— Я прошу вас об этом, — удовлетворенно кивнул старший помощник, — еще и потому, что матросы на корабле связывают это дело со случаями воровства на камбузе.
Доктор Бек вновь посмотрел на офицеров с удивлением.
Шюттенстрем засмеялся:
— Дорогой доктор, не думайте, что вы находитесь среди пиратов. Но в последние дни нас обкрадывают самым настоящим образом. Пусть это вас не беспокоит. Расследование находится в надежных руках нашего дознавателя, — командир вежливым жестом указал в сторону Фишеля.
Тот хотел что-то сказать, но стук в дверь помешал ему. В дверях каюты стоял радист Гербер.
— Донесение, господин капитан-лейтенант, совершенно секретное!
Командир едва успел взять в руки листок, поданный радистом, как в каюту вошел Кунерт, а за ним в проходе показались возбужденные матросы.
Фишель, почувствовав неладное, вскочил и встал рядом с командиром. Шюттенстрем, ничего не понимая, взглянул на вошедших. Среди них он узнал Клоковского и Помайске, тех самых, которые говорили, будто видели привидение. В толпе он неожиданно заметил незнакомого человека, которого до сих пор не видел на своем судне. Кунерт крепко держал его за руки.
— Командир! — голос унтер-офицера срывался от волнения, лицо залила багровая краска. — Командир, у нас на борту «заяц». Вот! — с этими словами Кунерт вытолкнул незнакомца почти на середину каюты.
Некоторые матросы заулыбались, но большинство напряженно и серьезно наблюдало за происходящим.
Шюттенстрем сначала растерялся, но быстро взял себя в руки.
— Это еще что?! — воскликнул Фишель.
Движением руки Шюттенстрем потребовал тишины.
— Вот вам ваше привидение, болваны! — не сдержался он, обращаясь к Клоковскому и Помайске. Матросы покраснели, вытянулись и приготовились к «разносу».
Затем Шюттенстрем внимательно посмотрел на «зайца». Должно быть, он уже давно на борту. Растрепанная рыжеватая борода, изможденное худое лицо, глубоко запавшие глаза. Видно было, что человек изголодался. Однако по его поведению нельзя было заключить, что он чувствует себя преступником, пойманным с поличным, или человеком, ожидающим сурового наказания.
— Я хотел в Сингапур.
Никто не удивился, что «заяц» заговорил по-немецки. Многие моряки мира хорошо знают этот язык или по крайней мере владеют запасом слоїв, необходимым для простейших объяснений. По произношению незнакомца Шюттенстрем решил, что он житель Скандинавии.
— Я швед, — сказал тот, — я хотел сойти в Сингапуре.
— Почему же вы этого не сделали? — поинтересовался Старик.
Кунерт вмещался в разговор:
— Он не смог, вы же сразу вызвали буксир, мы ведь торопились тогда…
— Помолчи! — сердито прикрикнул на него Шюттенстрем, а затем, смягчившись, добавил — Я же ему задал вопрос.
— Я не успел… — отвечал незнакомец, — пришлось продолжить это проклятое путешествие. Не такое уж это большое удовольствие! Можете мне поверить. Сидеть все время скрючившись в трюме, в этой вонище… И нечего жрать. Пришлось самому доставать еду. На камбузе, по ночам…
— Гм… так… — командир не обратил внимания на недовольный ропот, раздавшийся при этих словах в группе моряков. Шюттенстрем некоторое время пристально разглядывал незнакомца и затем спросил:
— Для шведа вы слишком хорошо говорите по-немецки. Вы на самом деле из Швеции?
Тут Фишель не выдержал:
— Покажите ваши документы!
— Документы? — незнакомец смерил старшего помощника взглядом, в котором можно было одновременно прочесть и иронию и сострадание.
— Ну вот, видите! — торжествующе воскликнул старший помощник. — Вы не можете доказать, кто вы такой! Но я зато скажу: вы диверсант! Вот именно, диверсант! Вы должны были взорвать «Хорнсриф»? Сделать то же самое, что ваши друзья сделали с «Нанкином»? Ну, что? Молчите? Ну подождите, мы заставим вас говорить! — Голос Фишеля срывался. — Мы быстро, в два счета, разделываемся с такими типами, как вы.
Фишель проглотил слюну — и хотел продолжать говорить, но неожиданно ему не хватило воздуха для крика.
— Можете быть уверены! — прохрипел он и замолчал.
Эта тирада ничуть не испугала незнакомца. Совершенно спокойно он сказал:
— Господин капитан, прошу вас оградить меня от этих подозрений. Я швед, подданный нейтральной страны. Как безбилетный пассажир, я имею право на обращение со мной согласно международным обычаям.
— Нахал! — завизжал Фишель. — Его надо немедленно запереть, в трюм запереть! А в Бордо сразу же сдать в трибунал!
Шюттенстрему явно претила несдержанность старшего помощника. Нужно было побыстрее кончать этот допрос.
— Ваше имя? — опросил Шюттенстрем.
— Ёрн Свеносен. — Швед с благодарностью посмотрел на него. Он понял, что командир и старший помощник — совершенно разные люди. — Я прошу позволить мне согласно обычаю отработать за пребывание на вашем судне.
Доктор Бек, до сих пор молча стоявший в стороне от Шюттенстрема, подошел к нему:
— Ну разрешите парню отработать. Куда же ему теперь деваться?
Фишель, красный от ярости, бросил разъяренный взгляд на геолога. Легкомыслие этого штатского в вопросах военной безопасности было просто невероятным.
— Отработать? — закричал он. — Может быть, еще и спасибо скажем господину диверсанту? Нет! Под замок его! В конце концов, мы находимся на корабле германских военно-морских сил.
Незнакомец даже не посмотрел на старшего помощника.
— Я обращаюсь к капитану, — негромко сказал он.
— Это неслыханная дерзость! — заорал Фишель, окончательно выйдя из себя. Изо рта у него вместе со словами вылетали брызги слюны. Он весь дрожал от бешенства.
К еще большему возмущению старшего помощника Бек снова обратился к Шюттенстрему:
— Разрешите ему остаться…
Командир резко обрезал его:
— Вы думаете, я прикажу бросить его за борт? Не бойтесь, доктор, он останется здесь, и даже будет под замком. — И, обращаясь к шведу и окружившим его морякам, спокойно продолжал:
— По христианскому обычаю, «зайцы» обязаны отрабатывать свой переход на судне. Сейчас, однако, идет война и у команды «Хорнсрифа» достаточно забот, требующих известной бдительности. Я не могу не разделить опасений старшего помощника и приказываю, — он показал на шведа, — изолировать этого человека. Кунерт?
Отведите его в четырнадцатую каюту. Там он будет в надежном месте: дверь обита железом, а через иллюминатор пусть прыгает, если захочет. Позаботьтесь, чтобы его регулярно кормили. До прибытия в Бордо он будет получать еду, как и все матросы на судне. Все! Можете идти!
Командир отпустил всех, кроме Фишеля и доктора Бека, жестом предложив им остаться. Хлопнула дверь; еще некоторое время был слышен громкий голос шведа, не желавшего, видимо, сидеть взаперти. Потом его крик затих, растворившись в топоте сапог матросов.
Шюттенстрем, старший помощник и геолог снова остались втроем. Фишель вытирал платком лоб- Он был возбужден и никак не мог успокоиться. Доктор Бек молчал и неподвижно смотрел перед собой. Лицо Шюттенстрема выражало отвращение, досаду и гнев. Он медленно опустился на стул, громко вздохнул, затем, положив руки на колени, со зловещим спокойствием произнес:
— Дорогой господин Фишель, так дело не пойдет!
Казалось, он хотел добавить что-то еще, но, взглянув на геолога, по-видимому, передумал и ничего больше не сказал. Вынув из кармана радиограмму, принесенную радистом, он быстро пробежал глазами текст.
— Раз уж мы собрались все вместе, — сказал Шюттенстрем, обращаясь к Фишелю, — я думаю, вы ничего не будете иметь против, чтобы доктор остался здесь. Хорошо. Речь, правда, идет о совершенно секретном документе. Но в нашем положении он не настолько уж секретен, чтобы доктору нельзя было знать о его содержании. Итак, слушайте: «Квадрат «Z-З» с шестого апреля объявляется запретным для немецких подводных лодок».
Доктор Бек вопросительно посмотрел на командира:
— Простите, господин Шюттенстрем, как это понимать?
Фишелю не понравилось, что командир обсуждает служебные вопросы в присутствии постороннего. И поэтому его, по существу, верное замечание прозвучало как невежливое поучение:
— Очень просто, господин доктор. Это означает, что «Хорнсриф» находится сегодня, двадцать девятого марта, там, где он должен быть не раньше шестого апреля.
Бек не обратил внимания на резкий тон старшего помощника.
— Но это же только говорит о том, — ответил доктор, — что мы прибудем в Бордо на несколько дней раньше, чем это предполагалось сначала.
— Или мы никогда туда не прибудем, — вставил Шюттенстрем. — К сожалению, слова господина Фишеля соответствуют истинному положению вещей. Мы находимся сейчас в квадрате «Z-З», то есть в операционном районе германских подводных лодок, именно в тот момент, когда этот район еще не является для них запретной зоной.
