В конце концов решили так: ночью заманить его в камеру, отобрать ключи и перебраться через стену.
— Это невозможно, — высказали свои сомнения арестованные чехи, находившиеся вместе с ними в камере.
— Уверяем вас, вполне возможно, — говорил им Трофим. — Но вы только должны нам помочь обезвредить надзирателя.
И вот однажды ночью в тюрьме поднялся шум. Трофим изо всех сил колотил кулаками в дверь камеры.
— Помогите! Доктора!
Пришел надзиратель.
— Что за шум? Разбудите начальника и будет худо! Себе не поможете, а мне наделаете неприятностей.
— Человек умирает, — твердили арестованные чехи.
Надзиратель заглянул в камеру и увидел лежащего Матея. Тот притворился тяжелобольным.
— Отойдите подальше от двери. Я погляжу, что там с ним, — сказал надзиратель и отпер камеру.
Как только он вошел внутрь, Трофим бросился на него. Но одолеть надзирателя было не так-то просто: он наносил один удар за другим и при этом звал на помощь. Тогда Трофим ударил его кулаком по голове. Надзиратель покачнулся, и Трофим ловко повалил его на пол, связал простыней, а рот заткнул кляпом.
— Трофим, ключи! — крикнул Матей. — Быстрее! Они у него на поясе! И отпирай камеры!
Трофим отстегнул у надзирателя связку ключей и побежал по коридору. Заключенные, услышав крики, толпились у глазков камер. Отыскав нужный ключ, Трофим отпирал камеры одну за другой и широко распахивал двери.
— Беги, ты свободен!
Некоторые заключенные с перепугу не знали, что делать.
— Быстрее, быстрее! — поторапливал их Трофим. — Мы должны бежать все. Если вы не убежите, гестаповцы расстреляют вас.
Вскоре во дворе тюремного здания появился длинный ряд фигур. Маленькая тюрьма охранялась плохо, и поэтому всем удалось перебежать через двор к стене за задним флигелем, так что караульные в сторожевой будке не заметили их. Стена была высокая, и многие перелезли через нее с трудом. Соскочив на глухую улочку, все вместе бежали за город.
Когда последние дома остались позади, заключенные остановились.
— Теперь надо разойтись, — приказал Трофим. — Если мы будем идти все вместе, нас скорее обнаружат и поймают.
У Трофима и без того было много забот — Матей едва держался на ногах, а сам он растянул лодыжку, когда прыгал со стены.
Заключенные разбежались в разные стороны. Трофим с Матеем направились к ровной гряде холмов, которая тянулась за городом.
— Не слишком ли сильно я его стукнул, — беспокоился добряк Трофим.
— Кого? — спросил Матей.
— Да надзирателя. Я ведь должен был только оглушить его, чтобы у него было алиби. После войны обязательно разыщу его, попрошу извинения.
Они шли, поддерживая друг друга. С трудом взобрались на гребень. Под ними в горной долинке приютилась деревенька Груба Льгота.
Когда Матей совсем выбился из сил, они решили зайти в домик, одиноко стоящий невдалеке. Постояв немного и поглядев в окно, постучали. Люди отворили им, и они вошли.
* * *
Последняя военная зима была суровой. Донимала она каждого, но больше всего партизан. И голод мучил.
Майор Мурзин по-прежнему лежал у Закопчанов. Несмотря на заботы Нади, рана заживала очень медленно.
Правда, у Закопчанов Мурзин был в полной безопасности. Со старостой имелась договоренность: как только станет известно, что в деревню пришли немцы, он сразу же даст знать, а если же они станут на постой, он пристроит их так, чтобы до Закопчанов они не добрались. Пару раз они все же объявлялись, и тогда хозяева выносили раненого партизанского командира в хлев, где сделали тайник между стойлами. Однажды всех спасла собака. Она так напугала коров, что немцам пришлось выскочить из хлева:.
Мурзин, из-за того что выздоровление затянулось, стал раздражительным. Как-то он устроил совещание. Говорил, что все, что они делали после событий на Кнегине, нельзя назвать партизанской борьбой. Ему стали объяснять, сколько стоило им сил выявить одиночные группы, которые действовали сами по себе, какую огромную работу проделал Степанов в Гостынских горах, как важна была деятельность Петра Сибиряка, связавшего ряд групп со штабом бригады. Мурзин позвал хозяина.
— Расскажи-ка, что говорят люди. Верят в нас? Знают валахи, что партизаны не погибли, что они сражаются?
Павел Закопчан в растерянности переминался с ноги на ногу. Облизав кончиком языка губы, ответил:
— Да как сказать… Люди в горах поют… Вот не знаю, смогу ли я спеть…
— Спой!
— Попробую.
В деревнях и на выселках
Вот уже недели и месяцы
Только тем мы живем,
Что ведаем — бьет Мурзин немца!
— Так и поют?
— Так. Провались я на этом самом месте, ежели вру!
Мурзин успокоился. Потом все стали обсуждать самые насущные проблемы.
В Моравии положение тяжелое. Там теперь создали целую систему противопартизанских мероприятий, и повсюду действуют гестапо, карательные отряды, полиция, СД, СС, секретная агентура. Но бригада непременно должна возродиться, но уже не как одно целое, а в виде множества отрядов, лесных групп и организаций Сопротивления. В результате образуется несколько очагов партизанской борьбы. Ставка же будет находиться в Гостынских горах, в районе Трояка. Это позволит свободно маневрировать между отдельными базами. Расчленение боевых сил бригады на группы сделает бригаду более гибкой, даст ей возможность легче уходить от ударов карательных частей, и при этом она будет сковывать гораздо больше сил врага. Наконец у такой организации будут предпосылки для дальнейшего развертывания сил.
Командиры склонились над картой. Новые замысли казались им смелыми. Они смотрели в будущее, рассчитывали на весну и на наступление Советской Армии.
Разошлись под утро. Шагалось легко. Все сознавали, что 1-я партизанская бригада имени Яна Жижки существует и готовится к боям.
Размягший снег подтаивает. Ручейки текут в долины. Вода. Всюду вода.
* * *
Кто-то постучал в окно. Первым вскочил Михал. Осторожно отодвинул бумажную штору, посмотрел на улицу и через стекло разглядел знакомое лицо.
— Это Большой Франта, — сообщил он ребятам, спавшим на кухне.
У портного Михала в Валашском Мезиржичи на этот раз ночевали Писклак, Честя Ясоник и официант Ферда из Хорыни.
— Черт побери! — вырвалось у Писклака. И сразу все вспомнили приказ Мурзина: увидевший Большого Франту должен немедленно уничтожить его. Франту подозревали в предательстве давно, с тех пор как начались аресты членов подпольного краевого комитета. Первым тогда забрали Досталика, у которого, как предполагалось, Большой Франта каким-то образом сумел получить список членов комитета. А вскоре Писклак принес из штаба бригады приказ Мурзина и фотографию Большого Франты. На обороте фотографии было написано: «Король секретных агентов В-105 Франтишек Шмид».
Снова послышался нетерпеливый стук в окно.
— Сейчас, сейчас, — крикнул Михал. Направляясь к дверям, он приказал товарищам: — Перебирайтесь в комнату!
— Ты что так долго не открывал? — хмурясь, спросил Большой Франта.
— Не кричи, у меня ночуют ребята. Устали сильно.
— А кто у тебя?
— Да все наши. Жена с детьми уехала вчера к родичам, поэтому я уложил их в горнице. А ты ложись в кухне на кушетке.
Большой Франта стал раздеваться.
— Что они здесь делают? — спросил Большой Франта, кивнув на дверь горницы.
— Утром узнаешь. Времени достаточно, — буркнул Михал и повернул выключатель.
Зашаркав в темноте шлепанцами, Михал вдруг снова включил свет и увидел, как Большой Франта отстегивал висевшую на левом боку красную кобуру с револьвером. Пробормотал что-то, объясняя, почему включил свет, и снова выключил.
Ребята в горнице тем временем сговаривались. Михалу не нравилось, что при этом присутствует Ферда. Он с подозрением относился и к нему, потому что именно Ферда привел Большого Франту в Мезиржичи, вечно с ним шептался. Решено было захватить Большого Франту утром врасплох и хорошенько допросить. Но почему, Думали они, гестапо до сих пор не схватило их всех, коль скоро Большой Франта знал о них все. К тому же иногда он добывал очень ценные сведения.
Михал вспомнил про револьвер, который держал при себе Большой Франта. Посреди ночи, когда он был уверен, что тот уже спит, прокрался в кухню, чтобы вытащить револьвер из-под подушки. Но Большой Франта спал чутко.
— Кто там? — крикнул он и в тот же миг схватился за оружие.
— Тише, это я… Хотел пить и наткнулся на тебя…
Утром все завтракали на кухне. Только Честя Ясоник спрятался за дверью — следил. Михал смотрел, как Большой Франта уминал яйцо и хлеб и вдруг спросил его:
— Как это тебе удается так свободно передвигаться? Тебя ведь ни разу не задержали. Значит, у тебя есть какие-то документы?
