истощенные, они и правда уже падали с ног от усталости, поэтому работа шла медленно.
— Где охрана, немцы где? Сейчас наваляют вам по бокам, забегаете! — Крик становился все сильнее и сильнее.
— В лес отошли, — отвечала старшая коротко, не переставая поднимать и отшвыривать в сторону ветки.
— Нам проехать надо, дуры вы старые! Обход сделать дороги!
Лицо у хиви стало красным. Он снова сапогом ударил одну из женщин, заставляя работать быстрее.
Второй, более флегматичный, остановил его:
— Да ладно, им вон осталось немного. Передохнем, устал уже как собака с ночи об эти шпалы глаза ломать. Немцы-то в лесу, поди, поели да валяются. Чего за этими тетками следить, куда они сбегут, местные же. Одни мы, как дураки, работаем.
Напарник с ним согласился:
— Ладно. — И тут же повернулся к женщинам: — Чтобы через полчаса тут чисто было, коровы старые. А то позову немцев, они вам накостыляют.
Они неспешно достали тряпицы с кусками хлеба, сало и принялись жевать. Несчастные женщины не могли сдержать голодных взглядов, многие из них давно уже позабыли о сытной еде и сейчас то и дело бросали осторожные взгляды на обходчиков. Те же развалились на платформе, жевали и обсуждали слухи, которые вывели их на работу во внеурочное время:
— Бомбить будут Советский, шифровка пришла. Мне Надька рассказала, она же в офицерской столовой прислуживает и понимает, чего они бормочут. Говорю тебе, неспроста весь штаб враз собрался. Поезд непростой, генеральский, с броневагонами подогнали.
Второй парень, сплюнув, зло сказал:
— А нас кто эвакуировать будет? Только свои зады спасают. В поселок возвращаться нельзя. Как нам дальше-то?
Его напарник беспечно махнул рукой:
— Да ты чего боишься, станцию не будут бомбить, только поселок. Мы на железке отсидимся, здесь вон и ветку еще одну запустили. А потом переведут в другое место.
Но второй парень, вдруг побледнев от осознания, что значат все эти изменения, тихо пробормотал:
— Да я про другое. Что потом-то?
Шубин не видел его лица, он не разгибался — поднимал один за другим тяжелые сучья, оттаскивал их в сторону. И все же услышал в голосе хиви страх, оттого что тому стало внезапно понятно — Красная армия приближается, власть Гитлера все слабее, а значит, и те, кто помогал ему, предав свой народ, под ударом. Скоро будет освобождена оккупированная территория, сюда придет Красная армия, и она будет безжалостна по отношению к предателям, которые сотрудничали с фашистами. Впереди у обходчика забрезжил не сытный обед и рейхсмарки за службу вермахту, а расстрел и клеймо изменника. Но изменить свою жизнь он уже не мог, впереди тянулось освобожденное от завалов железнодорожное полотно, пора было ехать и дальше готовить дорогу к проезду поезда со штабом абвера. Он всем телом навалился на ручку, принялся качать ее и шарить глазами по нескончаемой череде шпал. Его тело действовало как обычно, по многолетней привычке, а вот на душе вдруг стало совсем черно, и взгляды женщин, над которыми они насмехались, прожигали спину будто невидимым огнем.
Когда дрезина превратилась в крошечную точку, женщины как по команде повернулись к разведчикам, заговорили на все голоса, завалили их вопросами:
— Когда уже освободят поселок от оккупантов?
— Правда Советский бомбить будут? Здесь же мы живем, куда нам деваться?
— Это что же делается, вы что же, своих будете бомбить?
Шубин успокоил их:
— Тише, прошу вас, тише! Никакой воздушной атаки не будет. Прошу вас, никому не говорите о том, что встретили нас. Спасибо вам за помощь, но сейчас вам лучше отсюда уйти.
Старшая из женской компании повернулась к товаркам:
— Слышали, все рот на замок и никому ни слова. Если разболтаете про разведчиков, то и нас повесят, и их. — Она ткнула пальцем в переодетых военных. — Поймают и в гестапо пытать будут так, что места живого не останется. Сейчас в поселок возвращаемся, и все. Живем дальше как обычно. — Она повернулась к парням: — Одежду себе оставьте, вдруг патруль пойдет, или эти поедут обратно, толстомордые. — Сквозь ее суровый тон вдруг прорвались жалость и сочувствие: — Ребятки, вы уж постарайтесь, прогоните быстрее оккупантов. Который год они гробят нас. Ждем мы Красную армию, ждем, терпим, верим, что наши придут. Вот вы первые и пришли. — Загрубевшая от мозолей ладонь погладила Глеба по плечу. — Как подснежники после зимы, видишь их, и душа радуется. Кончились мучения, скоро жизнь начнется. Давайте, ребятки, не подведите.
— Спасибо за помощь, — от всей души поблагодарил разведчик.
Он был искренне благодарен этим смелым женщинам, что рискнули своими жизнями и помогли им не провалить операцию. Работницы толпой двинулись по узкоколейке, а потом исчезли на неприметной тропинке, шедшей в сторону поселка. Шубин и Зинчук остались одни у железнодорожного полотна. Глеб взялся за наблюдение: зорко смотрел по сторонам, прислушивался к звукам вокруг, встал специально на шпалы, чтобы заранее почувствовать вибрацию металла, если по путям поедет состав или дрезина с патрулем или рабочими.
Павел в это время корпел над зарядами, он вырыл небольшие ямки прямо под рельсами и просунул туда мины. Шесть ямок — шесть зарядов, от каждой протянул веревки до укрытия в кустах и присыпал бечеву сухой листвой, чтобы она не бросилась в глаза машинисту или пассажирам поезда.
Шубин лег на землю и прижал ухо к полосе металла. Так и есть, ему не почудилось. Далекий перестук тяжелых колес вдалеке отдавал по рельсам, словно предупреждая — движется состав, скоро наступит главный этап диверсии.
Тепловоз неспешно тащил за собой тяжелые вагоны, они отличались от обычных дощатых теплушек. Вагоны были добротными, сделанными из металла, с открывающимися окнами, с удобными ступеньками на входе, чтобы пассажиры могли без усилий выходить во время остановок. За стеклами белели накрахмаленные занавески, на столах виднелась красивая посуда, мелькали фигуры в форме с золотистыми погонами. Состав начинали и замыкали вагоны охраны, которую набрали из личного состава СС. Стрелки с черными повязками на рукавах дежурили на крышах, стояли с автоматами наготове на ступенях вагонов, зорко примечали каждую мелочь вокруг, любое движение среди редко растущих деревьев.
Тепловоз выпустил пар и пошел еще медленнее по старой дороге, машинист не сводил взгляда со шпал и сходящихся у горизонта в одну линию рельсов. Старая узкоколейка толком не ремонтировалась уже много лет, и машинист опасался, что где-нибудь могут просесть рельсы под большим весом бронированных вагонов или перекоситься прогнившие шпалы. А отвечать за любое промедление придется ему, и отвечать жизнью, ведь прицеплен к новенькому тепловозу не простой состав. Весь штаб с документами, ординарцами, перинами, богатым провиантом в срочном
