груди, закрывает глаза, кладет ладонь правой руки на грудь себе, что-то шепчет про себя, а потом… А потом тихая, но твердая команда: «Пошли».
Первая группа с Регби уходит. Ждем. Через некоторое время, как они достигают той стороны открытки, уходим и мы за ними. Бежим по открытой местности. «Надо добежать, лишь бы проскочить», – проносятся мысли. Проскочили. И далее в колонну по одному двигаемся сначала по выжженной земле, на которой после минометных ударов не растут, а торчат палки из земли, которые некогда были деревьями. Амбра подает команды рукой, идем молча. Садимся. По знаку Амбры снова встаем и идем, пригнувшись, и снова садимся на корточки. Первая группа, возглавляемая Регби, уже в зеленке, в зеленых кустарниках и среди деревьев, которые одеты в листву. Мы же еще находимся на выжженной земле. Проходит семь или десять минут, и мы снова по знаку командира продвигаемся дальше в колонне, друг за другом. Сухов где-то рядом с Амброй. И вот колонна наша заворачивает вправо, в зеленку. Проходим еще метров десять, справа ровные углубления в земле, глубиной так сантиметров двадцать. Вот окоп недокопанный, вот еще один и дальше вот еще. Видимо, вэсэушники сначала хотели закрепиться здесь, но решили отойти все же в глубину лесополосы. Наверное, решили не размазывать свои силы по лесополосе, а собрать их в один кулак где-то там… дальше.
«Где-то там они, – думаю я, сидя на корточках среди листвы кустарников и деревьев. – Если напоремся, то надо будет растянуться в боевой порядок по всей ширине лесополосы, и мне надо как-то выйти вперед».
Снова встаем и медленно продвигаемся дальше. Еще прошли метров восемь. Сели. За мной четыре человека, один из которых оказался Агама, наш пулеметчик. Впереди боец, которого я не знаю, он пришел с 28-й точки. Я поднимаюсь и, пригнувшись, начинаю медленно продвигаться вперед. Там у кустарника полулежа сидит какой-то цыган… Да, он наш боец, но он цыган, которого, как я понял, «добровольно мобилизовали» из мест лишения свободы в «Вагнер». Да, и так вот бывает… Цыган мне показывает знаками, чтобы я присел, мол, дальше нельзя, и он знает, что там опасно, – вот такие знаки мне и подает руками, что-то шепчет и строит гримасы. Одним словом, цыган, что с него возьмешь… Я же, с лицом, выражающим полное омерзение к нему, нахмурив брови, перешагиваю цыгана и направляюсь туда, где наш командир и Сухов.
«Мне еще цыганских баронов и гадалок здесь не хватало, понаберут мальчиков по объявлению, – проносятся в какие-то доли секунд у меня мысли в голове».
Продвигаюсь вперед, обходя лежащих в траве бойцов. Вот и вторая группа. Медленно, на полусогнутых ногах, нагнувшись, прохожу по протоптанной траве дальше. Здесь уже пошли заросли настоящие, продвигаться труднее. Пролезаю среди сплетенных между собой веток деревьев и кустарников. Заросли. Смог пролезть между двумя деревьями, куда ушли командиры и мой старший точки. Гляжу, человек пять наших, среди них Регби и Амбра, а также Сухов и еще двое неизвестных мне бойцов, лежат в траве и о чем-то советуются. Работают с рацией. Укладываюсь на живот слева от них.
«Если пойдут дальше, то я вперед выйду, – проносятся мысли в голове. – Тут где-то, похоже, хохлы, рядом».
Дело все в том, что выживаемость при штурме, черт его знает почему, но не зависит от того, идешь сзади ты или впереди. Штурм «Галины-28» и «Галины-29» показал, что и резерв может быть атакован противником, и атакован внезапно. Люди там, в резерве, на миллиметр, пусть чуток, но расслабленней, чем впереди. Впереди концентрируется все твое внимание на работе, весь организм твой работает как отменные швейцарские часы, и ты из пешки, которой управляет командир, превращаешься для противника в один миг в опасную шахматную фигуру, тогда сам решаешь свою судьбу Ты сам решаешь впереди то, какую тактику выбрать – как наступать, когда поменять позицию и как бить из своего оружия, с учетом складывающейся ситуации. Здесь команды ты уже не слышишь – только шум автоматных очередей.
Итак, руководители наши работают с рацией, подзывают к себе из группы Регби какого-то ценного специалиста, который приползает к ним на четвереньках и начинает отвечать на их вопросы. Далее, по команде Регби, мы рассасываемся по ширине лесополосы, а я ухожу влево. Регби выходит вперед и, пригнувшись и как бы сжав все свое тело в единый кулак, из которого торчит только автомат, идет вперед, уходя то к одному, то к другому дереву… Я не теряю его из вида и иду чуть сзади Регби, метров пять от него слева. Вдруг он резко останавливается, уходит в мою сторону и, приблизившись ко мне метра на три, матерится в мой адрес:
– Назад уходим, мать… твою, быстрей…
Я даю ход назад и слышу сзади только тихий и угрожающий мат Регби. Ушли, теперь, сгруппировавшись все вместе, получили новые указания. Кто-то оставался в лесополосе, а я должен был занять позицию у края поля, что за лесополосой слева, и незамедлительно выдвинулся туда. Цыган уже сидел на краю поля за кустарником. Я занял место около него. Место он выбрал хорошее – ветки дерева, одиноко растущего здесь, пусть и с редкими листьями, но все же укрывали нас. Здесь же пришлось выслушать от цыгана слезливый рассказ о том, как он штурмовал тот самый известный «Перекресток» и сколько там сотен раненых было. Видимо, он полагал, что я расплачусь, но кроме неприязни к этому человеку у меня никаких чувств не возникло. «Ты воевать пришел или как? И нечего мне здесь сантименты с соплями размазывать», – думал я тогда. Передвинулся чуть левее от цыгана и стал ждать, наблюдая за полем, за своим сектором.
Получалось, что эта точка, которую мы шли штурмовать и которая на наших картах обозначена, как «Галина-30», была разумно оставлена противником, отошедшим дальше по лесополосе на «Галину-31». Вот эта самая «Галина-31» и была тем самым хвостом лесополосы, который заворачивал к полю и который мы обстреливали с Суховым из нашего старого окопа с точки «Галина-29». Этот «хвост» лесополосы на этом участке был последним пристанищем вэсэушников, так как за ним уже начиналось только долгое поле, и чтобы выйти им из этого куска лесополосы, необходимо было бы преодолеть открытую местность – поле. А это можно сделать было только ночью. Вот они и оказались в ловушке, в роли загнанных в угол крыс. Отчаяние, смертельная опасность и чуть ли не безвыходная ситуация заставляет противника сопротивляться с особым упорством – и этого следовало ожидать от них.
Скажу сразу
