— Зачем она это сделала? А что, если Орлов по пути на фронт решит поискать меня в Москве? — Лиза испугалась. — Меня же уже не будет…
— Ничего, — Белозерцева повернулась к ней. — Николай Петрович встретит твоего поклонника и объяснит ему, что можно. А чего нельзя — того нельзя. Переживет как-нибудь. Вот что, Лиза, — Белозерцева продолжила серьезно. — Хотя и не положено, но тебе скажу, летим через неделю. Ты должна быть готова, морально в первую очередь. Напиши письма, как договаривались. Штук шесть хватит. Николай Петрович послезавтра их заберет у тебя. Поняла?
— Так точно, — подтвердила Лиза.
— Ну и хорошо, — Белозерцева едва заметно улыбнулась. — Тогда увидимся перед полетом.
Спустя шесть дней Ермолов сообщил Лизе, что ей приказано явиться к начальнику тренировочной базы. Ей зачитали приказ, вылет был назначен на два часа ночи следующего числа. Как ни старалась Лиза не думать об испытании, которое ей предстояло, она не могла смирить волнение. Видя, как она бледна, Ермолов неодобрительно качал головой, но молчал, чтобы не подливать масла в огонь.
В полночь пригласили пройти в большой штабной автобус, в котором она обнаружила еще человек двадцать, в такой же летной экипировке, Это даже испугало Лизу. Почему-то она думала, что она полетит с Белозерцевой вдвоем, ну, в крайнем случае, еще человека два-три, но уж никак не двадцать. Многих она встречала в лагере, но знакома, конечно, не была. Нашлось и несколько совершенно незнакомых лиц, видимо, их готовили в другом месте и доставили в лагерь перед самым вылетом.
Автобус привез всех на аэродром. Ночь была уже по-осеннему темная, глаза с трудом различали очертания самолетов, выруливавших из закрытий на взлетную полосу. Их было три: «Дуглас» С-47 и два Р-5. Ермолов поджидал своих воспитанников на аэродроме. Он приехал на машине раньше и прохаживался, раздавая последние приказания. Все ожидали приезда Белозерцевой. Она приехала спустя минут двадцать. Вышла из машины в летном, как и все, костюме. За ней в таком же костюме, к удивлению Лизы, шел Антонов. Провожал их подполковник Симаков. Не подходя к общей группе, Белозерцева спросила его:
— Что, из центра нет никаких сведений? Савельев подтверждает прием?
— Так точно, Катерина Алексеевна, — ответил тот. — Савельев докладывает, что обстановка в районе высадки опасений не вызывает. Все спокойно. В положенный час сигнальные костры зажгут.
— Ты предупредил их, чтобы из-за того, что я лечу, особый парад не устраивали? Все, как обычно. Место выброски пусть расположат подальше от основного лагеря, чтоб не вызывать подозрений. Ничего страшного, дойду.
— Предупредил, товарищ полковник, — подтвердил Симаков. — Все, как приказали.
— Это хорошо.
— Что ж, тогда двинулись, товарищи, — решила Белозерцева и первой направилась к самолету.
— Товарищ полковник, — к ней подскочил Ермолов, — разрешите доложить. Самолеты готовы к вылету. Посадку можно производить…
— По сколько человек сажать будем?
— В «Дуглас» пятнадцать человек, — доложил Егор Васильевич, — в Р-5 — по трое.
— Хорошо, постройте людей, — попросила Белозерцева. Когда ее приказание выполнили, приблизилась к шеренге. — Товарищи, — произнесла громко, четко, — мы завершили подготовку к предстоящим действиям во вражеском тылу. Все усилия, которые били приложены в процессе подготовки, я уверена, окупятся с лихвой. Мне поручено передать вам, что Центральный комитет нашей партии и лично товарищ Сталин всецело уверены, что поставленные перед отрядом задачи будут успешно выполнены и мы внесем свою лепту в разгром фашистских полчищ. А теперь — по самолетам!
Как только Белозерцева закончила речь, взревели моторы. Разведчики быстро заполняли машины.
— Голицына и Антонов — со мной, — приказала Катерина Алексеевна, направляясь к Р-5.
— Счастливого пути! — крикнул Лизе на прощание Ермолов. — Помните, чему учил. Ни пуха, ни пера!
— К черту! — махнула ему рукой Лиза. — Не поминайте лихом! Если получится — еще встретимся.
— Симаков, ты остаешься за меня. Ты все помнишь? — Белозерцева наклонилась и обняла своего заместителя. — Я полагаюсь на тебя, Николай Петрович.
— Я не подведу, ты знаешь, Катерина Алексеевна, — Симаков смахнул с глаз выступившую слезу. — Ты только там, того, побереги себя. Я тебя прошу.
— Уж как получится. До скорой встречи! — Белозерцева скрылась в салоне, Лиза последовала за ней.
— Вы там за ней присмотрите, — попросил ее Симаков. — За Катериной-то Алексеевной, да и себя под пули да риск ненужный не подставляйте зря, Елизавета Григорьевна.
— Постараюсь, — ответила Лиза.
Третьим за ними в самолет поднялся Антонов. В иллюминатор Лиза видела, как, придерживая фуражку, Симаков стоит внизу, задрав голову, смотрит на них, машет рукой. Губы его шевелились, — он что-то говорил, но они не слышали.
Летчики убрали лестницу, закрыли двери, самолет двинулся по летному полю. Симаков исчез во тьме. Потом машины одна за другой оторвались от земли. Все осталось позади — Москва, письмо Наташи, которое не разрешили взять с собой, все родное, близкое, знакомое. Впереди их ждал фронт, а за ним — глубокий тыл противника. И неизвестность. Как ни пыталась Лиза взбодрить себя, отвлекаясь на посторонние мысли, она давила на душу. Чего скрывать, конечно, Лиза боялась. И даже сама не понимала, чего. Какая-то совершенно непонятная тревога охватывала ее сердце.
Над фронтом немного поболтало. Немецкие зенитчики засекли их в воздухе и открыли огонь, но не попали. Все самолеты прошли на ними без повреждений. Слава богу, обошлось без «мессеров». Перед рассветом летчик предупредил, что идет на снижение. Выглянув в иллюминатор, Лиза увидела то, что и должна была: большую поляну, а на ней пять костров, расположенных в форме конверта.
— Приготовиться к выброске, — приказала Белозерцева и уточнила: — Антонов первым, ты за ним, я замыкаю.
Самолет снизился еще. Дверь открыли.
— Давай, пошел! — Антонов исчез в сереющей мгле первым. Потом наступил черед Лизы. Тренировки не прошли даром, она приземлилась удачно, метрах в двухстах от пылающего костра. Освободилась от парашюта, как учил Егор Васильевич, аккуратно сложив его, направилась через мелкий ельник к сигнальным огням. Справа и слева от поляны, заросшей густой, пожелтевшей по осени травой, высокой стеной поднимался лес, мрачный, молчаливый.
— Ну, как Елизавета Григорьевна? — послышался сзади голос Катерины Алексеевны. — Руки и ноги целы? Не ушиблась?
— Да, все в порядке. — радостно откликнулась Лиза. — А вы как?
— Тихо, не кричи, — Белозерцева строго одернула ее. — Не забывай, что ты уже не дома. Тут и у деревьев случаются уши. Говори шепотом.
— Вы как приземлились? Нормально? — Лиза послушно понизила голос.
— Да, вполне, — кивнула Катерина Алексеевна. — Слава богу, головой не стукнулась. Остальное вообще ерунда, значения не имеет.
— А вы давно научились с парашютом прыгать? — спрашивала Лиза. — Я бы никогда не подумала, что вы умеете.
— Я много чего умею, матушка, — усмехнулась Белозерцева. — Жизнь научила. Врагу не пожелаешь. И с парашютом мне прыгать приходилось. Во время Гражданской войны в Испании. Там вообще высаживаться надо было на маленькое плато в горах, только чуть промахнешься, и все — пропасть. Вот тогда и научилась.
— Катерина Алексеевна, разрешите доложить, — раздался совсем рядом шепот Антонова. — Вступил на земную твердь без единой царапинки. Сел на чистое место, просто как на блюдце плюхнулся. Только оно мягкое, из мха.
— Ох, везет же тебе всегда, Антонов, — пошутила Белозерцева. — Ты просто у Господа Бога любимчик, что ли. Даже мох тебе подложили, чтоб не ушибся.
— Товарищ Белозерцева, кто? — к ним подошел высокий сухощавый человек в черном пальто, перепоясанный ремнями. — Вы?
— Да, я, — ответила Катерина Алексеевна.
— Командир отряда Савельев, — представился тот. — Второй секретарь горкома партии. Очень рад встрече. Все в порядке?
— Да, Иван Кузьмич, вроде все обошлось, — Белозерцева пожала ему руку. — Как обстановка. Тихо?
— Пока тихо. Мои люди в секретах наблюдают. Если какая опасность появится, дадут знак.
— Это хорошо, — одобрила Катерина Алексеевна.
Они вышли на поляну. Пламя костров, горевших еще недавно ослепительно, почти угасло. Двое партизан подносили к ним сушняк. Но Савельев приказал больше не жечь.
— Хватит, хватит, гаси уже. Поосторожнее надо. Если кто заплутал, фонариком обойдемся. Немец нынче зоркий, пошлет ночной самолет-разведчик, засечет место высадки, так вместо работы толковой, будем бегать от него по лесам, как зайцы, петлять. Сколько времени потеряем, и эффект неожиданности пропадет.
— Это верно, Иван Кузьмич, — поддержала его Белозерцева, — вполне разумно. Ну, пока ждем, расскажите, Иван Кузьмич, как воюете? — спросила она Савельева с улыбкой.
