Александр Ильич Мачихин, что называется, всыпал комиссару 4-го отдельного батальона за участие лично в арьергардных стычках с врагом. Присутствовавший при этом начальник особого отдела Б.И. Гриншпун лишь покрякивал одобрительно. Да и сам Михаил Сергеевич не оправдывал свой порыв.
– Заморены люди у нас… Сил у меня побольше, – сипловато говорил Куклин и вдруг оживился: – Какие молодцы у нас, Александр Ильич!.. Ведь ветром шатает, а в атаку идут, как богатыри, видеть надо.
Он шел по болоту, не глядя назад,
Он бога не звал на подмогу,
Он просто работал, как русский солдат…
– Видал, стишки?! – Мачихин круто оборвал Куклина и обернулся к Гриншпуну. – Нет, ты видал героя? Потери командиров слишком велики. Вы поступили преступно! Своей жизнью вы рисковали бездумно! Обезглавить батальон окончательно – сыграть на руку фашисту! Вас убеждать, товарищ Куклин? Или так ясно?..
– Чего яснее!.. А стихи-то в точку, товарищ старший батальонный комиссар. Разрешите отбыть в расположение батальона? – Михаил Сергеевич пытался надеть шапку, но бинт мешал. Мачихин помог ему. Предупредил, уже потише, сдерживая недовольство:
– Смотри, комиссар! Победа нам нужна не любой ценой, а меньшей кровью. Как помогли ребята Никитина?
– Помогли?! – Куклин удивленно глядел на Мачихина. – Хотел бы я посмотреть, какие они из себя!..
– Яснее, комиссар! – насторожился Гриншпун.
Выслушав Михаила Сергеевича, военком спросил:
– Комбригу доложили? Сделайте поскорее. И Латыпова предупредите. – Мачихин нахмурился, прикурил трубку. – Не похоже на Никитина. Серьезный коммунист… Возможно, им помешали немцы выйти на боевой рубеж… Идите, товарищ Куклин!
* * *«Когда шел бой за Меглино, в марте 1942 года, числа не помню, во второй половине месяца, то было много наших раненых. – Это из рассказа Николая Васильевича Казакова, бывшего десантника, участвовавшего в лыжном рейде по тылам немцев, теперешнего бригадира в совхозе деревни Зоновы. – Ребят подбирали и на волокушах оттаскивали в лес на поляну, куда должен был приземлиться самолет. Это, как говорили, где-то на Масловских болотах…
Отошли мы от Меглина километров пять и задневали. Под вечер старший лейтенант Н.А. Оборони, наш начальник штаба, послал меня на разведку: «Вот тебе, Казаков, азимут, узнай судьбу раненых. Охрана там установлена, но мало ли что… Товарищи там наши».
С осторожностью двигался по лесу. «Кукушки» врага караулили нас на перекрестках дорог и на просеках. На краю леса, у самой, надо полагать, поляны, огляделся как следует. Лыжней много. Деревца сломаны. Признал вроде место. Услышал глухую стрельбу и стоны. Захолонуло мое сердце: «Раненые товарищи!» Со всех ног бросился на звуки. Скрытно приблизился. Человек восемь немцев в белых халатах прижали к зарослям раненых, стреляют на выбор. Как мясники какие!.. Ударил я из автомата. Они не ожидали нападения с тыла, и пятеро упали замертво. Остальные побежали.
Рыжие головы и лыжи с боков оббитые – финны.
Жутко было ходить по поляне. Наше охранение враг, надо думать, застал врасплох – побил всех. У многих раненых были отрублены головы. Несколько человек валялись без сознания. Как мог, попытался помочь ребятам. Забыть ту поляну до сегодня нет сил!..
Уцелевших товарищей мы вывезли на волокушах, а когда возвращались на стоянку, то устроили засаду на лесной дороге. На ней, как говорили, разведчики Пархаева встречали обозы фашистов. На наше счастье – тянутся! Злости накопилось – на десятерых у каждого! Грохнули залпом – дым коромыслом. Не уцелел ни один фриц. Захватили две лошадки – вот уж шашлыком побаловались! Санитарный инструктор Риз Фамиев давал глауберову соль из своих лекарственных запасов – совсем наслаждение после голодухи…»
* * *Из доклада начальнику штаба 34-й армии:
«…Ночью 27 марта 1942 года выступили с целью атаковать Меглино. На дороге Игожево – Ермаково неожиданно попали под кинжальный огонь двух немецких танков, и переход сорвался. Отдельные группы и взводы откатились к болоту Гладкое…
Комбриг-204 Г.З. Гринев».
* * *– После боев за Меглино и Старое Тарасово наша рота возвращалась в район севернее Ермакова, на болото, кажется, Гладкое, на вторую стоянку бригады. Шли очень трудно: опять не было продуктов суток пять. Где что урвем – вся еда. Ребята почернели – тут и весенний загар, и копоть костров, и голод. Исхудали донельзя. Думалось: в чем душа теплится!.. – Бывший десантник Петр Максимович Черепов глубоко вздохнул, долго молчал. Складки времени бороздами лежали на его открытом лице. – Да еще на волокушах мы, раненые. После случая с финнами нас не оставляли. Комиссара М.С. Куклина тащили на стропах парашютных двое сильных десантников, лыжами он управлял сам. У него было два ранения, но комиссар оставался в строю и командовал батальоном…
Днем было очень тепло, и снег, как мокрая кашица. Тут в пору плыть, а не ходить на лыжах.
И в ночь уходили мужчины
С коротким приказом: вперед!
Николай Тихонов
Группа десантников Красной Армии, проникшая через линию фронта внутрь Демянского котла, была в районе южнее озера Ильмень как бельмо в глазу у командования немецкими войсками. Чтобы следить за ее передвижением, фашисты постоянно держали в воздухе несколько самолетов, а на просеках и дорогах – группы поиска, патрульные машины.
Парашютисты, партизаны, морские пехотинцы этой зоны, не щадя молодых жизней, громили захватчиков. В переписке Гитлера с итальянским дуче Муссолини есть строки: «Дивизия «Мертвая голова» в 20 тысяч человек сражалась с начала войны в России. Вышла южнее Петербурга (немцы так именовали Ленинград. – М. Т.), переброшена в район Ильменя. Зимой 1941/42 года вместе с другими войсками была окружена под Демянском. После боев в Демянском котле от 20 тысяч уцелело 170 человек…»
Советскими воинами здесь владела одна мысль: истребленные в приильменских лесах и болотах оккупанты не попадут под Харьков, не будут сдавливать горло Ленинграду, не поспеют в заснеженные поля Подмосковья. На крови, пролитой ими в демянских пущах, вырастала наша Победа сорок пятого. Уже в марте – апреле 1942-го ковалась. Много позднее поэт Владимир Шостко об этом скажет такими словами:
Мы не знали,
Что у Победы,
Как у песни,
Всегда есть тот,
Кем начало ее пропето,
А не только – кто допоет.
«Сейчас все прошлое осмысливаешь иначе, чем виделось оно тогда, в пору молодости. Многое представляется более реально. Ведь за плечами – долгие военные годы, груз опыта у каждого бывшего фронтовика, – пишет из Москвы Наталья Владимировна Малышева, бывшая разведчица 3-й Московской коммунистической дивизии народного ополчения. – Тогда я была восемнадцатилетней девчонкой и все воспринимала по-другому. Сейчас я понимаю: десантники шли на свое задание с восторгом патриотов. Тогда такое было нормой поведения молодежи. Ребята сделали все, что могли. И сверх возможного. Но тревожились: должны были сделать крепче, больше, скорее!.. Такой же настрой молодых сердец был и у москвичей-ополченцев.
Наша 130-я стрелковая дивизия (бывшая 3-я Московская коммунистическая) вела тяжелые бои на южной оконечности котла, где намечался выход десантной группы Тарасова. В районе сел и деревушек Черная, Бель, Ожееды, Дягилево и Великуши действовали москвичи. В Новой Руссе дислоцировался наш 528-й стрелковый полк. Отсюда посылались лыжные группы для встречи парашютистов».
Но одни десантники не в силах были решить судьбу 16-й немецко-фашистской армии под Демянском. «Слабые удары советских войск и медленные темпы наступления давали возможность немецкому командованию перегруппировать силы и сдерживать наше наступление, – отмечается в «Истории Великой Отечественной войны». – 20 марта противник контратаковал наши части в направлении Рамушева, а в первой половине апреля нанес встречный удар из района Демянска».
Именно на острие этого встречного удара фашиста поднялись живой стеной цепи десантников и морской пехоты, а ведь это в стороне от района боевых переходов МВДБ-1 и 204-й ВДБ, которые в этот период ломали сопротивление неприятельских гарнизонов внутри котла.
В начале лыжного рейда по тылам 16-й немецко-фашистской армии десантники передвигались в густых, непроглядных чащах среди трясин, в полной темноте. Преодолевая укрепленную полосу на реке Поломети, они испытывали себя в необычайной обстановке. С жестким, порой жестоким экзаменом справлялись не все – отрывались от рот, батальонов, оказывались в одиночестве и самостоятельно досрочно возвращались в Выползово, на прежнюю базу МВДБ-1. Там же находили пристанище одиночки из 204-й ВДБ и 2-й МВДБ. Когда под Старой Руссой бои приняли нежелательный для нас оборот, из этих парашютистов сколотили сводную роту воздушно-десантных войск и ускоренным маршем перебросили на рубежи атаки фашистов.
