порядке покидает насиженное место в поселке Советском, командование абвера южного плацдарма сейчас за его спиной спит, ест, пьет шнапс в укрепленных вагонах. Потому даже в кабину к машинисту приставили эсэсовца с автоматом, который присматривает, чтобы работник не навредил генералам Гитлера.
Мимо Шубина плавно прокатился тепловоз. Он двигался так медленно, что Глеб успел рассмотреть охрану с оружием в руках, что находилась по углам поезда. На вагонах для охраны ощетинились дула автоматов, ствол пулемета — защита у генеральского поезда готова была отразить любую атаку.
— Еще, еще немного, — отсчитывал про себя метры Павел Зинчук.
Вагон, который ему нужен, он определил сразу: там громко играл граммофон, его звуки перекрывали даже пыхтение тепловоза, они прорывались через толстые стекла окон; в тамбуре дымили офицеры; на стенах вагона раскинулся металлический орел со свастикой — знак особого отличия, по которому на станциях будут сразу понимать, что прибыл спецсостав.
Глеб тоже наблюдал за медленным движением колес. Когда генеральский вагон, украшенный свастикой и орлами, подкатился к его позиции, он с силой рванул веревку, процедив сквозь зубы:
— Остановка на тот свет!
Вместе с ним действовал и Зинчук, он дернул свои веревки, взорвав четыре закладки из мин. Он крик не сдерживал, заорал во все горло:
— Вот вам, вот, фрицы! Сдохните!
Взрывы приподняли вагон с белыми занавесками, на куски разорвали рельсы. Огромный сноп огня и черного дыма поднялся до самого неба, разломил бронированные стены на части как игрушку, раскидал в стороны куски металла, тела немцев, пылающие части внутренностей вагона. Автоматчики метались на своих вагонах, не понимая, куда стрелять, где засел враг. Раненые пассажиры взорванного вагона, которым удалось выбраться из-под обломков, истошно кричали, они были окровавленными и черными от копоти. Соседние вагоны застыли на искореженных путях, один из них сошел с рельсов и опрокинулся набок. Из-под завалов пытались выползти младшие офицерские чины. Кругом царил хаос, слух резали отчаянные крики о помощи; костер от взрыва вздымался все выше, трещал, закручивался черными вихрями. Черное облако постепенно начало опадать, ошметки тел, фрагменты вещей, куски поезда, будто кроваво-черное одеяло, усеяли насыпь. Пассажиры и охранники метались в растерянности вдоль поезда, не понимая, что произошло. Кто-то растерянно задирал голову в небо, пытаясь найти в черной дымке бомбардировщиков, кто-то в ужасе уже бежал по лесу с корзинами и чемоданами в руках, чтобы не стать жертвой новых взрывов. Главная цель — бронированный вагон и его пассажиры — были уничтожены взрывом или погибли от пламени внутри железной коробки, поэтому задание было выполнено.
Глеб прошептал напарнику:
— Пора уходить, а то скоро опомнятся и будут прочесывать лес.
Он повернул голову и осекся. Его младшего товарища не было рядом. Глеб взглядом окинул все пространство вдоль насыпи и наконец заметил черную бесформенную фигуру в женском платье. Она застыла над бумагами, которые вывалились из развороченных ящиков канцелярии. Павел лихорадочно перебирал листы в поисках нужных списков.
— Зинчук, назад. Отставить! — пробормотал командир, прекрасно понимая, что ефрейтор его не слышит.
Но своевольный Пашка поступил, как обычно, по-своему: пользуясь общей суматохой, кинулся искать списки вывезенных из СССР детей, чтобы разыскать сведения о сестре. Вдруг один из охранников на крыше тоже заметил странную женщину и направил на нее дуло автомата:
— Stehen! [4]
Зинчук вскочил с кипой папок, прижатой к груди, метнулся к кустам. Следом за ним бросились несколько охранников. Парень почти ушел от них, но тут слишком длинная юбка съехала вниз, и Пашка запутался в подоле. Он упал на колени, все так же не отпуская бумаг, рывком вытащил пистолет:
— Zuruck! [5] — и выстрелом на секунду остановил охранников.
Но тут же один из них вскинул автомат. Во взгляде парня мелькнул страх — все, конец.
— Zuruck! Waffe fallenlassen! [6] — снова прозвучал приказ, но теперь уже его выкрикнул Шубин.
За мгновение он принял решение, как только увидел, как лицо охранника вытянулось от удивления из-за странной женщины на платформе. Разведчик в два прыжка преодолел расстояние до развороченного вагона, оттолкнул в сторону офицера, хлопотавшего вокруг окровавленного пухлого старика. У того лысина и мундир были залиты кровью, но, несмотря на это, капитан рассмотрел генеральские погоны высокого чина. Он приставил пистолет к лысине, окруженной седым пушком, закричал как можно громче:
— Alle Waffe auf Boden! [7] — Он вдавил дуло пистолета в затылок старика так, что у того на коже появилось багровое пятно. — Sag es ihnen oder stirbst! Alle auf Boden liegen, Waffe auf Boden! [8]
Старик закряхтел, но выкрикнул визгливым голосом:
— Nicht bewegen, nicht schießen, alle auf den Boden. Waffen weg! [9]
Дисциплинированные гитлеровцы, привыкшие беспрекословно подчиняться приказам командира, опустили автоматы и легли на землю. Шубин начал пятиться к лесу, прикрываясь старым генералом будто щитом. Тот недовольно выкрикнул на немецком:
— Отпусти, я прикажу, и тебя не тронут. Я обещаю, тебе сохранят жизнь. Я даю слово. Отпусти меня, тебя наградят и оставят в живых.
— Да, я согласен. — От веса грузного тела Глеб задыхался даже при медленной ходьбе, он почти тащил старика на себе. — Мы сейчас дойдем до леса и договоримся обо всем. А пока никто не должен стрелять. Оружие на землю.
За спиной раздался сухой щелчок, один из охранников вскинул автомат. Старикашка испуганно завертел головой:
— Идиоты, не шевелитесь! Не стрелять! Убрать оружие!
Эсэсовцы подчинились. Зинчук, мгновенно сориентировавшись, подхватил оружие и отскочил в сторону за деревья.
— Уходим! — выкрикнул ему Глеб.
Он потянул старого генерала за собой, тот спотыкался, нелепо взмахивал короткими ножками. Но разведчики не обращали внимания на его мучения, будто куклу, Шубин тащил его за собой.
— «Языка» приведем, товарищ капитан?! — на бегу спросил Пашка.
Но в ответ командир яростно рявкнул:
— Заткнись! — Он вдруг отшвырнул пухлую фигуру заложника в сторону. — Бежим, теперь бежим! Сейчас начнется!
И оказался прав: эсэсовцы, придя в себя после неожиданного появления разведчиков, кинулись в погоню. Теперь, когда живой щит помог им выбраться из-под дул автоматов, оставалось надеяться только на собственную резвость.
Глеб бежал со всех ног, не обращая внимания на ветки и сучки, которые рвали на нем одежду, били по лицу. Рядом шумно дышал Пашка. Парень задыхался, бежать ему было неудобно, но он так и не выпустил из рук папку с крупной надписью: «Kinder» [10]. Они петляли между деревьями, казалось, что от быстрого бега сейчас лопнет грудь. А в голове стучала лишь одна мысль — быстрее, быстрее! Вдалеке начиналась охота за ними: звучали выстрелы, крики эсэсовцев, которые бросились прочесывать лес.
