До батареи остается совсем немного, когда Копытов бросив взгляд в левое окно кабины говорит мне.
— Танки.
Спокойно говорит, без испуга. Да и я за последнее время настолько привык, что танки могут быть только своими, что далеко не сразу обращаю внимание на слова водителя. Только приглядевшись, различаю угловатые башни и набалдашник дульного тормоза у переднего танка.
— Сворачивай! Немцы!
Копытов крутит руль и одновременно жмет на тормоз. Перегруженная машина едва не съезжает в кювет. Со скрежетом врубается задняя передача. Поздно! Пока мы ехали им наперерез, немцы не стреляли, а стоило предпринять попытку уйти, как передний танк остановился и повел стволом орудия.
— Прыгай!
Обычно, процесс покидания кабины «шевроле» занимает у меня довольно приличное время, габариты больше среднестатистических, да и возраст уже не тот. Но в этот раз я катапультировался за секунду. После прыжка на ногах не удержался и кубарем полетел в кювет. На втором перевороте меня догнала ударная волна: ударила по ушам, дыхнула раскаленным. Докатившись до конца, я тут же подхватился. Кабина грузовика пылала, тент горел, вот-вот займутся ящики в кузове. Благо сам кузов стальной.
— Андрюха! Копытов!
А в ответ только треск пламени. Не повезло сегодня парню. Дальше лежать у горящей машины смысла не было, скоро начнут хлопать патроны в ящиках, трассеры полетят куда попало. Я огляделся, кругом чистое поле, ни сбежать, ни укрыться. Тогда, стараясь не высовываться, я на четвереньках рванул по кювету обратно. Успел таким образом преодолеть полторы сотни метров, когда передо мной на дорогу выбрался немецкий танк.
Из люка торчала голова танкиста в черной пилотке, перехваченной большими наушниками. Он не мог не заметить меня, с его места кювет никакого укрытия не давал. Я замер. От танка не убежишь, да и гоняться никто не станет, срежут одной короткой очередью. Танк взревел мотором, скрежетнул гусеницами и проехал мимо, обдав вонью выхлопа. Немец скользнул по мне равнодушным взглядом. Он посмотрел на меня как на насекомое, которое можно походя раздавить, но незачем, к тому же лень делать лишнее движение. Чуть дальше на дорогу выполз еще один танк. Еще один танкист, взглянув на меня, мы даже встретились с ним взглядом, проехал мимо. Где-то в груди заныло, неужели пронесет?
Рано радовался. Как только вслед за танками на дорогу выполз гробообразный бронетранспортер, сердце тут же сжалось — это за мной. Так и оказалось. Съехав на обочину, бронетранспортер замер напротив моей лежки. Поверх борта на меня скалились фрицевские рожи. Так близко я их видел только мертвых или пленных, а эти живые, здоровые и, в отличие от меня, с оружием. Лежать дальше показалось мне бессмысленным. Я встал и выбрался на дорогу, где меня уже ждали четверо в касках и камуфляжных блузах.
Один, видимо, офицер, что-то приказал второму. Второй щелкнул каблуками, ткнул стволом своего МП в направлении моего живота и что-то гавкнул. Ремень требует снять, дошло до меня. На, подавись. Ремень с флягой и подсумками забрал третий фриц с маузеровским карабином. Второй, еще раз ткнул в меня стволом и забрал снятую мной командирскую сумку. Сумку он передал офицеру. Тот сунул в нее нос, ничего интересного не нашел и что-то напомнил второму. Тот вернулся ко мне и вытащил из нагрудного кармана документы, проверил остальные карманы. Офицер заглянул в них, полистал, сунул в сумку. Достав карандаш и блокнот, он начал что-то писать, остальные ждали. Только один, четвертый, самый молодой из всех, не спускал с меня глаз и черного дула своего маузера.
Дописав, офицер подозвал к себе четвертого фрица, что-то ему сказал, тот вытянулся, щелкнув каблуками. Офицер передал ему мою сумку и вырванный из блокнота листок, третий, протянул мой ремень со всем содержимым. После чего, эта троица погрузилась в бронетранспортер и уехала, а мы вдвоем остались.
Все произошло настолько быстро и в тоже время буднично, что до меня только сейчас стало доходить — я в плену! Я даже рук не поднимал, но это ничего не меняет. Бежать, надо бежать, как можно быстрее!
— Форвертс!
Ствол карабина дернулся, указывая мне направление на юго-запад. Немец еще зеленый, видимо, в панцергренадеры попал сразу после их фрицевской учебки. Добраться бы только до него, да, видно, не получиться. Солдатик держится настороженно, соблюдает дистанцию, ствол постоянно смотрит на меня, палец на спусковом крючке.
— Форвертс!
Еще громче и требовательней. А ведь может и пальнуть. Хрен с тобой, пошли. Но только дай мне шанс: отвлекись, отвернись, расслабься.
То ли фриц мне попался плохо внушаемый, то ли из меня экстрасенс хреновый, но за всю дорогу он бдительности не потерял, а шли мы больше часа. Несколько раз я оглядывался, и опять встречался с настороженным взглядом и черным зрачком маузеровского дула. Фриц начинал нервничать, гавкать что-то угрожающее, я отворачивался и шел дальше. В одном месте, где кустарник близко подступал к дороге, я уже совсем было решился сигануть через кювет и рвануть под прикрытием веток, да черт принес встречную автоколонну. Фриц согнал меня на обочину, а когда колонна прошла, утроил бдительность. Нет, не мой сегодня день, не мой. А вскоре показалась деревня — цель нашего похода.
Деревенька носила следы недавнего ожесточенного боя. Похоже, наши оставили ее совсем недавно. На окраине нас остановили немцы в серых, мышастых мундирах. Мой конвоир предъявил свою бумажку и нас отвели к одной из немногих уцелевших изб. Меня продержали во дворе минут десять, потом на крыльцо вышел мордатый унтер.
— Ком.
И я оказался в небольшой комнате с низким потолком перед двумя офицерами, сидящими за столом из струганых досок. Тот, что помладше, лейтенант, держал в руках мою красноармейскую книжку. На столе был разложен мой хабар, в котором уже основательно успели покопаться. Однако краткое описание 37-мм автоматической зенитной пушки обр. 1939 г. и пара старых карточек огня интереса у них не вызвали. Других бумаг в сумке не было.
— Фамилия, звание, должность, номер полка.
Вопросы задавал тот, что постарше, капитан. А лейтенант переводил их с немецкого на ломаный русский. Но, в общем, я его понимал. Не мог, и до сих пор не могу понять, почему все допрашивающие любят задавать вопросы, ответы на которые есть в лежащих перед ними документах? На нестыковках ловят? Чтобы, если кто-то забудет год своего рождения, радостно закричать: «Попался, шпион недобитый». Ну так я своей принадлежности к Красной армии и не скрывал. Закончив с анкетными данными, капитан перешел к главному.
— Где находится твоя батарея?
— Не знаю. Нас за снарядами послали, а когда мы вернулись, батареи на прежнем месте уже не было. Мы попытались найти ее самостоятельно, но напоролись на ваши танки.
Возникла пауза, пока лейтенант переводил мой ответ капитану. Дослушав до конца, капитан еле заметно кивнул и мордатый унтер хорошо отработанным движением дал мне в ухо. Хорошо дал. Не удержавшись на ногах, я загремел в угол.
— Ауфштейн!
Я поднялся, голова гудела.
— Где находится твоя батарея?
— Мы за снарядами ездили, а когда вернулись…
На этот раз я улетел в тот же угол еще до того, как капитан дослушал перевод. Пока выбирался, капитан расспрашивал моего конвоира. Тот вытянувшись отвечал. Капитан удовлетворенно кивнул и опять задал вопрос лейтенанту, тот перевел.
— Почему на тебе офицерская гимнастерка?
Дофорсился, идиот!
— Такую выдали, да и документы в ней носить удоб…
На ногах я удержался, но во рту появился привкус крови. Осторожно провел языком по зубам, вроде, все на месте.
— Врешь! Ты — офицер! Скажи свое звание!
— У вас же документы в руках и погоны у меня сержантские. Когда бы я их сменить успел?
Как только я ввернул про погоны, мордатый унтер, повинуясь жесту лейтенанта, сорвал их с меня и швырнул куда-то в угол. Офицеры о чем-то посовещались, еще немного помурыжили меня, но уже без азарта и больше не били. Наконец прозвучало.
— Энтфанен.
Унтер обратился к капитану, тот, подумав пару секунд, кивнул. Унтер взял со стола мою фляжку, а также круглую жестяную коробку с зубным порошком и мыло, вытащенные из сумки. Сунул все это добро мне и толкнул к выходу.
— Коммен.
Во дворе меня отвели к бревенчатому сараю. Стоявший у входа часовой открыл дверь. В вечерних сумерках я успел заметить, что в сарае было еще несколько наших пленных. Унтер втолкнул меня внутрь, дверь со скрипом закрылась. Наступила почти полная тьма, свет пробивался только в щель над дверью. Встретила меня полная тишина и тогда я поздоровался.
— Здорово, мужики.
— Вода есть? — вместо приветствия поинтересовался справа снизу хриплый бас.
— Есть.
Угадав в темноте протянутую руку, я сунул в нее флягу. Бас отвинтил крышку, забулькал, потом пустил флягу по кругу.
