В Горьком лежу долго. Кормят плохо, потому и раны медленно заживают. Но светлый час, когда мне разрешают подняться с кровати, всё же наступает. Вначале костыли, потом — палочка. По утрам лечебная гимнастика и процедуры.
Эх, рыбки бы сейчас! Нашей, северной тресочки! Сразу бы на поправку пошёл, сердцем чую. Но пока приходится питаться кашей-размазнёй и ржавой селёдкой. Вечерами хожу в госпитальный парк, рву еловую хвою и завариваю в кипятке. На всякий случай. Мало ли чего…
Вот и сейчас засиделся. Эх, хорошо-то как… Ночь тихая-тихая, звёзды ясные. Только рисунок созвездий немного другой, самую чуточку, но у меня-то глаз намётан. Выходишь, бывало из дома, глаза поднимешь — Полярная Звезда почти над головой, а здесь она в стороне…
Лезу в карман за папиросами. Стоп! Что это хрустит? Со стороны столовой появляется тёмный силуэт с большим свёртком под мышкой. Личность явно знакомая… Кто же это?
Между тем неизвестный проходит мимо, не замечая меня, сидящего под огромной елью и направляется к забору. Тихий, на грани слышимости свист. Вот сука! Это же наш завхоз! Продукты ворует, сволочь! У раненых!!! У тех, кто свою кровь за таких как он проливал!..
Рука сама лезет за верной «камбалкой». Вор нагибается, чтобы с раскачки перекинуть явно увесистый пакет через забор. Но в момент броска широкое лезвие, коротко прошипев в воздухе, с тупым стуком входит ему в шею. Завхоз валится на снег. Но что это? Над забором появляется ещё одна голова! Сообщник! Лестница у них там, что ли?! Ору во всю глотку:
— Стой! Стрелять буду!
В ответ гнусавый голос вопит:
— Атанда! Шухер!
Потом слышна короткая удаляющаяся скороговорка на незнакомом, чем-то напоминающем немецкий, языке и топот убегающих ног. Я подхожу к трупу и вынимаю нож. Рядом с мертвецом валяется лопнувший пакет с торчащим из газеты куском мяса…
Утром появляются особисты, начинается короткое расследование. Ну, что сказать? Обычная в общем-то история: эвакуированный, а вернее, сбежавший из Москвы бывший бухгалтер Гольдман длительное время приторговывал ворованными продуктами. Так что меня оправдывают по всем статьям. Ему всё равно «вышка» полагалась. По законам военного времени…
… «От Советского Информбюро! Работают все радиостанции Советского Союза! Передаём речь товарища Сталина с торжественного парада на Красной площади, посвящённого двадцать четвёртой годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции…».
Мы сидим в жарко натопленной избе на окраине нашего аэродрома и слушаем речь. Что, гады, не ждали?! Вы раструбили по всему миру, что сегодня войдёте в Москву и будете сами маршировать по её улицам и площадям, а затем затопите город, чтобы сама память о первой в мире социалистической стране исчезла с лица Земли. Не вышло по-вашему! И сейчас не вышло, и никогда не выйдет!
«— На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощённые народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте достойными этой миссии. Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая»…
Все замерли вокруг репродуктора, из которого льются такие простые, такие понятные сердцу каждого русского человека слова:
«— Стало ясно, что речь идёт о судьбе русского народа как народа, о судьбе России, как таковой»…[7]
Наконец щелчок, слышны голоса Будённого, Артемьева и, наконец, начинается парад. Не слышно знакомого чеканного шага по булыжнику Красной площади — бойцы шагают по снегу.
Левитан перечисляет подразделения, проходящие вдоль Мавзолея: имени Фрунзе, Московская стрелковая дивизия, артиллерийские части Московской зоны обороны, танковые батальоны, зенитчики…
— Эх, жаль погода нелётная, точно бы лётчики пролетели!
Выдаёт Чебатурин. Он уже совсем прижился среди нас. Побольше бы таких «особняков» — своих в обиду не даёт, чужих не трогает. Но дело знает хорошо… да и вообще нормальный мужик. Зря статью шить не станет, но и спуску не даст.
Поэтому в полку его уважают чисто по-человечески, а не из страха. Да и бойцом себя храбрым зарекомендовал — сколько раз со мной воздушным стрелком летал, пока мою машинку не распилили. Причём, в самом прямом смысле: из Flak-системы. Калибр у неё маловат, чтобы бронекокон пробить, а вот плоскости обычные, не бронированные. Ну и, соответственно, когда под прицельный огонь попадаешь — только клочья летят…
Мы в тот раз ходили под Клин, на штурмовку немецких колонн, там меня и подловили — так вмазали, что закрылки поотлетали. Не в прямом смысле, конечно, просто вывалились вместе с шасси, так и пришлось назад уходить. А жаль…
Сашка Лискович хвастался, что когда в город вошёл, нашего танкиста спас. Его самоходчики зажали, а Шурик спикировал и все двадцать восемь штук «РСок» в них и уложил. Да нет, я не оговорился — именно столько он себе флейт и поставил. Все плоскости утыкал!
Но после того раза вернулся и велел лишние снять: самолёт вообще, как болванка стал. Не увернуться, ни манёвр совершить, так что летает пока с восемью. При его мастерстве и этого за глаза хватает…
* * *
Мы шагаем в столовую, сегодня праздничный ужин. Вылетов не было, поскольку погода нелётная, следовательно, и потерь нет. Потому и настроение приподнятое.
БАО расстаралось: на столах стоят стопки блинов со сметаной, боевые и праздничные. Это хорошо. Все рассаживаются по своим местам, командир полка толкает речь, затем комиссар. А что? Праздник есть праздник. Все счастливы, все довольны.
Нет, о том, что идёт война, что немцы рвутся к Москве, мы не забыли. Но если об этом думать постоянно, то и воевать не сможешь, так что, расслабляемся…
После ужина танцы. В деревенской школе освободили один класс вот там и веселимся. Патефон, девчонки из соседнего зенитного полка. Все кудрявые, задорные. Почему кудрявые? Да на горячий гвоздь завиваются. Нагревают его — и волосы накручивают. Главное в этом деле — не перекалить, а то вместо причёски одна жжёная пакля получится…
Я, правда, на танцы не хожу, мне и того раза хватило. Но романа у нас не вышло, буквально на следующий день Надю отправили в тыл, за медикаментами, а на обратном пути их телега попала под бомбёжку… прямое попадание. Там и хоронить-то нечего было, одна воронка. Если б не случайный боец, который всё это видел, так и записали бы в пропавшие без вести…
Лежу в койке, невидящими глазами уставившись в потолок. Тихо. За окном трещит мороз, снега уже полно. Немцы сбавили активность, так что теперь иногда удаётся сделать вылет без того, чтобы на обратном пути нарваться на «мессер». Эх, когда же мы начнём их обратно к границе теснить?!..
Бои идут лютые, немцы давят, мы отбиваемся. Бывало, пролетаешь над полем, а там сплошным ковром мертвецы лежат, и наши, и их… Но самое страшное, когда идёшь на непосредственную поддержку. Там, как правило, всё вперемежку, слоями, так что и не знаешь, куда бомбы скидывать. Боишься по своим угодить, вот и уходишь подальше на Запад, а там на всё, что глаз уцепит, вываливаешь. Отсекаешь резервы, штурмуешь дороги и технику. Уж танки и бронемашины мы узнавать научились… Недавно приказ зачитывали, у соседей пилот ошибся, по нашим «РСы» выпустил. Расстреляли…
* * *
Конец ноября. Немцы рвутся к Истре. Мы постоянно летаем на поддержку наших частей, отчаянно дерущихся возле водохранилища. Ребята молодцы! Взорвали водоспуски, и теперь немцы тычутся возле воды, не зная, как форсировать преграду. А нам — раздолье, по два вылета делаем. Третий не успеваем, поскольку темнеет. Пробовали — не смогли даже взлететь: пламя из выхлопных патрубков так ослепляет, что не видно никаких сигналов. Вот и летаем, пока светло.
Непрерывно сбрасываем ПТАБы, льём фосфор на пехоту, раскидываем капсулы. Но самое главное — выбивать у немцев танки. Без них они далеко не пройдут, против наших пехотинцев у них кишка тонка…
Жутко холодно. Морозы просто лютые, бывает, что и до сорока градусов. Бедные механики, постоянно ходят с разлапистыми кистями. Среди них вообще много обморожений. Поковыряйся-ка в моторе при такой погоде! Не всё ведь можно в рукавицах делать, часто и голыми руками орудовать приходится.
А когда заправляют, тогда вообще смотреть страшно, чуть бензинчиком плеснул — всё, готов. И так зубами стучишь, несмотря на ватный костюм, а он, сволочь, ещё и испаряется мгновенно…
Жаль ребят, но ничего тут не поделаешь… Главное, врага бить, крушить, да чем больше, тем лучше. Мы уже немного приспособились к немцам. Научились и от зениток уклоняться, и от истребителей уходить. Отработали некоторые приёмы, помогающие штурмовке.
