— Дай связь с Землей!
Базар развернул антенну и настроился на волну командования, оставшегося на базе.
Один, второй, третий бойцы девятой роты начали закидывать приближавшегося на расстояние броска врага гранатами. «Молодцы!» — мысленно похвалил их Олег Лютаев. Если противник подошел на дистанцию, угрожающую началом рукопашной схватки, немедленно применяй оборонительные гранаты.
— Земля! Земля! Я — Девятка! — кричал в гарнитуру радиостанции Юра Басаргин, вызывая на связь базу.
Лютаев намеревался просить командование немедленно подкинуть второй десант, потому что выдержать этот напор противника силами половины девятой роты было в любом случае нереально.
— Сейчас, товарищ старший прапорщик! — кричал связист. — Сейчас они ответят. Земля! Я — Девятка! Я — Девятка! Прием! Товарищ старший прапорщик! Мы этим гоблинам сейчас пасти порвем. А потом я с них шкуры сдеру и ребятам гандонов наделаю! Ха-ха-ха! — этот его смех сильно смахивал на истерику.
— Связь мне давай, придурок! — заорал на него Лютый.
— Земля! Я — Девятка!..
— Товарищ командир! — к Лютому подполз Кадредцин Кулов. — Там два снайпера, по левому флангу. Я знаю, как к ним подобраться!
Пока киргиз докладывал, Олег видел, как в группу его бойцов с высотки на правом фланге жахнули из гранатомета. Одним взрывом разорвало на части пятерых. И почти сразу же — слева — куда указывал Кулов-Кадра — двое ребят рухнули от снайперских пуль.
Влад Заславский неосторожно повернулся на бок, чтобы перезарядить автомат. Ему снайпер угодил точно в сердце. Владик откинулся на спину и остался лежать с открытыми глазами, глядя в небо и разбросав в стороны руки, как будто хотел напоследок обнять его.
Андрей Курганов прицельно бил из автомата. Умница мальчик! Красавчик! Что ни выстрел, то труп на той стороне, откуда наседали враги. Сначала духи довольно бодро лезли на левый фланг, зная, что там их прикроют двое снайперов. Но неизбежно нарываясь на огонь Курганова, присмирели. Сколько их положил мальчик из девятой роты? Человек пятнадцать, не меньше.
А снайпер все-таки вычислил нашего парня. И послал ему своего шмеля в горло. Захлебываясь кровью, Курганов вскочил на ноги, рванул из поясной сумки гранату, освободил ее от страхующей чеки. А по нему все стреляли и стреляли. Больно ему было… Очень, наверное, больно. Но он бросил свою последнюю гранату. Моджахедам, наверное, даже не верилось, что пацан, получивший столько свинца, способен на такое. Андрюха Курганов сделал это. И унес с собой на небо еще несколько бандитов. И только потом упал на землю. Он сделал свою работу.
Лютаев громко застонал сквозь сжатые зубы.
— Кадра! — посмотрел он с надеждой на киргиза. — Надо пройти к снайперам. Пройдешь?
— Пройду…
— Зубами их порви, воин! Иначе нам здесь всем крышка, каюк полный. Ты понял, парень?
— Я пошел, — совершенно спокойно ответил Кадра.
И ползком стал выдвигаться на снайперскую позицию. Он был рожден в горах Памира, и чувствовал себя в горах, как москвич на улицах столицы. Никто бы кроме него не смог так скрытно передвигаться в этом крохотном, зажатом между утесов распадке, просматриваемом противником со всех сторон.
Лютый стрелял непрерывно, используя автоматы павших ребят, у него просто не было времени остановиться. И постоянно менял позицию: то правее на пару метров, то чуть назад, то забирая потихоньку влево. Он вспомнил тот бой на высоте 3234 в Афганистане, когда пришлось драться и умирать в окружении «Черных аистов» — арабских диверсантов.
И сейчас ему понадобился весь накопленный опыт выживания. Да что там говорить! Его ребятки, его воспитанники сегодня каждым движением, каждым выстрелом в цель доказывали, что опыт афганской девятой роты ими был воспринят на все сто процентов!
Они отбивали непрекращающиеся атаки врага уже третий час, не давая бандитам продвинуться вперед ни на метр. А пройти вперед те могли только вот в этом распадке.
— Таракан! — крикнул вдруг Лютый. — Дух справа!
Пока Женька Тараконов отлавливал подходящую цель по фронту, справа к нему уже подкрался воин-смертник с зеленой повязкой на голове. В руке у него был нож.
Снять его пулей Лютаев никак не мог, потому что Женька перекрывал ему сектор обстрела. Но Тараконов не сплоховал. Он мгновенно перешел в низкую стойку рукопашника. Покачал маятник из стороны в сторону, чтобы его не снял прицельным выстрелом кто-то из наступающих. Вперед! Выпад! Еще один. И бандит полоснул ножом. Не попал. Хорошо Женька дрался. Не лез на рожон, не рисковал напрасно, а выждал, когда противник еще раз попытается прирезать его. Улучив момент, поднырнул к нему под руку, резко перехватил запястье с ножом и этот же нож всадил врагу в сердце.
Выиграв поединок, Тараконов грамотно упал на камни, вновь взялся за автомат и продолжал стрелять с двойной яростью, почувствовав, что он — сильнее противника.
Лютый между выстрелами продолжал отслеживать передвижение Кулова-Кадра: он полз и полз по камням в намеченный квадрат, умело используя рельеф местности.
— Женя! — крикнул он, перекрывая шум боя, Тараконову. — Прикрой киргиза на левом!
— Понял! — Женька переключился со своего сектора обстрела на ту сторону, куда уходил по-пластунски Кадра. Хорошо переключился, грамотно.
А справа в нашу сторону полетело несколько гранат. И посыпались они на наших мальчиков как камнепад. Взрывы рвали их тела на куски, разбрасывали в стороны. Но оставшиеся в живых продолжали работать. Именно работать. Они грамотно делали свое дело, как учил их Лютый.
Пожалуй, Олег ошибся в оценке количества нападающих. Их было гораздо больше сотни. Только мертвых духов лежало полторы сотни. И это на двадцать наших бойцов, из которых через три часа боя осталось не более десятка. Никто не дал слабину. Ни один не вышел вперед с поднятыми руками.
— Базар! Где связь? — крикнул Лютаев.
— Товарищ прапорщик! — Басаргин, обнимая рацию, сидел в укрытии и плакал, как ребенок.
— Связь давай, воин!
— Пиздец рации, командир. — Юрка Басаргин обнял зеленый металлический корпус и заплакал, как маленький ребенок, у которого сломали любимую игрушку.
Лютый только теперь разглядел в корпусе переносной радиостанции два пулевых отверстия…
Нет, ну что за судьба такая? Опять связи нет, как тогда в Афгане. И помощи с базы не будет. Все, как тогда в Афганистане!
Тогда тоже из всей девятой роты живыми оставались единицы. Еще не убили Воробьева и Чугайнова. Живы были Стас и Бекбулатов — Пиночет — классный парняга! И дрался, как черт. Лютый почему-то именно сейчас вспомнил про Пиночета, чеченского пацана, угодившего, как и многие другие на афганскую войну… В дембельском альбоме, оставленном Лютому в наследство покойным Джокондой, было несколько фотографий, где они с Пиночетом стояли в обнимку. И Белоснежки была фотка: до чего же славная и охочая до солдатской любви девчонка была — дочка санитарки из учебного полка.
Она провожала в Афган каждую очередную группу ребят, уходивших на войну, таким сумасшедшим сексом, какой не снился даже любителям тяжелого порно. Все эти воспоминания пронеслись в голове Лютого, словно кадры киноленты при ускоренной перемотке.
— Басаргин! — крикнул Лютаев, возвращаясь к действительности. — Бросай на хер это железо! Автомат бери! Огонь, мать твою мачеху!
Юрка не заставил себя просить дважды. Отшвырнул в сторону пробитую рацию и взялся за оружие. Теперь они жарили по наседавшим бандитам плечом к плечу — в два ствола.
— Женя! Таракан! — позвал Лютаев. — Как там киргиз?
— Ползет, товарищ старший прапорщик.
На секунду оторвавшись от прицела, Лютый сам посмотрел в сторону, куда ползком ушел Кадра.
Киргиз был в полуметре от первого из двух снайперов. Сжался весь, притаившись за невысокой каменной грядой, приготовился. И прыгнул вверх, как снежный барс, подкарауливший свою добычу. Налетел сверху на снайпера, держа наготове нож. Задрал ему вверх голову и резко полоснул по горлу ножом. Не задерживаясь, тут же перекатился в сторону, вжался в землю.
— Дурак! — крикнул ему Лютаев, хотя знал, что Кадра его не услышит.
Эх, парень, неверно ты оценил обстановку. Или просто в горячке короткой схватки не успел этого сделать. В другую сторону тебе надо было перекатываться! Под куст арчи — горной низкорослой елки нужно было уходить! А теперь ты лежишь на открытом пространстве.
И Кадра поплатился за эту ошибку. Из-за небольшого скального выступа на него обрушился сверху боевик. Мощный, гибкий, жестокий, в черной кожаной бандане на голове. Кадра не успел даже дернуться, а боевик уже всадил ему свой нож в спину по самую рукоять. И тут же скрылся за спасительной скалой.
Лютый дал по нему очередь и опоздал всего лишь на сотую долю секунды. Пули раскрошили серый скальный выступ, но цели не достигли.
