А сейчас надо продолжить записки Шевченко. Надо запечатлеть на бумаге для будущего, не только военного, но и послевоенного, образы бойцов, самоотверженно выполнявших свой долг в суровую пору испытаний.
И Огнивцев на чистом листе бумаги написал звание, имя, отчество и фамилию бойца: «Рядовой Никита Степанович Мисник». Сверяясь со своими записями, продолжил: «Родился он в Тамани Тимирского района Краснодарского края. В той самой, которую описал М. Ю. Лермонтов. Никита рассказывал, как пожилые и молодые станичники и станичницы провожали его в Красную Армию… Старики-казаки напутствуют на службу Отечеству, дают завет не посрамить свой край, быть героем. Одна молодайка задорно расхохоталась: «Куда ему! Невесту свою не мог на винограднике догнать. Хоть бы сам цел остался». Не знала ты, девушка, что во второй части своих шутливых слов пророчицей оказалась. Да, Мисник погиб, но он успел внести свой вклад в защиту Родины. Каким выносливым, ловким, бесстрашным и расторопным он оказался в боях с фашистами!
В сентябрьском рейде на Смоленщине Мисник за девять дней уничтожил одиннадцать оккупантов. Короткая и ясная боевая характеристика. Не каждому воину удается такое. Для этого нужны не только смелость и отвага, но умение. В одном из боев он был ранен, но остался в строю. За славные ратные подвиги под Велижем награжден орденом Красного Знамени.
Под Москвой, к сожалению, ему пришлось воевать, недолго. В ту памятную ночь, когда взрывали немецкий склад боеприпасов, Никите было дано задание снять часового у караульного помещения. Понаблюдал за ним боец, убедился, что ему придется вступить в единоборство с очень рослым, широким в плечах и, видимо, здорово пуганым немцем, не снимавшего пальца со спускового крючка карабина. Малейшая неосторожность и мгновенная смерть. Семь раз прошагал часовой мимо затаившегося за углом сарая русского разведчика. А на восьмой, как молния, бросился Никита вперед и вонзил нож в спину оккупанта. Удар был точен, но гитлеровец успел обернуться и выстрелить. Однако участь караула была решена дружными действиями группы нападения на караульное помещение, оказавшееся без охраны. А в это время бойцы группы подрыва устремились к складу и подорвали его.
Гибель Никиты Мисника была тяжелой утратой для отряда. Но его образ остался в сердцах боевых товарищей.
Надо, чтобы на Кубани его родные, близкие, друзья, пионеры и школьники знали, что их земляк разведчик рядовой Никита Степанович Мисник был героем Великой Отечественной войны.
5. Командир отделения сержант Юрий Александрович Григорьев. Родился в 1921 году в рабочей семье в Донбассе. В составе понтонно-мостового батальона 57-й танковой дивизии участвовал в боях с оккупантами с первых дней войны. В августе 41-го изъявил желание добровольно сражаться в тылу врага. Воевал в отряде храбро и успешно.
Под Москвой участвовал в уничтожении артиллерийского склада. При разгроме штаба вражеского полка в Надеждино внезапной ночной атакой воины отделения во главе с Григорьевым забросали гранатами казарму гитлеровцев, а затем, выбрав удачную позицию, в упор расстреляли всех пытавшихся выскочить из горящего здания. В этом бою сам сержант уничтожил нескольких оккупантов. Высокой наградой — орденом Красной Звезды отмечены его подвиги в Подмосковье».
…Огнивцев задумался. Надо, пожалуй, написать не только об отдельных бойцах и командирах, но и об отряде в целом. Сначала общая обстановка. Трудными были бои с захватчиками. Перед нами был опытный враг.
В схватках с оккупантами не только мы их били, но и доставалось от них и нам. В Велижском рейде в отряде из 94 бойцов и командиров было убито 23 и ранено 13 человек. Среди убитых — командир взвода младший лейтенант Астахов, ранены командир отряда Шевченко, командир взвода лейтенант Брандуков, военфельдшер Увакин. Ощутимые потери понесли мы и в боях под Москвой. Их могло быть меньше, если бы все мы действовали более осмотрительно, лучше организовывали бой.
Шевченко и я до сих пор не можем себе простить гибель пятерых хороших парней, возглавляемых сержантом Скворцовым, действовавших в разведывательном дозоре впереди отряда у безымянных торфоразработок недалеко от города Белый. Из-за нашей неосмотрительности они попали в засаду и все как один погибли.
Честное слово, кровью обливалось сердце от сознания своей вины перед ними. Мертвыми их, правда, никто не видел. Поэтому, хотя мы и были убеждены в гибели бойцов, но их родителям направили рвущие душу уведомления о том, что такой-то «пропал без вести».
Огнивцев узнал о новом назначении в субботний вечер. Посоветовавшись с Алексеевым, решил в воскресный день попрощаться с личным составом отряда, а в понедельник с утра убыть к новому месту службы.
Весть о том, что комиссара отзывают на работу в разведотдел штаба Западного фронта, разнеслась мгновенно. Поговаривали, что вроде бы об этом распорядился член Военного совета.
Возвращаясь после завтрака из столовой в свою комнату, Огнивцев увидел в коридоре поджидавшую его группу бойцов отряда. Все они были одеты в новенькое обмундирование, при орденах и медалях.
— Товарищ комиссар, — торжественно сказал сержант Корытов, — вы задержаны и поступаете в наше распоряжение.
— Причина задержания и какие последуют распоряжения? — спросил, улыбаясь, Огнивцев.
— Опасаемся, что вы так же, как и командир, убудете от нас, оставив без фотографии на память.
— Понял вас. Одеваюсь и иду с вами, куда прикажете, — выдерживая шутливый тон, ответил Огнивцев.
«Самая лучшая фотография», как представил ее Корытов, помещалась в полуподвальном помещении и мало чем напоминала довоенные салоны. Однако выставленные в витрине фотоснимки свидетельствовали, что тут работают подлинные мастера. С фотокарточек улыбались, грустили, угрюмо смотрели, мечтали люди самых различных возрастов, преимущественно военных — танкистов, кавалеристов, пехотинцев в обмотках, девушек в туго подпоясанных шинельках, очевидно, только что призванных вчерашних школьниц. Были тут и два генерала со звездами в петлицах гимнастерок. Один бритоголовый, другой с разлетными усами.
— Рад приветствовать новых героев войны, — сказал старик-фотограф в черном халате и в такой же ермолке на голове. — Вижу, награды у всех свеженькие.
— Да, вы не ошиблись, глаз у вас наметанный, — ответил кто-то из бойцов.
— Очень приятно. Прошу рассаживаться по чинам, рангам, по дружеским симпатиям, — указал он на две лавки. Первая была невысокой. Вторая сантиметров на двадцать повыше и обита клеенкой. На нее становились ногами.
— И где же вы отличились, если не секрет? — спросил фотограф, устанавливая ящик-аппарат, покрытый черным полотном.
— Здесь… Под Москвой.
— Ах, Москва, Москва! Дорогая моя столица, золотая моя Москва. Еще бы несколько дней такой суматохи, как было шестнадцатого октября, то вашего покорного слуги старого фотографа вам-таки бы не застать. Был бы он в далекой эвакуации. Многие москвичи эвакуировались и после шестнадцатого. А я вот остался. Остался потому, что сам себе подумал: «Люди сражаются под Москвой, в Москве делается великая история! Это же кто-то должен фотографировать. Я уже стар, чтобы воевать. Но я в свое время снимал солдат Октября, гражданской войны, Халхин-Гола, встречу чкаловцев, папанинцев, участников парадов на Красной площади… И вот вашего брата на призывных пунктах, ополченцев перед отъездом на фронт… Я всех снимал. Вы думаете, кто тот с огромными усами, что на моей витрине? Сам Ока Иванович Городовиков перед поездкой на Южный фронт. А тот, бритоголовый? Сам генерал Лелюшенко! А с саблей при шпорах на сапогах? Ну, конечно, кавалерийский генерал Белов! И я сказал сам себе: «Исаак, ты запечатлеешь тех, кто свернет Гитлеру шею под Москвой. И тогда ты можешь совершенно спокойно умирать. Лучших кадров уже не будет».
Фотограф спохватился:
— Простите, заговорился. Вы готовы, разместились? Один момент — и вы в истории.
Старик залез с головой под черный полог, что-то подкрутил, чем-то пощелкал, вынырнул, принес из темной соседней комнатки массивную рамку, всунул ее в пазы задней стенки коробки, опять заговорил:
— Ах, слава, слава! Сколь пленительна она для молодого человека. Видит бог, я вам завидую, друзья мои. А теперь — внимание! Светлый взгляд, весенняя улыбка… Снимаю!
Войска Западного фронта, громя врага, упорно продвигались вперед. Морозы крепли. Временами налетали вьюги — свирепые, хлесткие, сбивающие с ног. Но сильнее морозов и вьюг была воля людей к победе. Армии, корпуса, дивизии, полки рвались на запад. Стремились на фронт и бойцы отряда. Но им сказали: «Пока отдыхайте. Ходите в театры, кино, библиотеки, музеи и ждите».
Разведчики отряда так и поступали. Но иногда им становилось невмоготу и они приходили к своему комиссару, который уже работал в разведотделе штаба фронта, разузнать, когда их будут отправлять в новый рейд ло вражеским тылам.
