чудо какие крепкие ноги! И не спички какие-нибудь, а могучие колонны, но подвижны и резвы. И бедра высокие. Я люблю у женщин длинные ноги. А талия, — обратите внимание, дорогой майор, какая высокая талия, начинается почти под лопатками!
— Вы немножко распустили слюни. Но вы, конечно, великолепный бурш, капитан! Жаль только, староваты. Прошу помнить: вам здесь не следует промышлять. Предоставьте это дело другим.
Капитан злобно взглянул на майора, но смолчал. Майор взял книжку со стола.
— Что она читает, эта женщина? Ферхаерен! Стихи!
— Не «фау», а «в», дорогой майор, к тому же фламандские «ае» читаются, как «а»: «Верхарн».
— Почему вы говорите это с такой злобой, капитан? Разве я вас чем обидел? Я просто читаю, как написано: Ферхаерен.
Майор, выходя из комнаты, снова взял под руку Альберта и сказал:
— Так продолжим наш разговор, ван-Экен. Я дам тебе срок на размышление. Подумай о твоих реликвиях в той комнате и о реликвии живой, в этой комнате. Слышишь? И взвесь, что реликвии, живые и мертвые, могут сильно пострадать, если ты откажешься стать бургомистром. Тебе капитан объяснит, что от тебя требуется и что тебе надо делать. Мне же это все наскучило довольно.
У дверей майор остановился.
— А где же капитан?
Капитана в передней не оказалось. Как только майор и Альберт вышли и капитан остался один, он подошел к портрету Марии, долго на него смотрел, чмокнул губами, повертел пальцами в воздухе, протянул руку и, сладострастно дрожа, провел ладонью по холсту.
Послышались шаги. Кто-то вошел в комнату через маленькую дверцу, скрытую за портьерой в глубине комнаты. Капитан почувствовал, что на него смотрят, обернулся.
Перед ним стоила Мария. Капитан, находясь еще во власти вожделений, которым он отдался, когда был один, нагло ухмыльнулся в лицо Марии.
Мария, увидав эту грязную, оскорбительную улыбку, замерла и остановилась перед капитаном. Казалось, она разглядела в этой улыбке, что-то страшное и ей знакомое.
— Неужели это тот самый? — ужаснулась Марике.
— Что вы хотите сказать? — удивился капитан.
Марике размахнулась и ударила капитана по щеке. В глазах ее были ненависть и отвращение.
Капитан сразу струсил, пригнулся и побежал впритруску, как бы защищаясь от ударов.
В передней он снова приободрился. Видя, что майор уже уходит, он нарочно замедлил шаг, чтоб не попасться тому на глаза: ему казалось, что следы пощечины еще горят на его щеке. И еще ему казалось, что он где-то когда-то видел Марике; он еще не знал, где и когда это было, но это смутное воспоминание тревожило его и пугало.
Майор вышел, не оглядываясь ни на Альберта, ни на капитана. Альберт видел в открывшуюся дверь, как два солдата, поджидавшие майора наружи у входа, вытянулись, козырнули, затем пошли было вслед за майором, но майор сделал им знак остаться.
* * *
— Ну вот, мы теперь с вами и поговорим, господин ван-Экен, — сказал капитан, когда они остались вдвоем с Альбертом.
— Нам говорить больше не о чем, — ответил Альберт, — я уже сказал вашему начальнику, что не согласен быть бургомистром по назначению завоевателей и когда в городе стоят неприятельские войска. Можете делать со мной что вам угодно.
— Я очень рад, господин ван-Экен, что разговор вышел такой ясный и, главное, такой короткий. Разумеется, вы совершенно свободны решать как вам угодно. Нам придется назначить другого народного избранника. А вас в интересах безопасности нашей армии я вынужден буду арестовать.
— Я это знал, господин капитан. Я к этому готов.
— Вы пойманы с поличным и обвиняетесь в краже, господин ван-Экен.
— Я никогда ничего не крал.
— Вы присвоили себе имущество, принадлежащее вашему городу.
— Этому никто не поверит.
— В вашем городе, может быть, кое-кто усомнится, но всюду большинство поверит. Люди охотно верят, когда почтенные деятели объявляются ворами и прохвостами.
— Ах, вот как! Прежде тем убить вашу жертву, вы хотите ее опозорить?
— Убить! Кто же это вам сказал? Я вам от имени комендатуры обещаю, что ни один волос не упадет с вашей головы. Для уголовных элементов у нас режим такой же, как был до войны. Воров не коснулись кары военного времени. Мы вам разрешим свиданья, разрешим делать покупки за ваши собственные деньги.
Капитан вдруг рассмеялся:
— Все сложится очень весело! Мы через газеты дадим знать населению, что вы содержитесь как уголовный преступник, на улучшенном режиме. Затем вскорости суд вас приговорит к пяти годам тюрьмы за кражу. А затем… слушайте, слушайте, — это самое интересное, — мы сейчас же выпустим вас из тюрьмы! Не ожидали такого поворота? Мы объясним, что вы амнистированы нами ввиду серьезных политических услуг, которые вы оказали немецкому командованию. Интересно? Теперь судите сами: согласитесь вы стать мэром и работать с нами или не согласитесь, вы все равно будете представлены перед вашими соотечественниками как наш агент! Но только мы уж вас не назначим мэром после того, как вы посидите в тюрьме за кражу. Да, за кражу, господин ван-Экен.
Капитан снова рассмеялся. И как будто непритворным смехом. Уж очень он был доволен своей выдумкой, самим собой и своей «старой школой прусской администрации».
Альберт стоял молча. Капитан, не скрывая, нагло его рассматривал глаза в глаза. Альберт потужил взгляд и стал смотреть в пол. В одно мгновенье ему представилось, как все сложится дальше: как содрогнутся близкие, как отвернется от него город, как он бессилен будет оправдаться перед своею родиной, какая страшная тоска раздавит его сердце, как он умрет, брошенный и презираемый всеми.
«Но неужели, — подумал он, — такая грубая провокация может удаться? Да если б все его прошлое оказалось недостаточным, чтоб опровергнуть клевету, неужели он, Альберт, не найдет возможностей заранее ее обезвредить и предупредить? Да он вцепится немцам в горло! Да он погибнет раньше, чем немцы успеют привести свой план в действие! Да он вот сейчас задушит этого подлеца-капитана, стоящего перед ним!»
Альберт поднял голову, посмотрел на капитана глаза в глаза. И из глубины глаз спокойно улыбнулся. То была действительно непритворная усмешка. В ней было выражение непоколебимой уверенности. Капитан отвел глаза.
Капитан ждал, что скажет Альберт. Но Альберт ничего не сказал, — улыбка спокойствия к уверенности светилась на его лице. Капитан жестом пригласил его сесть.
— Да ведь я пошутил, господин ван-Экен. Мы никогда не пойдем на то, чтоб вас компрометировать. Нам нужны ваше честное имя и ваш авторитет среди сограждан. Я скажу вам больше: мы намеренно содействовали укреплению вашей репутации смелого и независимого человека. Мы ведь знали, что вы собираете коллекцию городских реликвий. И мы смотрели на это
