— Мама не велела из хаты выходить.
— Не велела, — передразнил Коля сестру. — А ты не ябедничай, она и не узнает.
— И не собираюсь, — обиженно ответила Нина. — А только попадет тебе, если пойдешь!
— Не попадет.
Коля схватил ботинки и собрался было надеть их, но раздумал. Роса высохла, земля теплая, а без ботинок куда быстрей идется!
— Ой, Коленька, пропадешь, — торопливо проговорила Нина. При этом глаза у нее стали большие-большие, а нос сморщился. — Гитлеры кругом ходят. Схватят…
— Не схватят, — уверенно сказал Коля. — Я от них убегу. Я ж — босой, а они — в сапожищах.
Коля выскочил в садик, но не пошел на дорогу, а остановился в раздумье. А что, если верно фашисты?.. Взять или не взять?.. Взять… Он шмыгнул за сарай и замер, прислушиваясь к биению собственного сердца. Потом лег на землю, втянул голову в плечи и, быстро перебирая руками и отталкиваясь босыми пальцами ног, пополз к своему тайнику. Лежа, раздвинул кучку сухой картофельной ботвы и руками стал отгребать землю. Долго возился, пока докопался до хвороста. Нащупал прохладный ствол винтовки. Потом добрался до пистолета. Но рука с пистолетом не пролезала назад. Коля сунул в тайник другую руку и начал раздвигать хворост. Какая-то ветка сломалась гулко, будто стрельнула. Мальчик прижался к земле, замер. Стало жарко. На лбу выступили капельки пота, светлая прядь волос лезла в глаз, а Коля боялся шевельнуться. Но вокруг стояла привычная тишина, только ласково шуршала сухая картофельная ботва да звенели злые осенние мухи. Немного успокоившись, Коля снова принялся раздвигать хворост. Наконец вытащил пистолет, сунул его под рубаху, за пояс штанов, и, засыпав тайник, отправился к Володьке.
Пистолет неприятно холодил кожу. Хотелось ежиться от его металлической прохлады, поджать живот. Но Коля с гордостью думал о том, что он теперь не просто мальчишка из деревни Волька-Барановская, а вооруженный человек, обладатель настоящего пистолета. Попробуй-ка, сунься! Он ка-ак бабахнет!..
Правда, Коля не очень отчетливо представлял себе, как именно надо «бабахать» из этого пистолета и вообще заряжен ли он. Но это не имело существенного значения. Важно было, что пистолет у него за поясом.
Солнце еще по-летнему грело. В воздухе плавали прозрачные белесые паутинки. Пахло сухой травой. Коля шел быстро, не оглядываясь, придерживая рукой ерзающий на животе, ставший теплым пистолет.
Вот и лес. Прелое болото. Мягкий зеленый мох. На высоких сухих кочках темно-зеленые жесткие и блестящие листья брусники с алыми пятнами крупных ягод. У пней — большие размякшие трухлявые подберезовики. Грибов много в эту осень, но никто их не собирает. И они никнут и падают со своих ножек влажными коричневыми блинами.
В другое время Коля непременно посбивал бы их ногами или прутиком — и эти старые подберезовики, и длинноногие тускло-серые поганки, что растут целыми стадами. Но сейчас он спешит. Ему не до войны с грибами.
Коля свернул к старым вырубкам и чуть не наткнулся на какого-то веснушчатого сердитого парня. Тот стоял прямо на тропинке, широко расставив ноги и опираясь на крепкую суковатую палку. Парень был в высоких охотничьих сапогах с отворотами, в сером пиджаке, из-под рыжей выцветшей кепки выбивались такие же рыжие выгоревшие вихры. Он смотрел на Колю в упор зеленоватыми глазами, и каждая веснушка на его плоском худом лице, казалось, хмурилась и сердилась.
Коля остановился и прикусил губу.
— Здорово живешь, гражданин хороший! — сказал парень.
— 3-здравствуйте, — ответил Коля.
Парень был незнакомый, и от встречи этой в лесу стало жутковато. А ну как стукнет дубиной?
— Откуда путь держишь?
— Из Вольки. — Коля крепче прижал пистолет к животу.
— Стало быть, из того села?
— У-гу…
— А куда?
— В Серадово.
— Стало быть, в то село?
— У-гу…
— Ты, я гляжу, шибко разговорчивый!
Парень вдруг засмеялся.
— Ты что за штаны держишься? Падают?
— Живот болит, — соврал Коля. И добавил для большей убедительности: — Кашей объелся!
— Кашей? — переспросил парень. — Кашей, браток, никак нельзя объесться. Каши можно ба-альшой котелок умять — и ничего. Только пузо получится, как барабан, — хоть бери палочки да играй! М-да-а… — Парень вздохнул и вдруг печально спросил: — А какая каша-то?
— Пшенная.
— Она-а-а, — сказал парень протяжно и снова вздохнул. — Ты мне вот что скажи, гражданин хороший, в селе немцев много?
— Утром были.
— А сейчас?
— Сейчас вроде нема. — Теперь парень уже не казался Коле страшным, и он спросил: — А вам на что немцы?
— Мне-то? — парень усмехнулся. — Лыко драть, лапти вязать, на пшенную кашу менять. Так нет, говоришь, немца в селе?
— Нету, — весело ответил Коля.
— Ай-я-яй!.. Видать, останусь я без лаптей, да и без каши.
Потешный парень и не страшный вовсе. А может, он из тех, что с Мартыном и Алексеем? Спросить? Нельзя. Отец строго-настрого запретил об этом разговаривать.
— Обратно пойдешь? — спросил парень.
— Пойду.
— Я, понимаешь, насчет каши дуже любитель. Хлеб тоже ем или там сало.
— А что, вам дома есть нечего?
— Дома?.. Дома, друг, такие щи — объеденье, да ложки нет, хлебать нечем. Стало быть, нет, говоришь, немца?
— Нет.
— Ну, добре, будь здоров, гражданин хороший. — Парень подмигнул и исчез в ельнике.
Коля постоял немного, прислушиваясь к треску сушняка. Потом треск затих. Что за парень, что он делает в лесу? Коля, раздумывая, побрел дальше по тропинке, но не успел отойти далеко, как услышал короткий свист, повторенный трижды. Вроде ни одна птица так не свистит. Может, это тот рыжий свистнул? Может, он не один в лесу? Коля на всякий случай свернул с тропинки и замер, прислушиваясь. Кругом привычно шуршала листва, пели птицы. Они щелкали и свистели на разные голоса. Но ни одна из них не свистела короткими свистками с равными промежутками, как та, что услышал он сразу по уходе незнакомца. Снова стало жутковато, но любопытство оказалось сильнее страха. Коля на всякий случай вытащил из-под рубахи пистолет и, пригнувшись, нырнул в ельник. Крадучись, пробирался он, подползая под колючие ветви, стараясь не ступать на сушняк, чтобы не треснул под ногой. Останавливался, замирал, вслушивался в лесные голоса.
Было жутко и увлекательно красться по лесу, навстречу неизвестному, слышать биение собственного сердца, которое то отчаянно стучало, то вдруг сладко замирало.
Постепенно напряжение тела слабело, сердце стало биться ровней. Лес кругом становился все обыкновенней, и Коле стала казаться напрасной его затея. Уж не померещился ли ему свист? И тут вдруг он услышал тихие голоса. Кто-то разговаривал неподалеку. Коля замер, прислушиваясь, но слов не разобрал. Тогда он лег на траву и медленно пополз на голоса.
Сквозь ельник он увидел полянку, ту самую, на которой был раньше Володькин тайник. На противоположном ее краю в тени густой ели сидели трое мужчин. В одном Коля сразу узнал рыжего парня. Двое других сидели к мальчику спиной. Из разговора до него долетали только отдельные слова.
— Поглубже… Острова… Не надо горячиться…
Потом все трое встали. Один из тех, кто сидел к Коле спиной, повернулся, и Коля чуть не вскрикнул от радости: он узнал Мартына. Теперь таиться не было смысла. Коля вскочил на ноги и вышел на поляну. Хрустнул ельник. Все трое обернулись, и у рыжего блеснул в руках пистолет. Так они и замерли друг против друга — рыжий парень и Коля с пистолетами в руках. Потом Коля сказал:
— Здравствуйте, дяденька Мартын!
— Ба! Да это Гайшиков сынишка! — удивленно сказал Мартын.
— Опусти пистолет-то, гражданин хороший, — засмеялся рыжий. — А то ненароком продырявишь мне живот, куда я тогда кашу класть буду?
Коля опустил пистолет.
— Здравствуй, Гайшик, — сказал Мартын и нахмурился. — Ты откуда ж взялся, да еще и с пистолетом?
Коля подошел поближе и, узнав третьего, сказал:
— Здравствуйте, дяденька Алексей.
— Здорово, коль не шутишь.
— Ну-ка садись, — сердито сказал Мартын. Все четверо сели. — Выкладывай все начистоту.
Коля, торопясь и сбиваясь, рассказал о Володькином тайнике. О том, как они перенесли оружие и решили отдать его Мартыну и Алексею. Как пришли немцы, увели отца и пристрелили свинью.
Трое мужчин слушали его внимательно, и лица их становились суровыми. Рыжий завладел Колиным пистолетом, чем-то щелкнул. Пистолет открылся.
— Да он же у тебя не заряжен!
— Та-ак, — протянул Мартын, — увели отца, говоришь?.. Ну, насчет его мы разузнаем. Может быть, и поможем. А за оружие уши тебе с твоим Володькой отодрать бы надо. Незачем было домой тащить!.. Ну да ладно. Победителей не судят. — Мартын улыбнулся. Морщинки у глаз и на переносице собрались в пучки, потом разбежались.
