшие. Если не богом был для них сейчас старший прапорщик, то вторым после бога — точно.
— Вышка! — прокричал в трубку телефона капитан Сапрыкин. — Доложите по фомкой связи результаты выполнения упражнения старшим прапорщиком Лютаевым!
— Все цели поражены. Мирные объекты не уничтожены. Оценка — отлично! — прозвучало в громкоговорителе.
— У-ау! — восторженно пронеслось в солдатском строю. — Старшему прапорщику Лютаеву: Ура! Ура! Ура!
— Эй, щеглы… — Лютый повернул к солдатикам, пялящимся на него, свое замызганное и уставшее лицо. — Мне не нужно ваше ура. Мне надо, чтобы вы все за мной повторить сумели. Понятно, олухи?
— Так точно! — В один голос гаркнул строй пацанов.
С этого момента они стали заглядывать своему инструктору в рот и ловить каждое его слово…
Зима пришла слякотная и сопливая. Выпадавший временами снег лежал чуть более суток, затем медленно, лениво таял, превращаясь в жидкую кашу и превращая горы в черные, неприветливые и даже зловещие громады. По утрам с них скатывался холодный ветер, пронизывал до костей, норовя сорвать с солдат их тонкие серые шинели.
Со стороны Чечни постоянно и с каждым днем все чаще и чаще доносились звуки перестрелок и взрывов. Там уже вовсю шла война. Все войска Северо-Кавказского военного округа были приведены в состояние повышенной боевой готовности.
На дорогах, ведущих от границ Чечни, нескончаемым потоком тянулась вереница беженцев. Люди бросали обжитые места, уходя как можно дальше от смерти и разрушения…
Лютый ничуть не жалел, что попал служить в этот учебный полк. Здесь он чувствовал себя вполне комфортно и, главное, знал, что делает нужную и важную работу — учит пацанов воевать. Он много думал о войне, о ее безобразной изнанке. Конечно, война всегда будет связана с мародерством, насилием, подлостью, и он сам неоднократно был всему этому свидетелем. Но оказалось, что у него внутри был невидимый тормоз, который не позволял ему переступить через невидимую границу и совершить бесчестный поступок.
Так во время корриды торреро не может нанести быку подлый удар, потому что существует жесткий кодекс чести. Лютый чувствовал, что на войне, как и на арене, главное не жизнь, а честь и благородство поведения.
А дома было непривычно тихо. Только телевизор работал вполголоса. И перед телевизором сидела бледная и осунувшаяся Оля с большим выпирающим из-под клетчатого шерстяного пледа животом. Она уже была на последних неделях беременности. Ее знобило. Не от ожидания близких родов, не от холода — от телевизора. Но выключить его не было сил. Он магнетически притягивал и заставлял вслушиваться в каждое слово военно-политического обозревателя.
— Одиннадцатого декабря Президент России подписал Указ № 2169 «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики». Согласно этому указу, группа руководства действиями по разоружению и ликвидации вооруженных формирований должна действовать вне режима чрезвычайного положения в течение неопределенного времени. В тот же день Президент РФ выступил с коротким обращением к гражданам России, в котором объяснил, с какой целью на территорию Чеченской Республики вводятся федеральные войска.
На экране появился Борис Николаевич Ельцин. Он был как никогда мрачен и суров.
— Наша цель состоит в том, — говорил Президент, — чтобы найти политическое решение проблем одного из субъектов Российской Федерации — Чеченской Республики, защитить ее граждан от вооруженного экстремизма. Но сейчас мирным переговорам, свободному волеизъявлению чеченского народа препятствует нависшая опасность полномасштабной гражданской войны в Чеченской Республике. На двенадцатое декабря намечены переговоры между представителями России и Чечни. Мы должны предотвратить их срыв.
Оля слушала обозревателя, слушала Президента, еще плотнее укутывалась в плед и еще сильнее бледнела.
Все в гарнизоне знали, что сегодня, двенадцатого декабря, войска Министерства обороны и Министерства внутренних дел РФ вошли на территорию Чечни. Семнадцатого декабря Президент России Борис Ельцин направил Джохару Дудаеву телеграмму, в которой ему предлагалось явиться в Моздок к полномочному представителю Президента Российской Федерации в Чечне, министру по делам национальностей и региональной политики Егорову и директору ФСБ Степашину и подписать документ о сдаче оружия и прекращении огня.
На экране появилась картинка ввода войск, а голос за кадром комментировал события последних часов в Чечне.
— Начиная с восемнадцатого декабря по Грозному многократно наносились ракетно-бомбовые удары. Незаконные вооруженные формирования, верные Джохару Дудаеву, использовали тактику живого щита, дислоцируя вооруженные соединения и технику в непосредственной близости и на территории гражданских объектов. Наблюдателями были зафиксированы многочисленные жертвы среди мирного населения.
— Не могу я больше! — Оля закачалась, сидя на диване, из стороны в сторону, потом встала, вышла на кухню, подошла к окну. Долго вглядывалась в зимнюю вечернюю темень: не идет ли домой Олег. — Всюду война… Всюду кровь… Я устала…
Налила себе чаю, сделала один глоток и отставила чашку в сторону.
Олег вошел в квартиру, открыв дверь своим ключом.
— Оля! — воскликнул он встревоженно от самого порога. — Что случилось? Что с тобой, ты заболела? — Не раздеваясь и не снимая ботинок, он быстро прошел на кухню и обнял жену. — Милая, ты вся дрожишь! И руки ледяные…
— Олежек… — прошептала Оля. — У меня не руки, у меня сердце леденеет. Совсем рядом — война…
— Роднуля! — Олег нежно поцеловал жену в щеки, в виски, в шею, в губы, не выпуская из своих объятий. — Ты же знаешь: война — это моя работа.
— У тебя страшная работа.
— У меня нормальная работа. Кто-то должен и ее делать. Успокойся. — Олег тихонько погладил жену по животу. — Скажи лучше, как там наш маленький?
