Стоя на иссеченной осколками набережной, высшие офицеры штаба фельдмаршала Герда фон Рундштедта во главе с самим престарелым военачальником молча рассматривали поле боя. Тишину нарушали лишь постепенно затихавшие стоны раненого канадского военнослужащего, доносившиеся снизу. Все эти люди были опытными, закаленными в боях ветеранами, вдоволь нанюхавшимися пороха сражений еще со времен Первой мировой войны. И, глядя на то, что было сейчас у них перед глазами, они были все равно ошеломлены масштабами открывшейся трагедии.
Безжалостный огонь немецкой обороны не пощадил никого и ничего — ни военнослужащих, ни техники нападавших. Везде грудами лежали мертвые англичане и канадцы. Вся полоска побережья была усеяна их телами, разбросанными в форме цвета хаки среди остатков разбитых танков, бронемашин и орудий. Все они были навсегда застывшими и неподвижными. Над полем боя царила мертвящая тишина, нарушавшаяся лишь деловитым жужжанием мух, кружившихся над трупами. Налетавшие с моря порывы ветра едва шевелили цветки шиповника, которые некоторые из канадцев успели выдернуть из живых изгородей и воткнуть себе в шлемы, когда всего несколько часов назад спускались вниз к десантным судам, — на которых они надеялись уплыть обратно.
Фельдмаршал Герд фон Рундштедт отвел глаза от этой картины тотального разрушения и произнес усталым голосом очень старого человека:
— Господа, мы не имеем права считать высадку десанта в Дьеппе операцией местного значения. В ней было задействовало слишком много военнослужащих и техники, чтобы это было так.
Жезлом, врученным ему лично Гитлером, фон Рундштедт указал на один из развороченных прямым попаданием танков «Черчилль»:
— Никто не готов пожертвовать двадцатью или даже тридцатью самыми современными своими танками ради операции местного значения.
Со стороны офицеров его штаба послышались голоса, выражающие полное согласие с тем, что только что произнес старый фельдмаршал.
— Как бы то ни было, в наших пропагандистских заявлениях мы обязательно подчеркнем тот факт, что противник предполагал захватить плацдарм в районе Дьеппа, а затем использовать его мощные портовые сооружения и инфраструктуру для того, чтобы обеспечить здесь массированную высадку войск и техники и создать по-настоящему мощную континентальную группировку войск. Мы назовем это неудавшейся попыткой открыть второй фронт. Это ясно, господа?
— Совершенно ясно, ваше высокопревосходительство, — раздались в ответ голоса офицеров штаба.
В течение нескольких мгновений старый фельдмаршал хранил молчание, погрузившись в свои собственные мысли. Взгляд его водянистых глаз упал на группу британских солдат, которые были сражены немецкой очередью в тот момент, когда сами пытались установить на берегу пулемет. Один из покойных британцев так и застыл позади своего пулемета системы «Брен», глядя куда-то вдаль по направлению его ствола. На его лице застыло красноречивое выражение преданности своему долгу солдата, которое сохранялось даже сейчас, когда по его остекленевшим глазам ползали мухи. Рядом с ним в песке вытянулся заряжающий, в скрюченных пальцах которого был по-прежнему зажат магазин. Губы бойца были искривлены мрачной улыбкой, которая придавала ему странный вид триумфатора.
— Это была операция, спланированная и проведенная по-любительски, — сухо прошептал фельдмаршал, обращаясь, по всей видимости, к самому себе. — Можно было подумать, что они с самого начала желали, чтобы она провалилась. — Он невольно вздрогнул.
— Что-то случилось, ваше высокопревосходительство? — с тревогой спросил его адъютант.
— Нет, Гейнц, все нормально. — Фон Рундштедт улыбнулся тонкой улыбкой, и его глаза практически исчезли в сеточке окружавших их морщин. — Наверное, что-то с печенью. Впрочем, это не важно. Но вот что я скажу вам, господа. — Он заговорил громче — так, чтобы его могли услышать все офицеры. — В следующий раз они проведут высадку по-другому. А они обязательно сделают это снова, поверьте мне!
Фон Рундштедт в последний раз поглядел на море. Солнце садилось, словно тонущий крейсер, и багряный отсвет его постепенно погружался в темное море. Не произнося больше ни слова, фельдмаршал повернулся и пошел прочь. Офицеры его штаба, лица которых после его слов приобрели подавленное и озабоченное выражение, поспешили к своим «хорьхам».
* * *
— Все в порядке, — прошептал Шульце, когда мимо него пронесся лимузин со старым фельдмаршалом и побережье вновь стало пустынным, — он уехал, Матц.
Роттенфюрер, лицо которого было по-прежнему в потеках пота и разводах грязи после недавно закончившегося боя, хромая, вышел из-под дерева, в тени которого до сих пор прятался, и приблизился к своему приятелю.
— Кто это был?
— Полагаю, это был фон Рундштедт.
— У него было такое лицо, как будто он сорок дней под дождем провел, — покачал головой Матц. — Можно было подумать, что он совершенно несчастлив. А ведь он только что одержал очередную победу. И еще больше увеличил свои шансы на то, что его имя войдет в историю.
Шульце пожал плечами:
— Ты называешь это победой? — Он выразительно махнул рукой в сторону побережья, где вперемежку валялись груды искореженной техники и человеческих тел.
Матц медленно кивнул. Даже на него произвел впечатление вид гор трупов тысяч британцев, возвышавшихся на французском побережье в районе Дьеппа.
Наконец он посмотрел на Шульце:
— Ну что ж, приятель, давай примемся за работу.
Тот кивнул. В полной тишине они приблизились к брошенной на берегу британской машине снабжения и принялись тщательно обыскивать ее в поисках того, что хотели получить больше всего на свете, — виски.
Мысль обшарить брошенные на побережье британские грузовики снабжения в поисках виски пришла в голову Шульце в тот самый момент, когда очередь Мясника скосила группу британских коммандос, которых возглавлял причудливо выглядевший шотландский офицер в юбке-килте. «Там, где есть хоть один вонючий шотландец, должно быть до хрена вонючего шотландского виски! — возбужденно провозгласил тогда шарфюрер. — И маленький сынок фрау Шульце обязан обыскать его!»
Сейчас, видя перед собой тысячи непогребенных трупов, усеявших пляж, он жалел о своем опрометчивом решении. Однако он уже пообещал Куно фон Доденбургу, что оставшиеся в живых солдаты первой роты, с трудом пережившие те страшные бои, в которых им пришлось участвовать, получат сегодня вечером свою порцию виски, и считал себя обязанным выполнить свое обещание. Но для того, чтобы обеспечить своих товарищей спиртным, они должны были еще и опередить представителей фельджандармерии — этих, по словам Шульце, «вонючих, отвратительных, позорных уродов, стервятников, рыщущих в чужом добре и норовящих первыми наложить на все свои грязные лапы». Фельджандармы являлись их главными конкурентами на ниве мародерства на поле боя.
И сейчас, пока их Pz-IV, ведомый штурманном-баварцем, медленно ехал по параллельной побережью дороге, дожидаясь их возвращения с добычей, Шульце с Матцем неустанно обыскивали брошенные британские грузовики, стараясь при этом не смотреть в тысячи безмолвно глядящих на них глаз мертвецов, на лицах которых необъяснимым образом застыло странное оскорбленное выражение, — точно они были крайне недовольны их бесцеремонным вторжением.
Наконец они обнаружили то, что так долго и упорно искали, — джип-амфибию, на котором виднелась зелено-белая эмблема отдела снабжения британской армии. Ось машины была погнута и изуродована, а мертвый водитель навечно застыл за искореженным рулем. Однако деревянные ящики с виски за его спиной лежали штабелем в полной сохранности.
— Кинжал! — коротко бросил Шульце.
Матц подал ему эсэсовский кинжал.
Шульце подсунул лезвие под край деревянной крышки ящика и резко повернул. Сорвав крышку, он обнаружил ровные ряды бутылок с виски, заботливо уложенных в солому.
— Виски, — прошептал роттенфюрер Матц. Странно, в его голосе не было слышно ноток триумфатора.
Шульце кивнул и пронзительно свистнул. Это был сигнал, предназначавшийся водителю их танка, чтобы тот немедленно сворачивал с дороги к ним. С привычной ловкостью старого докера, привыкшего ворочать в гамбургском порту мешки с цементом, он швырнул один ящик виски Матцу.
Тот тут же затрусил к дожидавшемуся их Pz-IV. Где-то вдалеке послышался тяжелый топот десятков хорошо обутых ног. «Фельджандармы, — пробормотал шарфюрер и взвалил еще пару ящиков себе на плечи. Поспешив вслед за Матцем, он поравнялся с одноногим воякой в тот момент, когда тот уже почти вскарабкался на вершину прибрежного утеса. Где-то рядом, скрытый в тени деревьев, прятался их танк.
Подбежав к Pz-IV, Шульце выдохнул:
— Держи!
