Владимир Першанин - Штрафник из танковой роты

Вскоре нас собрал Крылов, приказал готовить машины к маршу и, возможно, к бою. Пролетела пара «Хеншелей-123». Эти легкие бомбардировщики-бипланы я не видел с сорок первого года. Судя по небольшой скорости, они вели наблюдение. В километре от нас сбросили бомбу, через десяток минут еще одну. Снова копали могилу. Умер один из тяжелораненых. Сколько мы уже потеряли людей? Начал считать. Пожалуй, около двух десятков плюс раненые, которых мы мучаем, перевозя с места на место. Война в тылу не знает милосердия ни к чужим, ни к своим.

Готовность вскоре отменили. Поужинали, выставили дополнительные посты, и Крылов объявил отдых до четырех утра. Я уже знал, что завтра мы совершим очередной налет на немецкую колонну. Не знал я только одного. Этот день станет тяжким для нашей роты. Все же хорошо, когда человек не знает своего будущего.

Мы прошли в темноте какое-то расстояние, когда полетело сцепление у БТ-7, которое разбирали и чинили почти сутки. Его взяли на буксир, а на рассвете остановились у дороги, где нас ждал мотоцикл с разведчиками. Хорошему обзору мешал лес. Вперед выдвинулись десантники с пулеметами, спешно копали капонир для вышедшего из строя БТ-7. Ему предстояло провести свой последний бой в качестве неподвижной огневой точки. Долго ли он продержится с тонкой броней, если в колонне окажутся танки?

А они оказались. Впереди шли три танка Т-3, самоходка «Артштурм», бронетранспортер, за ними 10-11 грузовиков, и замыкали боевую колонну еще один танк и бронетранспортер. Это уже были не те короткоствольные Т-3, с кем мы дрались нашими «сорокапятками» осенью сорок первого. С усиленной броней, удлиненными пушками. Нас заметила разведка с легкого бронетранспортера, и танки сразу открыли огонь. Грузовики стали спешно разворачиваться и уходить. Крылов приказал Шевченко на Т-60 и «тридцатьчетверке» Глазкова догнать колонну.

— Размолоти их всех, — кричал он по рации. — Больше такой возможности не будет. А мы сами справимся с танками.

Я попал со второго выстрела в лоб Т-3. Брызнул фонтан искр и куски гусениц, которые служили дополнительной защитой. Это был первый танк на моем счету. Он стоял, выплескивая языки пламени. Из боковых люков выскакивали уцелевшие танкисты. По ним вели огонь десантники, вряд ли кто из экипажа уцелел. Два оставшихся Т-3 вели огонь. Один был подбит Крыловым, но сразу же вспыхнула наша огневая точка, вкопанный в землю БТ.

Это была дуэль на дистанции 200-300 метров. И мы, и немцы лихорадочно посылали снаряды друг в друга. Болванка ударила рикошетом в левый край башни. Ощущение такое, что я сидел в бочке, а по ней шарахнули кувалдой. Броня выдержала. Один из Т-3 поймал снаряд в огромное ведущее колесо, дернулся. Я выстрелил в него, но снаряд прошел рикошетом по верхушке башни. Потом задымил Т-34 нашего командира роты и Т-3 с разбитым колесом. Первой мыслью было кинуться к танку Крылова, но третий танк во главе колонны стрелял, пытаясь добить «тридцатьчетверку» ротного.

Вместе с оставшимся БТ мы всадили в него по снаряду. Башня дернулась, и танк попятился прочь. В хвосте колонны Глазков добивал крайний танк. Приземистая установка «Артштурм» всадила снаряд в БТ. Башню сорвало ударом. Легкий танк горел, как поленница сухих дров. В прицел попал один из разворачивающихся грузовиков, и я сгоряча ударил ему в борт бронебойной болванкой. Оторвало вместе с брезентом кусок кузова. Юрик стрелял, как обычно, длинными очередями. Я разнес грузовик осколочным снарядом и толкнул механика:

— Коля, быстрее к Крылову.

Мы приблизились к дымящемуся танку. Я приказал Юрику взять десантников и вытаскивать из «тридцатьчетверки» Крылова всех, кто остался жив. Сам продолжал вести бой. В такой быстротечной на близких расстояниях схватке я еще не участвовал. Мне трудно даже вспомнить, как все происходило. Отдельные моменты и вспышки выстрелов. Поврежденный Т-3 с выбитым колесом оказался в прицеле так близко, что я видел ряды заклепок на развороченном боковом щите. Пушка смотрела прямо на меня, но внутри полуразбитой машины экипаж не мог двигаться достаточно быстро, и я опередил противника. Болванка проломила основание башни. Торопясь, я выстрелил еще раз.

— Николай, жми на дорогу!

Осколочным снарядом догнал грузовик, еще один снаряд выпустил по разбегающимся фрицам. «Тридцатьчетверка» Михаила Глазкова горела. Сам он, маленький, круглый, шатаясь, бежал вместе с заряжающим к моему танку. Я подхватил их на броню. На дороге и обочине горели несколько грузовиков. Пехоты в этой колонне хватало, шла перестрелка с десантниками. Я столкнул мешавший проехать грузовик. Фигуры в серых френчах отступали в лес, стреляя из винтовок и автоматов. Расстояние было небольшое, и я опустошил диск пулемета. Упал один, второй немец, остальные исчезли среди деревьев.

Десантники бежали, обгоняя «тридцатьчетверку». Приземистое, похожее на паука штурмовое орудие «Артштурм» промахнулось совсем немного. Снаряд сорвал и подбросил вверх исковерканный запасной бак из-под горючего на борту моего танка. Мы выстрелили в ответ раз и второй. Двадцатичетырехтонная махина с короткой пушкой выдержала удар и уходила на полном газу задним ходом. Калибр пушек и броня были у нас равными. Оба промахнулись. Попасть в исчезающую среди кустов самоходку мне не удалось, хотя я выпустил еще три снаряда, а занятый отходом командир «Артштурма» целился в спешке и тоже посылал снаряды мимо.

Десантники, слишком рано выскочившие на дорогу, попали под пулеметный огонь из леса. Я выпустил несколько осколочных снарядов подряд. Вряд ли попал, но пулеметчики исчезли. Я постоял несколько минут за деревом, ожидая, вернется ли танк или самоходка. Все было тихо. Я подъехал к «тридцатьчетверке» нашего командира роты. Экипаж уже вытащили из машины. Уцелел лишь стрелок-радист. Снаряд пробил передний люк, убил наповал механика и почти напрочь оторвал ногу выше колена Василию Лукичу Крылову, командиру нашей особой роты. Он был без сознания. Кто-то пытался его перебинтовать, но фельдшер Иван Герасимович, уже оказавшийся рядом, сказал:

— Не надо. Не мучайте человека. У него все внутри отбито. Пойду других раненых гляну. Эх, Василий, не вовремя ты вперед сунулся.

Крылов был известным и уважаемым в дивизии человеком. Говорят, на него посылали представление на Героя. Но Героя не присваивали в то время почти никому. Героизм таких людей не мог пока остановить немецкое наступление. Из танка выкидывали горящие тряпки, что-то окровавленное. Кажется, одежду. Второй снаряд, убивший заряжающего, попал в маску пушки. Застрял в броне и осколками изрешетил башнера.

— Танк не на ходу, — сказал Юрик, — снаряд и механика, и капитана убил, а потом в моторное отделение влетел. Стреляли-то в упор.

Пушка тоже не действовала. Я приказал срочно перегрузить оставшиеся снаряды и перелить горючее в мою единственную уцелевшую «тридцатьчетверку». Ко мне подошел заплаканный адъютант Крылова. Я протянул ему заляпанный кровью вещмешок с документами.

— Олег, иди, собирай у убитых все документы. Кресты, жетоны…

— Я… я сейчас. Василий Лукич умирает?

— Умирает, — жестко подтвердил я. — Иди, занимайся делом. И быстрее. Возьми вон десантника.

Я указал на Никона. Тот кивнул и сказал, что убили их командира отделения, младшего сержанта. Торопливо перевязывали раненых и грузили их на полуторку. Взводный Глазков с обожженным лицом сидел, привалившись к бугорку.

— Леха, меня тоже крепко уделало. В голове все плывет.

Иван Герасимович, наклонившись над ним, быстро ощупывал тело, повертел голову, заглянул в зрачки.

— Контузия. Мозг слегка тряхнуло. Через часок очухаешься, лейтенант.

На полном ходу подлетел на Т-60 Шевченко. Выскочил из люка, кинулся к капитану. С минуту постоял над ним, потом вернулся ко мне.

— Умирает Василий… оружие и документы собирают?

— Так точно. Раненых перевязывают и погибших на полуторку грузят. Ребята быстро работают. Самолеты, того и гляди, могут появиться.

— Надо быстрее, — Федор закурил смятую папиросу. — И патронов больше набирайте. У меня к пушке и пулемету боеприпасов всего ничего осталось. А у тебя?

— Перегружаем с танка Крылова.

— Мотоцикл с разведчиками разбило. Прямым попаданием. Сразу обоих. Тела на танке лежат. Поторопи людей. Ты теперь у меня заместитель.

— Есть!

Я пошел к дороге посмотреть, как идут дела. Двое бойцов пытались открутить с разбитого бронетранспортера крупнокалиберный пулемет.

— Бросьте его. Он стационарный.

Десантники не поняли меня, и я разъяснил, что к нему потребуется станок, а станка нет.

— Собирайте лучше патроны и ручные гранаты. А эту дубину устанавливать некуда.

— Поняли.

Я заглянул в кабину, обошел дымившуюся машину с разбитым мотором. Немец в черном комбинезоне лежал лицом вниз. Он был жив, лишь притворялся мертвым.