Ознакомительная версия.
— Эй, папаша! Подгребай ближе! — кричали с буксира.
— Урус? — тыкая пальцем в сторону судна, вопрошал пожилой турок-рыбак.
— Русские, русские! Из Севастополя!
— Севастополь?! Севастополь якши! — радостно закивал турок.
— Папаша! Вода есть? Буль-буль? Пить! — бойцы показывали пустым котелком, что пьют воду.
— Старый турок засуетился, гортанно крикнул что-то находившимся на других лодках, и рыбаки стали подгребать поближе. На борт буксира передали анкерок с водой, затем глиняный кувшин. Не хватило и по глотку… Старший лейтенант хотел было, еще в самом начале переговоров с рыбаками, конфисковать у «активистов» воду и распределить ее по степени первостепенной необходимости, но старик капитан мудро предостерег его:
— Не горячись, сынок. Пускай попьют. Теперь не пропадем. Только оружие надо подальше попрятать, чтобы на виду не было. Эти турки что, они — простой люд, а вот власти, таможня, те придерутся.
— Мы же не в гости к ним пришли! И не сдаваться! Просим помочь, а дипломаты сочтутся, — кипятился старший лейтенант.
— Охолонь, сынок. Они военным оказывать помощь не имеют права. Им бы только причину найти. Могут и арест наложить. Оружие надо спрятать. Обвязать его веревкой, прикрепить к якорю, а якорь-цепь отдать. Пускай ищут на дне! Пусть попробуют догадаться!
На том и порешили. Застопорили ход. Стравили до воды якорь-цепь. Несколько пловцов привязали к цепи оружие. Затем отдали якорь.
Кожевников и Ревин перепрятали партийные документы в ботинки. От вчерашнего «марафона» — к плавбатарее плыли в обуви — стельки в ботинках покорежились, и поместить под ними документ стоило труда, а главное, при ходьбе было неудобно. Оставлять же партдокументы в мичманках было вовсе рискованно…
Послышались возбужденные голоса: «Катер!» На мачте подходившего катера трепетал красный флажок со звездочкой и полумесяцем. Турки пожелали осмотреть русское судно. С катера переправился турецкий чиновник. Следом за ним еще двое, в военной форме и с оружием. Матросы посмеивались. Забавное зрелище! Солдаты — или кто они там были, те, в форме, — сначала передали на буксир свои винтовки, а затем, преисполненные решимости и значимости, переправились сами. На палубе судачили:
— Вояки… Кто же оружие чужим в руки отдает?
— Доверяют, значит…
— Как же, доверили. Держи карман шире! Чиновник в белом кителе снял шапочку-феску, вытер платком лысую голову.
— Уф… — первое, что произнес он, и люди, плотным кругом стоявшие вокруг него, заулыбались: «Гляди, братва, по-турецки «жарко» — «уф»!
Солдаты отряхивались, одергивались, точно их только что вытащили из воды. Со смуглых, не в пример чиновнику, худых лиц солдат не сходило выражение скованности и испуга.
Коверкая русскую речь, турок-чиновник спросил, кто будет на этом судне капитан, а затем уже спросил капитана о цели прибытия русских. Жестикулируя одной рукой, капитан пояснил:
— Из Севастополя мы. Налетел немец. Самолеты, понимаете? Стреляли по нас… А теперь домой идем. В Батуми, понимаете? Пить, воды нету. Ёк вода. Кушать ёк. Нет еды, понимаете? Много раненых имеем. Помощь нужна. Врач нужен. Понимаете?
Чиновник не все понимал. Спросил, почему же не пошли в Батуми. До Батуми недалеко…
Стоявший за спиной капитана старший лейтенант подсказал:
— Скажи про уголь-то. Уголь у нас вышел. Пусть угля нам дадут и воды — мы и уйдем. Нужен нам их Синоп!
Капитан сказал про уголь. Показал на трубу, на флаг и черный шар…
Турок-чиновник на ломаном русском языке сказал, что доложит своим властям о положении и просьбе русских. А пока он должен осмотреть судно. На нем он видит много военных. Может быть, на судне есть оружие и боеприпасы, это воспрещено. Нельзя! Русские находятся в территориальных водах Турции.
— Проводите досмотр! — разрешил капитан.
Надо отдать турку-чиновнику должное: при осмотре он преобразился. Не ходил, а почти бегал, семеня ножками. Заглядывал во все закоулки и помещения. Один из тяжелораненых лежал, укрывшись с головой плащ-палаткой. Чиновник приподнял ее край, убедился, что под ней человек, и, произнеся, очевидно, извинения, побежал дальше…
Досмотр длился минут двадцать. Один из солдат нашел кожаный красноармейский патронташ с четырьмя обоймами винтовочных патронов, передал чиновнику.
— Патрон? Ружье где? — спросил турок, держа патронташ за кожаный ремешок-подвеску. Тут не утерпел старший лейтенант. Не очень церемонясь, взял из рук чиновника-турка патронташ и выбросил за борт. Пояснил:
— Патроны буль-буль. Ружье буль-буль. В Черном море, понял? И никакого этого… — Старший лейтенант пощелкал пальцами. — Никакого инцидента. Все хорошо. Якши, понял?
Турок нахмурился, хотел рассердиться, но, видно, рассудил, что, если оружие и патроны выброшены в море и на корабле ничего нет, значит, действительно хорошо.
— Якши, — согласился чиновник, и все заулыбались.
Солдат-турок принес из трюма балалайку, что-то сказал своему начальнику. Тот спросил капитана, зачем терпящие бедствие русские везут с собою этот «товар». Дело в том, что на буксир бог знает когда было погружено два комплекта струнных инструментов. Капитан и сам не смог бы объяснить, кому потребовалось вывозить из Севастополя струнные инструменты.
— А хрен ее знает, зачем везем. Казенное имущество потому что. Из матросского клуба…
Старик капитан взял из рук солдата балалайку, улыбнулся в редкие прокуренные зубы, протянул балалайку чиновнику. Возьми, мол, на память. Турок не взял, но и спрашивать о струнных инструментах больше не стал. Надел феску. Сказал, что уезжает, и чтобы русские составили список всех находящихся на судне.
— Составим, — заверил капитан и указал на флаг и черный шар: — Так мы ждем помощи!
Турок кивнул. Затарахтев моторчиком, катерок заспешил в сторону берега.
Солнце было высоко над головой, когда еще раз приехал катерок с турецким флагом на мачте. С него приняли на борт грузного вислоусого турка.
— Этот еще зачем? — не без раздражения спросил Полтаев. — Почему они все такие толстые?
— Потому что войны не знают, — рассудил Михаил Бочков, и довод его показался всем убедительным.
Прибывший турок ткнул пальцем в висевшую на боку сумку с красным крестом. Дал понять, что прибыл для оказания помощи раненым… Ходил к турецкому доктору и Кожевников. Возвратился возмущенный:
— Коновал… Бинтов не привез — тряпки какие-то рвет и крутит. Макает палку с ватой в пузырь с йодом, водит по ранам, прижигает… По мне-то шут с ним, с его йодом, но ведь есть ребята серьезно пораненные. Им разве такая помощь нужна?
…Сколько было радости, когда причалил катер с человеком в родной военно-морской форме! Приехал военный атташе СССР в Турции капитан 2-го ранга Михайлов. Собрал вокруг себя моряков:
— Отношения с Турцией у нашей страны сложные… Постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы вас как можно скорее отправить на Родину. Продовольствием, к сожалению, снабдить не могу. Поделюсь лишь тем, что сам смогу закупить… В отношениях с официальными лицами прошу соблюдать осторожность. На возможные провокации не поддаваться.
Атташе рассказал, что и в Инеболу пришла из Севастополя шхуна. На ней человек пятьдесят севастопольцев. Отношение простого народа, рыбаков, портовых рабочих, к русским хорошее.
— Нам, — советовал Михайлов, — надо также всячески подчеркивать свою доброжелательность, но при этом, еще раз повторяю, товарищи, соблюдайте меры предосторожности. Какие будут вопросы?
— С этим все ясно, товарищ капитан второго ранга, не беспокойтесь, не подведем. Вопрос один — привезут ли воду? Сутки терпим…
Михайлов твердо пообещал, что воду скоро доставят: он уже договорился. И действительно, скоро привезли воду, как кто-то метко сказал, «азиатским способом».
Шаланда привела на буксире шлюпку, залитую по планширь пресной водой. Теперь все находящиеся на буксире напились вдосталь и, как всегда это бывает, утолив жажду, заговорили о еде. С рыбаками вовсю шел товарообмен. Потные тельняшки, форменки менялись на хлеб. Кто-то даже снял с себя брюки и, стоя в трусах, жадно ел ломоть черного хлеба…
Товарообмен шел не только в частном порядке. За какое-то имущество выменяли для команды и своих многочисленных пассажиров рыбы и пшена. От судового камбуза до головокружения аппетитно запахло ухой. Люди улыбались, невольно тянулись к небольшой надстройке на корме, где священнодействовал кок.
— Живем, ребята!
Пришла груженная углем шаланда, и турок-моторист прокричал «урусам» на своем гортанном языке — перегружайте уголь! «Урусы» себя ждать не заставили. Мигом разделись по пояс, выстроились цепочкой. Несколько самых крепких спрыгнули на шаланду, стали насыпать уголь в плетеные корзины и ящики, передавать их на буксир. Пошла работа!
Ознакомительная версия.
