Нам остается благодарить судьбу за то, что у советских солдат нет тяжелого оружия, иначе мы бы так легко не отделались. Мы смогли отступить с минимальными потерями, у нас всего несколько легко раненных, в их числе и я. Меня рикошетом ранило ниже колена. Это даже скорее не рана, а царапина. Проблем она у меня не вызвала, на следующей же остановке я залепил ее пластырем.
Хотя мы на несколько часов потеряли из вида остальные машины, нам удалось переехать по мосту на другой берег реки Еланец. Там мы встречаемся с другой боевой частью, в которой оказалось много солдат из нашего подразделения. Один офицер пытается организовать контратаку, чтобы сдержать наступающего противника. Это нам удается, и мы на короткое время отбрасываем врага. В одной из заново освобожденных деревень я беру у мертвого советского офицера автомат немецкого производства и несколько обойм. На его руке я замечаю две пары немецких часов.
В деревне мы снова находим свидетельства зверств, творимых советскими солдатами в отношении своих соотечественников. Проклятая война! В чем же виноваты перед ней женщины и дети? Я думаю о Кате из Днепровки, вспоминаю ее заклинания, мольбу о скором конце войны. Война капут. Как часто она и другие женщины молили об этом! Теперь, если части Красной Армии войдут в Катину деревню, ее наверняка ждет смерть. Ненависть к тем, кто жил на оккупированных территориях, носит зверский характер, она неистребима и настолько вошла в плоть и кровь красноармейцев, что они начинают убивать свой собственный народ.
И при этом большевики пишут в сбрасываемых нам листовках, что будут хорошо обращаться с нами, если мы добровольно сдадимся в плен!
Через несколько дней мы выйдем к берегу Буга. Это нечто вроде места сбора наших отступающих частей. Нам сообщают, что сильная группировка вермахта остановит и надолго задержит здесь неприятеля. Но прежде чем мы доберемся до этой реки, нам придется пережить несколько опасных дней. Наша часть сильно разбросана под мощным натиском наступающих советских войск. Испытываемые нами тяготы усугубляются проливным дождем, превращающим дороги и поля в настоящее болото, в котором вязнут и люди, и техника. Мы медленно бредем вперед, держась за борта конных подвод. Натянутый на них сверху брезент оглушительно хлопает на ледяном восточном ветру, совсем как парус. Зрелище малоприглядное.
Повозки, запряженные упрямыми и выносливыми местными лошадьми, — единственное средство передвижения для наших войск в настоящих условиях. Замерзшие, усталые и голодные как волки, мы, наконец, добираемся до сборного пункта на берегу Буга. Наша часть уже переброшена из Вознесенска в Кантакусенку, на западный берег Буга, где находится еще один сборный пункт. Здесь мы узнаем, что наша часть уже почти полностью перевезена на «юнкерсах» в Кишинев. Мы с Отто проводим в Кантакусенкетри дня, приводим себя в порядок и снова до известной степени ощущаем себя людьми. Затем, когда начальство решает, что все отбившиеся от своих частей солдаты прибыли на сборный пункт, нас на старом «юнкерсе», в котором нет сидений, перевозят в Кишинев, где уже находится наш эскадрон. Хотя я уже совершал полеты на планере — это было в Зенсбурге в Восточной Пруссии, — это мой первый полет на моторном самолете. Следует признаться, что я получаю огромное удовольствие от этого полета и не в последнюю очередь при мысли о том, что мы, наконец, покидаем Россию!
Глава 12
СМЕРТЕЛЬНОЕ ИНТЕРМЕЦЦО
По сравнению с грязью и убогими деревнями России город Кишинев похож на шкатулку с драгоценностями. В нем даже есть нечто европейское. Сегодня 27 марта. Говорят, что Красная Армия уже перешла реку Прут и ступила на землю Молдавии. В Кишиневе уже нет подразделений связи, так что на его улицах теперь можно встретить только солдат из немецких и румынских фронтовых частей. Весеннее солнце пока еще лишь пробует свои силы, позволяя нам несколько дней наслаждаться относительным теплом. Почти ежедневно нам выдают вкусное золотистое румынское вино. После нескольких недель кошмара, который мы испытали при отступлении к Бугу, чувствуем, как к нам возвращаются силы и хорошее настроение, даря надежду на лучшее будущее.
Однако это продолжается недолго. Противник, продвижение которого тоже сильно затрудняется бездорожьем, пустил вперед танки и тяжелое вооружение, прорвал румынский фронт на участке Яссы — Роман и занял важные железнодорожные узлы между Кишиневом и Яссами. Мы получаем приказ отбить их у врага, и выполняем поставленную задачу при поддержке панцергренадерского полка «Гросс Дойчланд». Это не часть войск СС, носившая такое же название, а другая, хорошо снаряженная боевая часть вермахта, по соседству с которой нам часто приходилось воевать и раньше.
В эти дни я снова был ранен в ногу, но мне удалось несколько дней отдохнуть в тылу. У Вольдемара и Густава Коллера тоже возникают проблемы. В результате предыдущего ранения в ногу Густав не может бегать и поэтому вынужден оставаться в обозе. С того времени как мы перебрались в Румынию, его и Вариаса назначили в наше пулеметное отделение. Тем временем наши обозы переводят в Яссы, город с населением в 100 тысяч человек.
1 апреля. Нашу часть снова используют в боях с подразделениями Красной Армии, прорвавшими линию обороны румынских войск. Бои идут в районе Горлешти. Я все еще нахожусь в тылу и радуюсь, что пока могу немного побыть вдали от передовой. Погода ухудшается. Утром идет дождь, днем он сменяется сильной метелью, подобные которой я видел лишь в 1942 году в России. Очень быстро все вокруг завалено снегом, и дороги становятся непроходимыми. Оружие настолько замерзает, что нам приходится на какое-то время отложить контратаку.
6 апреля. Снежная буря бушевала три дня, и только сегодня мои товарищи смогли вернуться в тыл. Им пришлось пережить нелегкое время.
7-14 апреля. Враг находится всего в четырех километрах от Ясс. Он снова прорвал линию обороны румынских войск силами танков и пехоты и теперь стремительно продвигается к этому городу. В то время как наша часть охраняет позиции на северном фланге, 26-й полк и несколько танковых батальонов наступают на противника. Наше подразделение перебрасывают на этот участок фронта чуть позже, и на нас тут же обрушивается целая орда советских бомбардировщиков. В следующие дни мы участвуем в тяжелых боях и стараемся отсекать отдельные отряды Красной Армии от основной массы атакующих войск. В результате враг вынужден замедлить наступление. В праздник Пасхи мы врываемся в траншеи, удерживаемые советскими солдатами, и заставляем их отступить обратно на север.
15 апреля. Румынам удается вернуться на свои прежние позиции. Мы не устаем удивляться тому, что румынские офицеры идут в бой картинно, как на параде, они одеты в нарядные, тщательно отглаженные мундиры. Когда у меня возникает возможность поговорить с румынским солдатом, родившимся в районе Баната, который неплохо говорит по-немецки, я узнаю от него, что их офицеры часто покидают позиции по ночам. Они ездят в Яссы, чтобы «поразвлечься с женщинами». Именно этим, по моему мнению, и объясняется то, почему румыны независимо от силы вражеского наступления покидают свои позиции и отправляются в «самоволку». Между офицерами и солдатами румынской армии существуют отношения, которые просто не укладываются у меня в голове. Офицеры относятся к своим подчиненным, как к рабам. Я нередко видел, как они избивали рядовых и всячески унижали их. Это настоящее Средневековье. Кстати, подобные нравы я наблюдал и в венгерской армии. Однажды, когда мы в Яссах занимали позиции рядом с румынскими частями, то часто слышали по ночам звуки оргий, которые устраивали офицеры союзной армии. Когда нам это надоедало, мы «мило» шутили — стреляли в воздух из винтовок или взрывали пару гранат, чтобы попугать их. Мы заходились в безумном хохоте, наблюдая за тем, как пьяные полуодетые офицеры-союзники бестолково бегают по траншеям.
18-22 апреля. Вольдемар Крекель и Густав Коллер рекомендованы к представлению на звание унтер-офицеров. Я помогаю подготовить требуемые для этого документы. В нашем эскадроне все знают, что у меня нет желания становиться младшим командиром. Я никогда не объяснял этого моим товарищам, потому что не хочу, чтобы меня неправильно поняли или не стали обвинять в том, будто я уклоняюсь от ответственности. Мне кажется, что я стал умелым солдатом и научился, как я всегда надеялся, неплохо обращаться с пулеметом. Я считаю, что принесу больше пользы моей части в качестве простого пулеметчика. Но я ни от кого не скрываю тот факт, что без пулемета я как будто чувствую себя голым. Я участвовал в жестоких боях и то, что мне посчастливилось остаться в живых, объясняю божьим благословением, а также тем, что, на мое счастье, в нужную минуту у меня всегда под рукой оказывался мой верный пулемет, от которого зависит моя безопасность. Я также горжусь тем, что вместе с Фрицем Хаманном являюсь последним «первым пулеметчиком» нашего эскадрона, выжившим после кровавых сражений сентября 1943 года и последующих боев и не получившим серьезных ранений. Благодаря нашему скромному вкладу в общее дело, эскадрон все еще остается успешным и боеспособным подразделением.
