Верк мгновенно изменил тактику и, казалось бы, преобразился сам. Изображая прилив радости и восхищения, потирая от удовольствия руки, он воскликнул:
— Вы правы, оберштурмфюрер! Вы, возможно, даже сами не представляете, как вы глубоко правы и как искренне я признателен вам. Я полностью разделяю ваше мнение по поводу всяких там эмоций, которые могут только отвлечь нас от нашей задачи и выполнения нашего долга и даже... на какое-то мгновение могут расслабить нашу волю. Не так ли?
Гауптман великолепно самортизировал, смягчил нанесенный ему удар. Пойми его: смеется сквозь льстивые слова или говорит искренне. Во всяком случае, придраться не к чему.
— Полностью согласен! — Радостно сияя глазами, Верк аппетитно облизал свои полные, сочные губы, словно только что проглотил какое-то лакомство, и сразу же перешел в наступление. — Поэтому, дорогой оберштурмфюрер, не будем тратить времени попусту и приступим... Дело-то особой, чрезвычайной важности, уверяю вас. Вы видели эшелон... Прекрасно! События намного опередили наши планы. Предполагалось — я имею официальное предписание, — что первая партия предназначенных для ремонта машин прибудет через месяц. Они прибыли сегодня! И не десять машин, а двадцать семь! Это не все, дорогой оберштурмфюрер. Возникла еще одна сложность: военный завод прислал в мое распоряжение только восемь мастеров. Меня предупредили — больше не дадут!
Верк не сокрушался, не возмущался по поводу создавшегося положения, а преподносил его в своей обычной полушутливой манере, как будто бы речь шла о каком-то забавном казусе.
— Действительно, — с притворным сочувствием произнес Брюгель. — Что же вы намерены делать?
Верк, как бы готовясь прочесть мысли эсэсовца, заглянул ему в глаза.
— Привлечь к ремонтным работам специалистов из числа пленных. Полагаю, у вас они найдутся? Мне нужны слесари не ниже четвертого разряда, имеющие хотя бы небольшой опыт ремонта танков, автомашин, тракторов.
Вот на что рассчитывает «инженеришка». Ловок! Это, действительно, единственный выход из положения. Гауптман, надо полагать, больше всего боится, что его, как не справившегося с заданием, могут отправить на фронт. А не мешало бы молодчику побывать в пекле. Наверняка не слышал еще, как свистят пули над головой и рвутся снаряды. А так за проявленную инициативу отметят и даже могут наградить. Откинувшись на спинку стула, Брюгель молчал. Он думал над тем, как бы, не ставя себя под удар, хорошенько прищемить хвост этому сытому коту. Ведь не успел приехать сюда, а уже обзавелся любовницей. Говорят, очаровательная девица. Но в полученном приказе сказано недвусмысленно: «При первом требовании начальника ремонтной базы оказывать ему всемерную помощь».
— А вы уверены, что эти люди смогут принести какую-нибудь пользу? Ведь одно дело, когда мы их заставляем таскать камни или рыть землю, — тут можно за ними хорошо следить, — и совершенно другое, когда вы им доверите такие тонкие вещи, как детали мотора. Наверняка они будут саботировать.
— О! — улыбнулся Верк. — Саботаж... Оберштурмфюрер, готов побиться об заклад, что вы напрашиваетесь на комплимент. Мне говорили, что у вас накоплен огромный опыт по борьбе с саботажем и вы пользуетесь оригинальными приемами. Нет, с вашей помощью мы сумеем разрешить эту проблему. Кроме того, руководить каждой группой ремонтников будет немецкий мастер. Но это не всё. Мы будем проводить политику кнута и пряника: тем, кто хорошо работает, выдается дополнительный паек, тех, кто работает плохо, будем заменять другими. Вот почему мне нужно сразу же установить количество квалифицированных рабочих, имеющихся среди пленных, на которых я бы мог рассчитывать.
«Смотри, какой прыткий, — размышлял комендант, глядя на пуговицы нового мундира Верка. — Он все рассчитал, инженеришка. Дошлый. Но не так-то просто и легко сможет получить он квалифицированных рабочих. И вообще, маловероятно, чтобы из его затеи получилось что-либо путное. Во всяком случае, активно помогать гауптману он, Брюгель, не собирается. Притормозить где можно — другое дело... Но так, чтобы не было заметно».
— Я могу сказать, что мы не ведем учета по гражданским специальностям. Такого указания я не получал.
— Ну, а специальности военные — ведь и у русских в армии есть всевозможные ремонтные отряды, базы, летучки.
— Некоторые сведения имеем, — кивнул головой комендант. — Неполные, конечно. Дело в том, что все они стараются выдавать себя за рядовых пехотинцев.
Брюгель говорил правду. Действительно, не всегда можно было установить звание пленного и род войск, в которых он служил. Да и какое это имело значение! Пленных несколько раз перебрасывали из лагеря в лагерь, первоначальные списки не сохранились, к тому же многих из тех, кто значился в списках, уже давно не было в живых. Тем не менее, ссылка на отсутствие полных сведений была ни чем иным, как желанием коменданта затруднить задачу «инженеришки».
Верк был догадлив. Он ухмыльнулся и многозначительно посмотрел на Брюгеля. «Не валяй дурака, — как бы говорил гауптман, во взгляде которого на этот раз была неприкрытая насмешка и угроза. — Стоит мне захотеть — и ты сам будешь таскать у меня гусеницы и махать кувалдой». Но вслух Верк сказал другое.
— Оберштурмфюрер, — произнес он, снижая голос и придавая ему особенно убедительные нотки, — как человек, глубоко преданный идеям фюрера, вы, надеюсь, понимаете, что такое восстановить для фронта хотя бы один танк? Я подчеркиваю — хотя бы один! Ответственность в равной мере лежит и на вас. Это вы тоже понимаете... И, кроме того, оберштурмфюрер, разрешите вам напомнить, что, если мы справимся со своей задачей, я не забуду поставить в списке представляемых к награде ваше имя... В числе первых.
Вот какую блесну нужно подкинуть этому надутому позеру. Он заглотнет ее намертво.
Верк угадал. Брюгель задумался на несколько секунд и озабоченно спросил:
— Сколько вам нужно специалистов?
Чем больше, тем лучше, чтобы иметь возможность выбора, замены.
— А все-таки?
— Допустим, пятьдесят человек было бы хорошо.
Комендант скептически сморщил губы.
— Полагаете, что такого количества не найдется? — спросил Верк.
— Не то. Они могут догадаться, какая предстоит работа, и скроют свои специальности.
— А дополнительный паек? Эти магические слова на них не подействуют? Предвидя возможность возникновения такой ситуации, я заранее договорился со своим начальством. В моем распоряжении продовольствие, какое я смогу в виде дополнительного пайка выдавать тем, кто будет занят на ремонте.
— Есть наряды? — усомнился Брюгель.
Гауптман вынул из кармана мундира бумаги и показал их эсэсовцу.
— Вы предусмотрительны, однако, — ухмыльнулся комендант. — Ну что ж, попробуем. Когда вы намерены приступить к ремонту?
— Сегодня. Немедленно!
— Хорошо, не будем оттягивать, — вздохнул комендант. В сегодняшнем турнире он не добился той полной победы над гауптманом, на какую рассчитывал. Но все же получилась ничья. Почетная ничья. — Дохлые иваны будут выставлены на аппельплаце, и вы сами объявите им, чего вы хотите. Устраивает?
— Отлично! — после небольшой заминки воскликнул гауптман. У него возникло подозрение, что эсэсовец не отказался от мысли подбросить ему при удобном случае хотя бы маленькую пакость.
Хуже нет этих минут ожидания в очереди к котлу. И вот, наконец, хлюпнуло в котелок, и можно отойти с драгоценной ношей в сторонку, туда, где уже стоят или сидят на земле другие пленные. Дрожащая рука подносит ложку ко рту, первый судорожный глоток.
Юрий опустился на землю невдалеке от Шевелева и Годуна. Рядом не сел. Что-то подсказало ему: с этого дня подчеркивать свою дружбу с ними не следует. Шевелев и Годун хлебали баланду молча, сосредоточенно, низко наклонив голову к котелку и избегая глядеть друг на друга: слишком уж унизительными были их голод, жалкая пища, эта тревога в глазах — осталось ли еще что-нибудь в котелке?
Рассказать друзьям? Может быть, только намекнуть, окрылить их смутной надеждой? Нельзя. Сперва необходимо самому тщательным образом обкатать план, учесть все возможные затруднения, осложнения. Чтобы ни сучка ни задоринки. А тогда уже выслушать замечания друзей. Юрий поднялся, вылил из котелка в рот то, что уже нельзя было зачерпнуть ложкой. Последние капли... Теперь остается сполоснуть котелок, выпить эту водичку, и можно будет добрых полчаса полежать на нарах. До тех пор, пока староста Баглай не завопит во всю глотку: «Выходи во двор строиться!»
Юрий сделал шаг к бочке с водой и вдруг застыл на месте: он увидел у ворот группу немцев — коменданта, гауптмана инженерно-технических войск, переводчика и двух автоматчиков. Гауптман что-то весело рассказывал коменданту, а комендант сухо кивал головой, то и дело поднимал руку, поглядывая на часы. Несомненно, они ждали, когда истечет время, выделенное на обед. О, порядок прежде всего, все по расписанию! Несомненно, когда это время истечет, пленных построят на аппельплаце и будет что-то объявлено. Что?
