Ознакомительная версия.
Как-то в детстве я поел волчьих ягод. Их много было в то жаркое лето в Элитала. Городской ребенок! Старик, лагерный дровосек, прибежал в медпункт с чашкой растопленного курдючного сала. Зажал мне нос черными жесткими пальцами и влил горячий, пахучий жир в мой пенящийся рот.
«Не отвлекайся, шахид! Там реки…»
«Там реки из воды непортящейся
И реки из молока, вкус которого не меняется,
И реки из вина, приятного для пьющих,
И реки меду очищенного».
Я не люблю мед! Один дурак в детстве убедил меня в том, что мед – это пчелиное дерьмо. Может быть, очищенный, другой? И вино, конечно, другое! Баптисты тоже не пьют вина. А когда им говорят, сам Христос из воды сделал вино, то отвечают: дайте нам именно этого вина, и мы будем его пить! Другое, конечно, все другое. Где я об этом слышал? Нет, это про рай христиан, если он есть. Это в нем нет ни мужчин, ни женщин! Глупость какая-то.
«Так! Прекрати словоблудие! Пой! Еще раз попробуй только запнуться. Подвешу здесь лет на пятьсот. И без тебя забот хватает. И! Ешьте…»
«Ешьте и пейте во здравие за то, что совершали
Возлежа на ложах, расставленных рядами.
И мы сочетаем их с черноглазыми, большеокими.
Они передают одни другим кубок,
Нет пустословья там и побуждения к греху.
И обходят их юноши,
Точно они сокровенный жемчуг».
Вера – слаще очевидного. Предвкушение – вкушения. Намерения – деяния. Благодарю тебя, Господи!
«Эй, Макди, не перегрейся. Ты лучше скажи: в этот рай поверил? Не смущают сады, девицы, плоды? Земное ведь все! Вино, ложа, мальчики вечно юные, кхе-кхе? Или вечная девственность возбуждает? Ну, не вспыхивай! С целкой, сам знаешь, возни много, а удовольствие только от сознания, что ты первый! Кровь, боль, а? Ты же не садист? Нет, ты представь: захотелось еще раз, у воды текучей, тут же, а она опять девственница?»
Не надо отвечать. Не надо с ним спорить. Что дальше? Интересно, какой у него бесцветный голос.
«Повидай с мое – поблекнешь! Еще я на вас эмоции не тратил. Косяком пошли, герои! Пока я с тобой тут стихи читаю, еще сотня таких, как ты, за дверями, тупо соображают, куда попали».
Молчать. Мозгом молчать. Не дать себя запутать. Мысленно метнуть в него большой камень, прямо в голову! Вот так! Теперь посмотрим, что дальше. Господи, не дай потерять разум!
«Э-э-м-м! Попал, попал! Спасибо, сынок. Готов, уже готов».
К чему? Что он еще придумал?
«К тому, что заслужил. К жизни почти вечной, по вашим меркам, а? Смущает это «почти». Я вот тоже никак не могу взять в толк бесконечность, к примеру. Если, значит, от нее взять самое малое, то и оно бесконечно и вездесуще тоже, так? Чувствуешь подвох? Это не я придумал. А если самое большое, то его вроде и нет, поскольку врать себе – это грех похуже содомского. Ну, не раздувайся! Один раз не в счет. Было – так было. А кто мне не враг? Плохо живу. Сначала зад мой старый лижут, а потом проклинают. Отцу моему на меня жалуются».
Что он несет? Кто его отец?
«Плохо ты учился, Макди».
Какой ледяной голос.
«Властью, мне данной, растворишься в сознании тех, кто оказался на пути в твой райский сад. Потом скажешь, нужен ли тебе рай. И конопля там не растет. Минус двести, какие плоды и вино? Просто есть приказ: хранить ваше тухлое сознание до какого-то там времени, если оно раньше не кончится. Ты же выполняешь приказы? Молодец! За это позволю тебе поделиться со мной впечатлениями о жизни в чужой жизни, да при своей памяти.
Кто тебе обещал райскую жизнь? Какое вечное блаженство? Вечно сыт? Вечно истекаешь семенем? Бо-ог? Он – свет, и потому я не могу видеть его. Ты тоже не можешь видеть лицо Бога Живого. Я – существо, и ты материален. Я – хозяин вещей. Вещи лживы. И дух твой – вещь. Воплотить, воскресить, вселить – мое право. Бог может меня уничтожить, но зачем? Я им создан. По вашим меркам – я всесилен, но так же, как и вы, глуп. Я, например, не знаю, зачем вы и я нужны Богу? Зачем ему этот мир вещей. Однако ты мне причинил много беспокойства. Куда я дену столько, не вкусивших пути? Тесновато для моей гостиницы…
…приговаривается к пяти существованиям в чужих телах, чувствах и желаниях. И пять раз должен умереть чужой смертью».
Пять? Есть мера – значит, есть душа и Бог.
«Есть, но тебе от этого не легче. Вера еще не путь к спасению. И я верую, но где оно?»
Он лжет! Три. Пять дней! Девять? Сорок? Числа, в них загадка?
«А ты – конформист! Пять – это не дни, это сколько ты уложил своим поясом, храбрый портняжка-говняшка! А? Это какой фетвой оправдать? Понимаю, тяжело… А кому сейчас легко? Успокойся, если так легко божьи дети обращаются в прах, то, возможно, это нелюбимые дети? Или это ты сам решил за Создателя, кому жить, кому умирать? Иди, иди. Спускайся, там еще есть на что посмотреть. Скажем, на собственный член. Прилип, родимый, к стене. Все. Иди. Минуту дам на подготовку. Сам посмотришь, в кого вселиться. А нет, так засуну поглубже в гейскую жопу, для начала. Слышишь? Только для начала. А потом еще и еще».
Молчать. Молчать. Пусть он есть, и я в его власти сейчас. Только бы не моим сознанием были рождены его мерзкие слова.
«Макди, не пугай меня, ты же не параноик! Нормальный шизоид. Что человек может измыслить сам? Ныряй!»
Слепящий сгусток прожег веки.
Черт, как стучит сердце. Что здесь было? Запах бойни. При чем тут Чикаго? Так несло от мясокомбината, там рыба хорошо клевала. Гарь. Режет глаза. Бурые лепешки на стенах. Провода, мусор, битое стекло. Едкий дым. Не слушать крик! Ребенок – это плохо. У старика торчит розовая кость из груди. Что ты здесь делал, в этих подземных бутиках? На стенке? Будь ты проклят! Там сотни ошметков. Почему я не могу закрыть глаза. Он будто вырезал мои веки. Сколько крови. А эта женщина еще жива? Ее не было рядом. Я не помню ее!
А кого я помню? Последнее – бронзовая ручка на зеркальном стекле.
Но я, Господи, я шел по светящейся тропе. Зачем ты меня вернул сюда? Тьма сильнее тебя? Нет, он сказал, что выполняет Твою волю. Он лжет!
Я не могу отвести взгляда от красной груды. Вокруг темнеет большое пятно и розовый ком дергается в раскинутых длинных, золотистых ногах? Запах, мерзкий запах. Проклятая розовая эссенция, услада жирных, грязных потаскух…
«Не буянь, малыш. Хочется на свет? Потерпи, все готово для тебя. Мы будем жить хорошо, мой волчонок. Ох, какой удар! Взыграл, когда проходила мимо? Мимо чего, кого? Постоять немного. Всякая дрянь лезет в голову. Опять этот страх? Или что-то другое? Немного постоять. Нет, не здесь, дальше. Странный тип: глаза прикрыл, раскачивается, алкаш, обкуренный? Одет нормально. Подальше надо, мало ли что в голову взбредет. Говорят, есть такие извращенцы, нападают на беременных. И чем больше живот, тем лучше. Глупости! А в Косово? Или где там, в Сербии? В чем их кайф: вспороть живот беременной? Месть? Ну, можно просто убить. Дура, зачем смотрела этот диск! Ладно, и без того повидала, как гробы из роддома выносили. Но там – стихия. Дрогнула земля – не дрогнули люди! Лихо сказано! Как же, не дрогнешь, если заживо, под бетонной плитой, а ночью минус пятнадцать. Сибирь армянская! Хорошо, здесь не горы. Все. Дышу глубоко, ровно. Не надо было под землю. Глупости, что там, наверху, спокойней? Ладно, месяц еще покатаюсь – потом все. Не в роддом же на тачке? Господи, ну откуда эта дрожь. Все же нормально. Застрахерьте меня от страха! Вот сейчас зайду в этот джинсовый рай, и все придет в норму. И цены меня не испугают. Да ничего я, по сути, и не боялась. Крыша есть, спасибо матери с отцом, царствие им небесное. Деньги есть. Конечно, бабки этого депутата-спермодата, но не пахнут! А вот от него воняло до рвоты. Ему уж точно никакого царствия не будет, прости, Господи. Туда ведь не берут депутатов? Да ладно, он здесь кучеряво жил. И не жадный. Но козел! Все богатые – козлы. И не хера ждать благодарностей им за свои бабки. Они-то это хорошо понимают. А кто дал, тот и взял! А папочкой твоим я найду кого объявить. Вон сколько обалденных парней гибнет, секиля не пощупав… А пока – застрахуйте меня от хера. Ну, не ври себе, никто же не слышит. А какое дело до этих глупостей? Иногда хочу. Но пока ты во мне, малыш, не могу, не желаю. Ничего, двумя пальцами справляюсь, если уж совсем накатит. А потом по выбору, по вкусу. Нынче черных кобелей – море. Они позлее пегих. Странно, точно гвоздь тупой в затылке. А потом выберу по вкусу. Главное: ни от кого не зависеть по мелочам. Машина есть, крыша есть, на няньку, да и на две хватит. Не московские ставки! Ну откуда эта дрожь, ну? Так, боялась поначалу располнеть. Потом села, вспомнила: мать троих нас родила – так на талии едва ли пальцы не смыкала. Бабка сзади до самой смерти пионеркой смотрелась, чулки натягивала с пола. Жрать меньше надо и то, что надо! И все? А что еще, подруженьки? Век бы ваших советов не слушала. Работа – по фигу! Ничего, кроме работы, пять лет не видела. Все советы – на помойку! Крашусь, вожу машину, люблю свое тело. И, кроме него, никого не слушать. А замочек-то мой. Пусть отмычки подбирают. Забавно даже – мать-одиночка, которой никто в помощь не нужен. Коза рогатая, коза бодатая. Что же ты так стучишь, кошуля? Нет, чуть постою и наверх. Что-то нам здесь не нравится. Вроде и не смотрел никто? Или проглядела, какое глазливое сучье вымя? Говорят, эти суеверия грех. Отведи, Господи. Ну, откуда эта тупая игла в голове? Подальше еще от этого джигита. Или молдаванин? Может, и еврей какой? Блямкает губами странно: «А…А…А». Что «А-а»? Приспичило? Спокойно. Глаза оловянные? Ну, у всей Москвы такие. Золотые купола, бронзовые кони и оловянные зенки, особенно у баб, в этих бутиках-ебутиках. Когда-то я цепенела от придурков. Давно…»
Ознакомительная версия.
