Иетс остановил свой «виллис» и грузовик с громкоговорителем на первом перекрестке города. Народу на улицах почти не было. Роллинген дремал, покорный и притихший, — его зловещая тишина обволакивала горсточку американцев, как невидимый туман.
Бинг вылез из грузовика и подошел к машине Иетса.
— Когда ушли немцы? — спросил Иетс у человека в застиранном синем фартуке, облегающем толстый живот, — вероятно, сапожника, хотя он мог быть и лавочником, и даже владельцем пивного погребка «Черный ворон», помещавшегося в доме на углу.
— Пять дней назад, — ответил тот. — Это после того, как они в последний раз приходили. Они уже три недели то приходят, то уходят.
— Сколько их было в последний раз?
— Немного. Должно быть, просто разъезд. — Он сделал шаг назад.
— Kommen Sie her![8] — крикнул Бинг. Человек опасливо приблизился.
— Что здесь происходит? Куда все попрятались?
Человек огляделся — не следят ли за ним. Потом, наклонившись к машине, шепнул Иетсу:
— Американцы отступают.
Иетс, у которого не было таких сведений, сказал:
— Глупости! Где вы подхватили эти слухи?
— Я своими глазами видел! Провалиться мне на этом месте, если не видел! Они пришли сюда в четверг с броневиками, танками, пушками и оставались до субботы, а в ночь на воскресенье ушли.
— Ну, ясно, — сказал Бинг. — А вы думали, войска здесь навсегда останутся? Обычно их, знаете ли, посылают на фронт, воевать.
— Возможно! — Человек развел руками, словно говоря: «Чего не бывает!» — Только они ушли вон в ту сторону. — Он указал большим пальцем через плечо в направлении перевала между холмами, откуда приехал Иетс. — Нас тут никто не защищает. — Он вдруг захныкал: — А у нас жены, дети. Что с нами будет?
Потом выражение его лица изменилось. Слабая улыбка надежды расплылась по толстому унылому лицу.
— Вы-то здесь останетесь?
— Вероятно, — сказал Иетс, чтобы успокоить его. Положение было нелепое. Со своими тремя солдатами он при всем желании не мог бы защитить Роллинген от кого бы то ни было. Но для этого человека и, вероятно, для многих подобных ему, «виллис» и радиогрузовик — вооружение: один револьвер, один карабин и две винтовки — означали, что американцы прочно обосновались в городе. В Вердене Иетсу было сказано, что он застанет в Роллингене батальон мотопехоты, — видимо, тот самый, об уходе которого ему только что сообщили. Направление батальона, истолкованное жителями как признак отступления, ничего, конечно, не доказывало, но как объяснить этому человеку всю сложность передвижения войск? Мало ли где этот батальон мог понадобиться.
Тем временем вокруг них собралось десятка полтора местных жителей. Лица у всех были озабоченные.
— Как дела в Метце? — спросил кто-то. Голос был высокий, раздраженный, готовый перейти на крик.
— Метц занят американцами, — твердо сказал Бинг. Поскольку им все равно предстояло передавать по радио последние новости, он не считал нужным это скрывать.
Тот же высокий голос произнес, но уже не раздраженно, а насмешливо:
— Ничего подобного. Мы-то знаем.
С другой стороны к «виллису» подошла какая-то женщина и, тронув Абрамеску за рукав, прошептала:
— Это хозяин гостиницы «Золотой баран». У него все нацистские начальники останавливались. Вы ему не верьте.
Абрамеску ничего не ответил. Он решил никому здесь не доверять и на всякий случай держать винтовку наготове.
Высокий голос звучал все более авторитетно. Было неясно, обращается ли владелец «Золотого барана» к своим согражданам или к американцам.
— Есть ли вода в верхней части нашего города? Верхняя часть города снабжается водой из Метца, это все знают!
Он помолчал.
— Но сейчас там нет воды. Немцы заперли магистраль. Значит, в Метце немцы.
Бинг стал пробираться поближе к оратору. Тот попятился. Потом, увидев, что он отрезан от своих и защитить его некому, он быстро заговорил:
— Это истинная правда! Проверьте водопровод в верхнем городе. Я не говорю, что в Метце нет американцев, но немцы тоже там есть. Их там мало, очень мало, скоро все уйдут. Они всегда уходят быстро, прямо убегают, трусы этакие! Мы же видели, как они убегали из Роллингена!
Он истерически захохотал, но тут же осекся, заметив, что Бинг знаком приглашает его подойти поближе.
— Как ваша фамилия?
— Рейтер, господин фельдфебель.
— Сколько у вас комнат в «Золотом баране»?
Рейтер залепетал что-то.
— Нам нужны четыре комнаты и чистые простыни, — категорически заявил Бинг.
— Но, lieber Herr, у меня только что стояли американские солдаты. Почему бы вам не остановиться в «Черном вороне»? Гостиница первоклассная, она тоже зарегистрирована в Национальной немецкой ассоциации владельцев гостиниц.
— Подойдите-ка сюда, любезный! — ласково сказал Бинг. Вместе с хозяином «Золотого барана» он стоял теперь в центре толпы, которая все росла.
— Мы привезли вам кучу подарков! — разразился Бинг. — Свободу, безопасность, возможность воссоединения с Францией, о котором вы так давно мечтали. Вам должно быть лестно пойти ради этого на небольшие жертвы.
При слове «жертвы» толпа быстро стала редеть; но те, кто не ушел, усмехались.
— Итак, герр Рейтер, лезьте в машину и показывайте нам дорогу в ваш первоклассный отель, тоже зарегистрированный в Национальной немецкой ассоциации владельцев гостиниц. Будем надеяться, что их рекомендации можно верить.
Бинг игриво повернул Рейтера за плечи и подтолкнул ровно на столько, чтобы он на полной скорости достиг машины.
— Жилищная проблема разрешена, — доложил он Иетсу.
Иетс прошел со своей свитой в мэрию — единственное здание, на котором был поднят французский флаг.
Их встретил мэр, местный адвокат, рыжая борода которого никак не гармонировала с его серым в искорку костюмом. Он объяснил, что до эвакуации города немцами скрывался в лесу и, поскольку он не знает, сколько времени пробудет в должности, решил пока не расставаться с бородой.
Начальник полиции, обрадованный тем, что силы сопротивления пополнились новым отрядом, долго и горячо тряс Иетсу руку и уверял его, что положение в городе как нельзя лучше и что с минуты на минуту можно ожидать полицейских подкреплений, которые им обещали из Нанси уже три дня назад.
— Целый взвод жандармов! — сказал он радостно. — Все в мундирах и при оружии.
Сам он был в комбинезоне и в берете, а на поясе — немецкий револьвер.
— Я-то не полицейский, — признался он Иетсу. — Я рабочий, литейщик. Нас здесь было человек шестьдесят дружинников внутренних сил, но сейчас многие разошлись по домам. Оно и понятно, не правда ли?
— Как только придут жандармы из Нанси, — сказал мэр, — мы устроим парад в честь освобождения. Надеюсь, что вы, лейтенант, примете в нем участие, господа из отдела связи с населением тоже обещали быть. Впереди пойдет полиция, потом американцы, потом пожарные, потом роллингенское общество молодых женщин в национальных костюмах, — очень красиво, уверяю вас; а затем — все желающие из местных жителей. Кюре распорядится, чтобы звонили в колокола, и будет оркестр, если мы сумеем собрать достаточно инструментов, — самые лучшие раскрали немцы.
Он так умоляюще смотрел на Иетса, что тот выразил полную готовность участвовать в параде.
— Я думал еще вывесить флаги, — сказал мэр, — но начальник полиции не советует. Тут неподалеку, в Вильбланше, люди вывесили флаги, а немцы вернулись, и в каждом доме, на котором был французский флаг, они забрали главу семьи и увезли с собой. Так о них с тех пор и не слышали.
— Да что вы? — сказал Иетс — Ну, здесь этого не случится.
Мэр промолчал.
— Здесь ситуация иная, — продолжал Иетс. — Передовая…
— Господин лейтенант, — сказал начальник полиции, сдвинув берет на затылок, — передовая — это мы, и вы, и ваш отдел связи с населением, который расквартирован за полотном железной дороги.
— А немцы?
— Мы не знаем. Может, они в пятнадцати милях отсюда, может, в пяти. Будем надеяться, что здесь тихий участок.
— А если они просочатся?
— То есть войдут в город, господин лейтенант? Вполне возможно. Кто им помешает — разве что человек тридцать—сорок дружинников внутренних сил; они стоят на ферме, к востоку от города.
— Вот, понимаете, какое положение, — сказал мэр.
Иетс отлично понимал положение. Эти люди так хотят, чтобы у них что-то получилось, но они живут на вулкане. И все-таки они не падают духом. Что ж, разве он хуже их?
— Я приму участие в параде, — сказал он, — и мои солдаты тоже. К сожалению, у меня их только три…
Не успел Иетс выйти из мэрии, как из-за угла вылетел дребезжащий старый грузовик, битком набитый жандармами. Иетс всегда недолюбливал полицию, но этим жандармам он искренно обрадовался и пошел поговорить с их сержантом.