— Все хорошо, камарада.
Он познакомил меня с офицерами и девушкой, пришедшими с ним. Совсем молодая, низкого роста, одетая в военную форму, она первая протянула мне руку:
— Энкарнасион Фернандес Луна.
— О, какое красивое имя! — растерялся я.
— А вы кто?
— Павлито.
— Превосходно, будем знакомы. Мне поручено принять от вас пулеметный взвод. Остальные направляются в Овиедо. Это командир батальона в пятом полку.
«Значит, удастся побывать на передовой, — подумал я, — посмотреть, как воюют наши ученики, вооруженные «максимами». Записал в блокнот, как найти Овиедо, и пошел передавать пулеметы.
Сержант-испанец принял оружие по списку. Теперь можно было поехать с Мишей.
Шофер, черноволосый, немного сутуловатый от большого роста, испанец Пепе со смелостью мотогонщика нажимал акселератор, и автомобиль стремительно несся по дороге. Удивительный народ испанские шоферы. Неважно, широкая ли это автострада или крутая горная дорога — энергия и темпераментность, присущие испанцу, у водителя почему-то удваиваются, утраиваются.
Пролетели тридцать километров. Впереди появилась зеленая оливковая роща, в ней два дома. Штаб генерала Вальтера оказался неподалеку от монастыря. Он разместился на территории какого-то родового поместья.
Как только машина подъехала к ажурным, металлическим воротам, появился веселый молодой парень. Он весело подмигнул Мише и, перекинувшись с ним парой фраз, пропустил машину в ворота.
— Минуточку подождите, — попросил Миша. — Пойду узнаю, дома ли генерал.
Из казармы то и дело выходили люди. Чуть дальше на плацу унтер обучал новичков владеть винтовкой. Добродушный толстячок неуклюже приставлял приклад к плечу, долго прицеливался, потом снова опускал винтовку и, смахнув пот со лба, начинал процедуру заново. Слышался рассерженный бас унтера:
— Легче Вислу наперстком вычерпать, чем тебя научить стрелять.
— Так я ведь портной, — виновато оправдывался толстяк.
— Бартош — скрипач, а смотри, как стреляет!
Вернулся Миша: генерал Вальтер приглашал к себе. Мы поднялись на второй этаж. Навстречу вышел человек среднего роста, плечистый, в испанской генеральской форме. Он поздоровался, предложил сесть. Во всех его движениях, в словах, рукопожатии чувствовались удивительная простота и искренность.
— Очень рад видеть вас, товарищ Павлито, — улыбнулся генерал. — Не удивляйтесь, что называю вас так. Звонил Петрович, просил помочь вам, но, честно говоря, мы даже не знали, где искать вас. Вот командировал Мишу на поиски. Вы везете пулеметы, а это для нас ценный «товар».
Он сделал паузу, отпил из стакана апельсиновый сок.
«Вот чертяга, этот Миша, — подумал я. — Сделал вид, что встретился случайно, согласился перейти ко мне переводчиком, а сам доставил меня прямо к Вальтеру».
Я был недоволен собою. С таким же успехом меня могли привезти и в другое, совсем неподходящее место. Забыл о бдительности, осторожности, о которой предупреждал меня еще в Москве комдив.
— Ну-ну, не расстраивайтесь, камарада. — Генерал подсел рядом и стал рассказывать о положении на фронте. Обстановка в Мадриде, по его мнению, складывалась тревожная. В городе действовала «пятая колонна» — контрреволюционная группа троцкистов, предателей всех мастей, шпионов и диверсантов. Фашисты, наступавшие на Мадрид четырьмя колоннами, считали эту контрреволюционную группу своей агентурой в столице. Это выражение с тех пор стало нарицательным для обозначения предателей, изменников, находящихся на содержании у враждебных государств и используемых ими для диверсий и разложения тыла той или иной страны.
Провокаторы сеяли панику не только среди жителей, но и среди бойцов республиканской армии. Имея в столице большую разведывательную сеть, фашисты, были хорошо осведомлены о действиях командования республиканских войск. Получая от своих агентов оперативные, сугубо секретные данные, они умело использовали их в своих целях.
Кроме того, в республиканской армии воевали люди разных политических взглядов: коммунисты, анархисты, радикалы и другие. Это нередко вносило разногласия в действия командования. Да, пожалуй, и темпераментность, порывистость, откровенность испанцев мешали им хранить военную тайну. Еще не научились.
В этой сложной обстановке Коммунистическая партия Испании делала очень многое для обороны Мадрида. На улицах города сооружались баррикады, в каждом доме, в каждом квартале создавались комитеты обороны из трудового народа. В армию со всех концов страны записывались добровольцы. Но, к сожалению, не хватало оружия. В некоторых частях бойцы получали винтовки только после того, как их товарищи отправлялись в госпиталь. Да и то возникали споры: раненые не желали расставаться с винтовкой даже на носилках.
Мы долго беседовали с генералом Вальтером.
Вальтер с любовью вспоминал Москву, где жил последнее время.
— Может быть, моя Катя сейчас в Большой театр пошла, — размечтался и я.
Он сразу вернул меня к действительности:
— А нам скоро снова в бой. Франкисты готовят большое наступление.
Вальтер начал подробно расспрашивать о пулеметах, которые мы привезли в Мадрид, о людях, прошедших подготовку в Альбасете. Я рассказал, что все добровольцы направлены в пулеметный батальон капитана Овиедо.
— Лучше бы их к Листеру, — добавил я, жалуясь.
Но Вальтер в ответ только улыбнулся:
— Да, правда: Листер храбрый и умный командир. Но ты напрасно волнуешься за своих питомцев. Если их командир — коммунист да еще из пятого полка — не сомневайся: пулеметчики попали в надежные руки. Овиедо — это уже у Листера.
Затем я набрался храбрости и попросил генерала отпустить со мной Мишу.
— Согласен, — улыбнулся он. — Но придется взять большой, так сказать, калым. Часть пулеметов, которые привезли, остаются у меня.
Я, конечно, понял, что он шутит и что о пулеметах он договорился с Петровичем. Да это и понятно. В руках интербригадцев, умеющих хорошо обращаться с автоматическим оружием, наши «максимы» принесут большую пользу. Тем более если соединением командует такой опытный генерал, как Кароль Сверчевский, воевавший в Испании под именем Вальтера[1].
— Согласен. Берите пулеметы, — ответил я в тон ему. За окном сгущались сумерки. Я поглядел на часы.
— Оставайтесь ночевать, — предложил Вальтер.
— Честно говоря, я еще не договорился о ночлеге.
— Считайте, что апартаменты вам найдены.
После ужина Вальтер предложил сыграть в шахматы:
— Часто проигрываю, но почему-то всегда тянет снова к ним. Злюсь на проигрыш, а сам играю. Шахматы — это и отдых, и учение, и спорт, и искусство.
— Плохо играю, — пытался я отказаться.
— Тем лучше, значит, я наверняка выиграю на этот раз. — И Вальтер принялся расставлять фигуры.
— Какими желаете начинать?
— Мне безразлично.
— Тогда уступите мне белые: я тут один дебютик разучил. Может, удастся.
Фигуры расставлены. Вальтер сделал ход пешкой. Я двинул пешку навстречу. Он быстро выставил правого коня:
— Как вам нравится?
— Ничего страшного. — Я парировал аналогичным ходом.
— Быть может, вас заставит задуматься вот этот выпад? — Он пустил в действие второго коня.
Я ответил тем же.
— Что же вы ходы повторяете? — удивился он.
— Так ведь я второй раз только за шахматной доской.
— Опять я не смог применить свою новинку. Хотите, научу этому дебюту?
И он принялся втолковывать мне шахматные азы. Спать легли за полночь.
На рассвете Миша разбудил меня. Генерал Вальтер пригласил выпить чашку кофе. Провожал он нас до машины и все время шутил:
— Кончится война, приезжайте в Варшаву. Там я уж вас обязательно обыграю в шахматы. Ну, желаю удачи!..
Машина резко взяла с места. Миша задумчиво забился в угол. Я следил за убегающей дорогой и, чтобы прервать неожиданно воцарившееся молчание, спросил своего нового переводчика:
— Где ты выучил испанский язык?
— А кто тебе сказал, что я его знаю? — улыбнулся он.
— Не шути.
— Я говорю по-французски, да и то не в совершенстве.
— Не может быть, — только и вымолвил я. — Как же объяснялся там, при мне, в Мадриде?
— Говорил по-французски.
И мы оба расхохотались.
— Какой же ты помощник? — проворчал я. — Впрочем, делать нечего: приобрел кота в мешке — молчи.
— Да ты не волнуйся, — успокаивал Миша. — Разберемся.
Итак, Овиедо, Листер.
Штаб и больше половины личного состава бригады Энрике Листера располагались бивуаком на окраине заброшенной деревушки. Несколько обшарпанных домов, сильно пострадавших от артиллерийских снарядов. Окна выбиты, крыши снесены.
Отправились искать самого Листера. Наткнулись на группу отдыхающих испанцев. На небольшой зеленой лужайке тесным кружком полулежали, полусидели бойцы и пели тягучую, хватающую за душу песню. Среди них мы и увидели Листера. Коренастый, смуглый. Высокий, выпуклый лоб, черные, с коричневатым отливом волосы, длинные, выгоревшие на концах и небрежно откинутые назад. Он улыбнулся, и на щеках появились ямочки, придававшие лицу добродушное, почти детское выражение. По-русски, с небольшим акцентом, сказал:
