– Нет, никого больше, кроме ихних семерых, не было. Нас гоняли туда. Вытаскивать. А что? Потеряли кого?
– Потеряли.
– Так я его, братики, видела. – И женщина улыбнулась.
– Где?
– Он по протоке пошел. По воде. И как его немцы не нашли? Они тут весь лес прочесали. Пока мы убитых выносили, они все тут ходили, искали. А когда я телку в Закуты повела, его, этого вашего, и увидела. Туда пошел. Вроде как ранетый. Плечо перевязано. Шел осторожно, качался.
– Что видела нас, никому ни слова. Поняла? – И Численко погладил коровий бок. – Покрылась?
– А, не знаю. Вроде успокоилась. Бык так себе. Недорослый какой-то. Прыгал, прыгал… А моя-то, вон, как печка! Где он на нее запрыгнет.
– Ну так запрыгнул или нет?
– Запрыгнул. – И женщина снова улыбнулась. На вид ей было лет тридцать, может, чуть больше. И Численко, успевший заглянуть ей в глаза, не спешил расставаться. Задал еще несколько вопросов. Под конец и она вздохнула:
– Скоро ж нас освободите?
– Что, надоело под немцами?
Она не ответила. Может, обиделась, поняв его вопрос по-своему, по-женски. Только спросила:
– По хутору стрелять будете?
– А что, на хуторе у них оборона? Окопы?
– Нет у нас никакой обороны. В лесу землянка и пулемет на протоке. Оборона у них там, дальше, под Омельяновичами. Там и окопы, и танки зарытые, и землянки.
– Не будем стрелять по хутору. Но окопы, на всякий случай, отройте. Дети-то есть?
– Есть. Двое.
– А почему так мало? Вон какая красавица! У такой должно быть много детей!
Да, думали бойцы, слушая разговор старшего сержанта и хуторянки, не вовремя наш командир с ней встретился.
– Так некогда ж было, – простодушно ответила она. – Война началась, муж на фронт ушел.
– Солдатка, значит?
– Солдатка, – вздохнула она.
– Ну, ничего. Скоро освободим вас, а там, глядишь, и муж твой домой вернется.
– Ой, уж и не чаю. Хоть бы какой, а только бы пришел. Вон сколько народу война побила да покалечила.
В сосняке они вскоре нашли коробку с минами. Потом, возле воды, другую.
– Здесь он, видать, перевязывался. Вон след. Пошел правильно, на восток.
– Значит, котелок еще варит. А ты, Лучников, сбрехал, что ему в голову попало. Если Колобаева не найдем, пристрелю. Понял?
– За что?
– За то, что ты товарища раненого бросил.
– Я думал, он убит.
– Ты думал о своей шкуре!
Основная группа, оторвавшись от преследования, вышла южнее хутора и, растянувшись длинной цепочкой по березняку, которым густо зарос край поля, примыкавший к оврагу, начала спускаться к протоке. Разведка, высланная вперед, донесла, что брод свободен, но правее, на косе, немцы установили одиночный пулемет.
– Убрать его по-тихому. Пока их там немного, – предложил капитан Омельченко.
– Не получится, – возразил разведчик. – Место перед ними пустое. Просматривается далеко. Не подпустят.
– Если пулеметчиков не убрать, они нас здесь всех положат. Нет, Гриша, через косу они нас не пропустят. Поднимут переполох, придет подмога. Они тут сидят наверняка с радиопередатчиком. С минометами неясно. Дошел Численко, не дошел. Если они перехватили группу Численко, тогда к хутору вообще лучше не соваться. Ждать ночи?
– Нет, задерживаться тут опасно. Через час «бобики» из Омельяновичей будут здесь, а через два они замкнут нас в этом лесу, как овечек в сарае. – И Омельченко начал изучать карту. Шрам на его подбородке ожил, задергался. – Если рискнуть и вернуться вот в этот лес. И действительно дождаться там ночи. Но где гарантия, что они не возобновят погоню? Маршрут наш они уже вычислили. Самолеты весь день над головой висели. Все правильно. В лесу взять трудно. Распылимся, разбежимся. Легче взять на выходе. Сразу всех.
– Значит, надо разделиться.
– И что дальше?
– Одна группа попытается все же переправиться здесь и прямо сейчас, – сказал Воронцов. – А другая отойдет в лес. Но не в этот. Слишком явно и просто. Надо обогнуть хутор и выйти вот сюда. – И он указал на карте обмысок, выходящий на болота. – Тут самый узкий перешеек. Коней пустим вплавь. Привяжем к седлам раненых. А сами – следом.
– И ты надеешься все это сделать под носом у немцев?
– Другого выхода не вижу. При этом надо учесть следующее: если у первой группы, которая начнет переход здесь, ничего не выйдет, она не должна идти маршрутом второй.
– Сложно, но рационально, – подытожил капитан Омельченко. – Ладно, смоленский. Первую группу поведу я. Вторую ты. Если у нас ничего не выйдет, я уведу их сюда, к Чернавичам. Где лес погуще. Имей в виду. Если выйдешь со своими, срочно доложи бате, пусть нам сюда бросят все необходимое. Раненых много. Сидеть тут долго нельзя. Господин Каминский уже завтра утром начнет облаву. Так что контейнеры с медикаментами, продуктами и боеприпасами пусть выбрасывают немедленно. А людей ты на минометы послал ненадежных. Надо было мне своих послать. Акулич бы уже доложил о выполнении, и мы были бы спокойны. Да что ты все разглядываешь мой подбородок?! Ладно, не серчай. Надеюсь, встретимся не в госпитале.
– Ну, бывай. Двум смертям, как говорится… Да и ту, которой не миновать, ну ее к черту!
Воронцов отвел свой взвод в сосняк. Разведка, выброшенная вперед, сообщила, что на них вышла северная группа во главе со старшим лейтенантом Сапожниковым. У них трое раненых, в том числе старший лейтенант Сапожников. Группу ведет командир взвода полковой разведки лейтенант Васинцев.
То, что северная разведгруппа вышла на их маршрут, и обрадовало Воронцова, и озаботило одновременно. Первое, что он спросил у Васинцева, когда увидел его на тропе:
– Одни? Никого за собой не тащите?
– Одни.
Он изложил обстановку. Васинцев предложил свой маршрут:
– Севернее хутора у нас натоптана тропа. Протока хоть и широкая, но тропа идет вдоль островов. Острова большие, песчаные – сосны и березняк. Есть две лодки. Третья на том берегу. Можно связать плоты. – И Васинцев вытащил свою карту. – Вот здесь.
– Это еще три километра пути.
– Зато надежно. Там у нас двое ребят с пулеметом.
– Лодки караулят?
– Ну да. Присматривают, чтобы немцы острова не заняли, пока мы тут…
– Предусмотрительный ты человек. А где Иванок? – спросил наконец Воронцов, не видя среди разведчиков лейтенанта Васинцева своего друга.
– В охранении. Он и двое автоматчиков. На случай, если за нами все же кто-то идет.
– Значит, ты не уверен, что оторвался?
– Уверен я буду только тогда, когда перейдем протоку, – уклончиво ответил Воронцов.
– Острова, говоришь, большие?
– Да. Есть с полкилометра. На одном наша пехота сидит.
– Что, опорный пункт?
– Да нет, передовое охранение соседнего полка. Отделение с двумя «максимами». У них тоже две лодки. Так что как только до них доберемся, считай, дома.
– А не перестреляют они нас?
– Не перестреляют. Моих ребят они знают. Мы чуть правее ходим. Они знают друг друга по именам. Да, досталось вам, – сказал Васинцев, когда главное было уже обговорено. Видимо, об их потерях на протоке во время минометного налета он уже знал.
– Семеро убитыми, девять человек ранеными. Трое тяжелых. Такие, брат, потери. Вот тебе и отдых во втором эшелоне…
Воронцов выслал вперед связного, чтобы предупредить головное охранение об изменении маршрута, и в это время позади, в стороне сосновой косы, застучал немецкий пулемет. Длинная очередь, совсем не похожая на пристрелочную. Ему тут же дружно ответили сразу несколько ППШ. Значит, без схватки не обошлось. Внутри у Воронцова похолодело. Он ждал, что вот-вот там загремят мины. Но немецкие минометы молчали. А это могло означать только одно: старший сержант Численко, его лучший взводный, приказ выполнил.
Снайпер сбросил с прицела брезентовый чехол. Патрон мягко, как давно притертая деталь, вошел в патронник. Легкая синева первых сумерек не мешала снайперу быстро и правильно исполнить свои обязанности. Капитан Солодовников приказал открыть огонь сразу как только разведка начнет выходить. Снайпер отвел клок сухой травы, нависавший над кореньями сухой ольхи, и просунул винтовку чуть дальше. Так будет удобнее перезаряжать. Стрелять придется несколько раз. С одной позиции.
Головной дозор уже возился в зарослях черемухи. Видимо, вытаскивали из заводи плот. За грядой кустарника показались конные. Основная группа.
Снайпер перевел прицел на пулеметный окоп. Три каски неподвижно застыли над бруствером, замаскированным ветками орешника и клоками прошлогодней травы. Немцы не открывают огонь. Почему? Ждут, когда начнется переправа? Когда из-за кустарника на чистое пространство выйдет вся группа? Крепкие же у гансов нервы, подумал снайпер. Должно быть, бывалые ребята. И он прижал приклад поплотнее. Спусковая скоба была холодной, но как только он положил на нее палец, она тут же нагрелась. Когда снайпер плотнее придавливал к плечу винтовку, она становилась частью его самого.
