Юрий сделал шаг к бочке с водой и вдруг застыл на месте: он увидел у ворот группу немцев — коменданта, гауптмана инженерно-технических войск, переводчика и двух автоматчиков. Гауптман что-то весело рассказывал коменданту, а комендант сухо кивал головой, то и дело поднимал руку, поглядывая на часы. Несомненно, они ждали, когда истечет время, выделенное на обед. О, порядок прежде всего, все по расписанию! Несомненно, когда это время истечет, пленных построят на аппельплаце и будет что-то объявлено. Что?
«Что? Что? Что? — стучало в голове Юрия. — Ясно, то, о чем объявят, будет связано с приездом гауптмана и с теми работами, какие уже несколько дней ведутся на дворе бывшей базы «Заготскот». И с теми подбитыми танками, какие повезли туда? Конечно! Что же потребовалось техническому гауптману?» Юрий стоял в напряженной позе, прищурив глаза, мучительно искривив губы. «Что? Что? Что? Что?! Неужели...» Внезапно косая шторка мелькнула перед глазами, и на экране, на огромном экране своего воображения Юрий увидел пятнистый танк, тот самый, на котором красовался подбоченившийся фриц. Танк сорвался с места, помчался в поле, полоснул огнем по окопам, налетел на пушку, крутнулся на месте, заутюжил ее вместе с расчетом в землю. Несется дальше — крепостная башня на гусеницах, грозный, верткий, неуязвимый, сеющий смерть. А в нем, а в танке... Бац — и полетел на землю вниз головой фриц. А в танке — страшно даже подумать — они. У-р-р-р-р-а-а!! Жми, Петя, громи, дави гусеницами. Вот так! Это возможно, это прекрасно... Но... Неужели он на этот раз не угадал? Сейчас все выяснится. А танк мчится... Немецкий. «Тигр»! А в стальном нутре — они. Непостижимо. Шедевр! И шестьдесят километров в час...
Юрий очнулся. Он не смог бы определить, сколько времени продолжалось его забытье — минуту, две или одно мгновение. Ему снова показалось, что пот заливает лицо. Скорей1 Нужно успеть предупредить Шевелева и Годуна, объяснить им. Нет, объяснить он не успеет — сейчас будет команда строиться, он только скажет им, что нужно выходить. Юрий стремительно повернулся. Там, где сидели Годун и Шевелев, никого не было. Но у дверей барака среди фигур пленных мелькнула спина Ивана Степановича. Юрий бросился к бараку. Он нашел Шевелева у нар. Налетел на него.
— Иван Степанович, срочное дело: Петр — танкист?
— Ну? — недоумевающе уставился на него Шевелев. — Ты тише... Зачем тебе?
Юрий не ответил. Он спешил выяснить еще одно обстоятельство.
— Я держать зубило, молоток умею. При вашей помощи за слесаря третьего разряда сойду?
— Это можно. Зачем потребовалось?
— Сейчас будут слесарей спрашивать, — торопливо выговорил Юрий.
Брови Шевелева полезли вверх от удивления.
— Откуда знаешь?
— Танки видели? Будут ремонтировать.
— А ведь похоже, — согласился Шевелев, все еще изумленно глядевший на Юрия, — Как я не допер.
В это мгновение у ворот заколотили в рельс — часто и дробно. Это был сигнал немедленно строиться на аппельплаце. Следовало как можно скорее бежать туда: для опоздавших старосты не жалели ударов, а после поверки могли отправить и в карцер.
Шевелев и Ключевский побежали к дверям.
— Выходите с Годуном, Иван Степанович, — шепнул на бегу Юрий.
— Ты что? — испуганно взглянул на него Шевелев.
— Я тоже выйду, — задыхаясь от волнения, шептал Юрий, —Надо, Иван Степанович, поверьте мне. И Петра убедите. Вы рядом стоите. Он вас послушает.
— Надумал что?
— Есть шанс. Выходите с Петром, как только другие выйдут.
— Ты понимаешь, что говоришь? Фрицам танки латать? Это, брат...
— Знаю. Шанс верный, другого такого не будет. Это наше спасение, поверьте мне.
Губы Юрия вздрагивали. Напоследок он умоляюще взглянул на Шевелева. Тот сердито взмахнул рукой.
Пленные выстроились на аппельплаце побарачно тремя шеренгами в форме буквы «П». В середине поставили стол и стул. Подошли комендант, гауптман, лагерный оберпереводчик Цапля. Автоматчики остановились в некотором отдалении.
— Ахтунг! Ахтунг!
Замерли. Тишина. Юрий слышит, как стучит его сердце. Сейчас выяснится, сейчас все выяснится...
Комендант делает знак гауптману — можете начинать. У гауптмана приятный голос, он говорит негромко, с вежливой улыбкой, и одно из первых его слов, если Юрий но ослышался, — «битте». Но Цапля не успевает перевести ни одного слова. Коменданту, видимо, не понравилась манера инженера и тем более это дамское словечко «битте». С пленными нужно говорить не так — коротко, ясно, решительно, и комендант довольно бесцеремонно отстраняет гауптмана, выходит вперед и произносит первую фразу. Переводчик немедленно выкрикивает ее по-русски:
Среди вас есть слесари-ремонтники... имеющие опыт по ремонту тракторов, танков...
Тишина. Почти две тысячи человек застыли в шеренгах. Губы плотно сжаты: «Есть, есть, угадал. Давай дальше...»
Нам нужны всего лишь несколько человек средней и высокой квалификации.
Землистые бледные лица напряжены. Недоверчивость, едва заметная усмешка в тусклых глазах: «Врешь. Если нужно всего лишь несколько человек, зачем выстраивать пленных из всех бараков?»
Они будут выполнять легкую работу и будут Получать дополнительный паек.
Шумный вздох, словно порыв ветра: «Дополнительный паек... А что, если не брешет?»
«Удивительное дело, — проносится в мозгу Юрия. — Вот их, пленных, две тысячи человек. Люди различных национальностей, возрастов, характеров, образования и умственного развития. Они похожи друг на друга только тем, что все истощены, измучены, отупели от непрерывных надругательств. И вдруг эта замершая, молчащая масса каким-то непостижимым образом начинает чувствовать, соображать, мыслить синхронно, как один человек, точно их мозг внезапно соединился невидимыми нитями воедино. Только вот нити эти ненадежны, их легко оборвать.
— Дополнительный паек... — Комендант делает короткую паузу, безошибочно угадывая, какой эффект произвели на пленных эти слова.
Но пленные знают, что немцы дополнительный паек ни с того ни с сего не дают и даже не сулят, что работа слесарей будет особая, и по рядам летят едва слышные, едва улавливаемые слова: «Ремонт... танки...» — «Вот оно что...» — «Товарищи, опасно. Не спешите, подумайте!» — «Да, но все-таки дополнительный паек...» — «Иди продавайся за полпайки, сука. Не ты первый, уже были такие». — «А что, подыхать?» — «Товарищи, не выходите, это будет предательство».
Комендант считал, что он прекрасно знает примитивную психологию русских пленных, и твердо верил во всесильность пайки. Правда, он уловил в молчаливых шеренгах не обычную покорность, а какой-то неясный отпор, но не придал ему значения.
— Внимание! — Голос у переводчика сильный, он четко выговаривает слова. — Приказываю слесарям, знакомым с ремонтом моторов внутреннего сгорания, шоферам, трактористам...
Качнулись ряды и вновь замерли.
— ...Десять шагов вперед, шагом...
Многие в шеренгах затаили дыхание, закрыли глаза.
— ...арррш!
Вышли. Пять человек сразу, затем двое и еще один, последний...
Этим последним, восьмым по счету, был Юрий Ключевский.
«Чарли вышел, Чарли... Сука, интеллигентик. В сортире утопить мало».
Весь гнев, всё презрение пленных сосредоточились на Ключевском. Интеллигентик... Юрий этого не предусмотрел. Он понял, что допустил ошибку, поспешил сделать эти трудные десять шагов. Он боялся, что выйдут многие и он может оказаться лишним. Кроме того, он хотел увлечь за собою Шевелева и Годуна. Непростительная ошибка. Теперь его ненавидят — и поделом. А Иван Степанович и Петр так и не вышли. Неужели все сорвется? Этого нельзя допустить...
Гауптман явно разочарован результатом. Несколько мгновений он растерянно, выжидательно шарит глазами по рядам, ожидая, что, может быть, выйдет еще кто-либо, но шеренги неподвижны. И тогда гауптман поворачивается к коменданту. Кажется, он растерян.
Брюгеля не так-то легко смутить. Он знает, что делает. Приказ, и вот уже несут из кухни корзину с пайками хлеба. Пайки вручены тем, кто вышел из строя.
— Можете есть! — приказывает комендант и обращается к шеренгам: — Повторяю: слесари, шоферы, трактористы, десять шагов вперед!
Вышли еще трое. Им тоже вручены пайки. Стоят, торопливо жуют хлеб на глазах у товарищей. Только Юрий Ключевский застыл со своей пайкой в руках, бледный, ищет взглядом в шеренгах Шевелева и Годуна, что-то хочет сказать нм глазами, просит.
— У вас есть время подумать, — говорит Брюгель. — У вас есть время подумать. До утра. Утром последний срок. Кто не хочет воспользоваться легкой работой, пусть пеняет на себя. — Он с наигранной улыбкой поворачивается к гауптману: — Остальным мы найдем работу. Будете таскать танки со станции в город. Надсмотрщики будут вооружены особо прочными дубинками. Пеняйте на себя! Старосты бараков, стройте своих и колонну. Сейчас же отправляйтесь на работу! Эти, — комендант кивнул на слесарей, — пойдут особо.
