На следующий день я повез Хартенсена на доклад к обергруппенфюреру Айке. Встреча офицеров состоялась у входа в штаб, на улице. Обергруппенфюрер устроил разнос своему подчиненному. До моих ушей неоднократно доносилось: «Не способен! Ни на что не годен!»
Не мне судить о способностях «моего» штурмбаннфюрера, однако крутизна берегов Ловати, по-моему, от них не зависела. Крутой берег был не чем иным, как продолжением границ «котла», поэтому русские и не направили сюда крупных сил. В любом случае, в связи с возрастом Хартенсена признали негодным к фронтовой службе и отправили самолетом из «котла» в тыл. Меня вернули в мою часть. Когда я представился гауптштурмфюреру Кнёхляйну и доложил об «операции», он заметил:
— Вам очень повезло, спуститься ночью в долину Ловати и подняться из нее. Ее берега населены и, скорее всего, заняты войсками. Днем бы вас точно заметили.
У входа я заметил часть нашей «добычи». После того как она оттаяла, ее распределили между солдатами боевой группы. При голоде ради такой прибавки к рациону стоило и рискнуть.
Вторая половина марта прошла без особых событий. Как-то ночью окруженные внутри «котла» советские десантники ворвались в одну из деревень. Борьба шла за каждый дом с невиданной жестокостью. Если десантники захватывали дом, то выбить их из него было почти невозможно. Немецкие солдаты не могли рассчитывать на подкрепление и были выбиты из деревни. В том бою погиб мой доктор Бутцаль и санитар Ваннер. На следующую ночь молодой обершарфюрер — ветеран Западной кампании — после того, как в боевой группе были убиты все офицеры, принял командование и снова захватил деревню.
Теперь мы жили вместе с водителем Кнёхляйна Кле-еманом, который заодно с удовольствием выполнял обязанности денщика: ходил за едой, разогревал еду, сушил сухари, грел воду для мытья и готовки, стирал белье и штопал носки, короче, заботился обо всем.
— Тебе это не противно? — спросил я его как-то.
— Ну, ты, наверное, еще та задница! Я, например, знаю, что у шефа в провиантском ящике, а ты — нет и он — тоже нет, — ухмыльнулся он. — Пильц (ротный повар) никогда не рискнет выдать только командиру сегодняшние 300 граммов хлеба. Иначе он вылетит с кухни, забудет про тепло у котла и через неделю отморозит себе задницу. Тебе еще многому надо научиться, мой мальчик.
«Мой» доктор Грютте вел себя по-другому. Он сразу понял, что в денщики я не гожусь. Я бы хотел, чтобы он стал командиром роты. Он заботился о подчиненных.
Стало припекать солнце. Началась весна. Пошли слухи, что мы до наступления распутицы должны прорвать кольцо окружения и снова стать частью главной линии фронта. На северо-западе что-то началось. Промерзшая земля вздрагивала от разрывов тяжелых бомб и снарядов в пятидесяти километрах от нас. Удастся ли главным силам сломить ожесточенное сопротивление русских? Четыре лучшие пополненные дивизии с остатками нашей дивизии, оставшимися вне «котла», прорывали кольцо нашей блокады. Тогда дни стояли ясные и теплые, а ночами снова был мороз до 30 градусов. Потом погода резко изменилась. Началась метель, засыпавшая снегом все вокруг.
В связи с тем что давление противника ослабело, удалось установить связь между отдельными опорными пунктами, «Висящие в воздухе» узлы сопротивления были оставлены, создана сплошная линия фронта в окружении.
Как-то я вез раненых с соседнего опорного пункта и стал свидетелем атаки «кофейной мельницы» — бомбардировщика У-2. Я загнал свою машину в сарай и смотрел, как У-2 кружит над деревней, и не поверил своим глазам, когда увидел, как один из летчиков нагнулся, достал бомбу и в тот момент, когда другой убрал газ, сбросил ее за борт. От такого необычного зрелища я улыбнулся. Мы долго ломали голову над тем, почему У-2 перед бомбардировкой почти глушат мотор, для нас это всегда было командой «В укрытие! Ложись!». Летчик-наблюдатель при вибрации и толчках от пропеллера не мог выполнить точные движения и сбросить бомбу.
Через пару секунд У-2 был сбит нашей 20-мм зениткой и пошел на вынужденную. Оба летчика были с дружескими приветствиями извлечены зенитчиками из машины. Они с почетом и уважением относились к пилотам-смертникам этих медленных самолетов.
5 апреля 1942 г., Пасха. Русские после мощной артподготовки атаковали Калиткино. Удастся ли нашим товарищам вызволить нас из окружения? А русские между тем начали наступать и сжимать кольцо.
После артподготовки противник внезапно атаковал нас 16 танками Т-34. Две наши противотанковые пушки были сразу же уничтожены их огнем. Они устремились в деревню. Здесь удалось забросать пять танков бутылками с горючей смесью, подорвать минами и зарядами.
Остальным танкам и пехоте удалось захватить северную часть деревни. Немецкий гарнизон охватила паника — сказалось отсутствие офицеров и младших командиров, солдаты почти бегом отступали в юго-западную часть деревни. Но тут на месте оказался оберштурмфю-рер Рихтер, командир несуществующего взвода штурмовых орудий. Опытный танкист спокойно начал собирать всех отступающих, достал и раздал сигареты, один дым которых внушал уверенность. Для каждого нашелся глоток коньяка из «последнего резерва» оберштурм-фюрера. Всех поделили на группы, вооружили противотанковыми средствами, и под его уверенной командой мы обошли противника с флангов и атаковали. Танковый десант смели с брони огнем из автоматов и пулеметов. Танки оказались довольно неповоротливыми и «слепыми», когда у них закрыты люки. Под гусеницы подкладывали противотанковые мины, на корму бросали бутылки с бензином. Выскакивающие экипажи становились жертвой наших очередей. Только четырем танкам удалось уйти из Калиткино. До наступления темноты мы вновь стали хозяевами деревни. Но и у нас кончились силы. Мы засыпали там, где встали, сели или легли. Ночью я очнулся на грязном полу в избе. Принесли только что подобранных раненых, которым нужно было место. Их положили у теплой печи. Я попытался им чем-то помочь. Откуда-то появилась старая крестьянка в поношенном широком пальто. Она взяла большой чугун, насыпала в него картошки и кусочков жирного мяса с хрящами. Она почувствовала наши жадные взгляды и приглашающе поставила чугун на стол. Каждый получил по деревянной ложке. Вместе со старой женщиной мы опустошили этот чугун.
Сыновья старухи воевали в Красной Армии против нас.
— Война, никс гут, — приговаривала она.
Прежде чем возвращаться в Великое Село, я должен был установить численность гарнизона. Я насчитал только 40 человек. Пути сообщения между опорными пунктами в «котле» снова были свободны. Подъехали санитарные машины, забравшие раненых. Вечером в понедельник пасхальной недели я снова был в своей части.
9 апреля я получил задание заехать в тыл противника и взорвать мост на реке Робья. Мою машину загрузили взрывчаткой, дали маленькую, но тяжелую надувную лодку. Я должен был взять с собой двух добровольцев. В моей избе таких не нашлось. Один пробормотал мне из-под одеяла:
— Мой папа сказал мне, чтобы я никуда добровольцем не объявлялся, на небо ты и так успеешь.
При этом я наверняка знал, что они отказываются не из-за трусости, а из-за того, что просто не хотят вылезать из-под теплых одеял.
Пока я думал, где мне найти друзей по несчастью, отворилась дверь, и зашли два молодых стрелка. Им было, как и мне, по 19 лет, но на фронт они прибыли недавно. Доложили, что хотят принять участие в «операции».
— Вы только посмотрите на этих рвущихся в бой. Только что попали к нам в часть, а уже хотят получить Рыцарский крест, да? — послышались подначки из угла. — Приготовиться к приему боеприпасов и пудинга! И прихватите с собой термосы, а то в Сибири холодно!
Сопровождаемые подобными шутками, мы отправились на задание. Незаметно доехали до реки, спрятали машину в амбаре. Надули лодку и спустились в ней до моста, при этом двое гребли, один с автоматом в руках наблюдал за обстановкой. Охраны на мостах не было. Я поджег шнур, и мы поспешили по снежному насту на берегу назад. Оба моста взлетели на воздух.
Нельзя сказать, что на протяжении всего поиска я чувствовал себя прекрасно. Здесь все решает не храбрость и ум, а скорее везение. Повезет, если незаметно выйдешь из «котла», проплывешь по реке до мостов, у которых не будет охраны. О том, что после взрыва удастся без помех вернуться назад, я и не думал. Около полудня доложил оберштурмфюреру Грютте:
— Задание выполнено, мосты через Робью взорваны.
13 апреля наша боевая группа вышла в район сосредоточения северо-восточнее Калиткино. Была морозная ночь, и все вокруг еще покрыто снегом. Наша задача — прорваться через Рамушево к Ловати. После полугода обороны и борьбы за выживание мы внезапно нанесем удар противнику в спину и попытаемся соединиться с наступающими извне войсками.
