– стреляют по мишеням из разных положений, учатся атаковать в составе группы. Затем боец может дальше перейти в другую группу. Например, в группу, которая работает с пулеметом Калашникова, и здесь изучи устройство этого пулемета и научись из него вести огонь. Здесь же работает и группа снайперов, которые уже отрабатывают свое умение на холме. Там, на холме инструкторы показывают устройство снайперской винтовки, БК к ней и учат вести огонь из нее.
Мне, лично, очень понравилась СВД. По целям попадал и принцип работы с ней усвоил хорошо. Конечно, здесь навыки нужны, но если она ко мне в руки попадется, то по противнику смогу вести огонь. Интересно показалось в СВД то, что принцип работы с ней совершенно иной, чем, к примеру, с автоматом Калашникова. Понятно стало, почему этим оружием работают люди особенные, склонные к одиночеству, наверное, или к индивидуальности. Сам способ применения этой винтовки предполагает особый, серьезный подход к делу, внимательность, осторожность и понимание самой природы. Природы? Если при штурме с автоматом не важен ветер, то с СВД ветер имеет значение. Это как пример. Кроме того, снайпер должен быть хорошим тактиком и немного стратегом, он обязан просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед. Но как работали с СВД, я на страницах книги рассказывать не буду. Идите в армию и учитесь это делать сами. Но что значит поработать с оружием в разных группах? А это значит, что вагнеровец обязан был знать и уметь применять разные виды оружия. Здесь же, на полигоне, мне удалось изучить и пистолеты. Это пистолет ТТ и пистолет Стечкина. Здесь же Регби занимался созданием диверсионных групп и разведгрупп. Я видел на полигоне тренировку одной из диверсионных групп. Один раз, проходя мимо такой группы, я остановился послушать инструктаж Регби.
– Все зависит от того, как вы двигаетесь… В двигающуюся мишень очень трудно попасть. Двигайтесь, не стойте и не лежите на месте. Наступая, уходите вправо и влево. Как иначе без потерь брать украинские укрепы, атакуя в поле. Был случай, когда хохлы окопались у лесополосы, и мы в группе из восьми человек накатывали на них по полю. Лавировали. Вот именно так накат делали, как мы с вами здесь отрабатывали сегодня. Без потерь взяли их окопы. Они просто отошли. Поняли, что не остановят нас. Попасть просто не могли в нас, когда мы наступали. В общем, можно брать их укрепы и без потерь, – объясняет Регби свою тему бойцам.
Кстати, Регби взял к себе в диверсионную группу и того самого молодого парня, Ложку. Ложка был рад, да так, как будто его пригласили не в диверсионную группу, а отдохнуть где-нибудь, на каких-нибудь Багамах или посетить Париж, с остановкой в лучшем отеле этого города. Он уже в бункере радостно рассказывал мне эту новость.
– Меня Регби к себе взял, – с воодушевлением и непритворной радостью рассказывал о своих делах Ложка. – Теперь правда и спать меньше придется, ведь у нас и ночные тренировки будут. Уже скоро на ночные тренировки пойдем, – говорит мне Ложка, и вижу я, что у этого молодого парня горят глаза, у него появился смысл в жизни, и, наверное, теперь его судьба пойдет уже другим путем. И возможно, я когда-нибудь услышу о том герое России, который начинал свою работу еще в группе «Вагнер». Возможно, я узнаю в этом герое, получающем из рук руководителя государства высшую награду страны в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца, того самого парня, с очень простым позывным «Ложка». Все может быть…
Ложка спал рядом, за Агамой. И иногда рассматривал его. Вот так сядет он на свой спальник и сидит, о чем-то думает. Все уже в возрасте вокруг него бойцы, а он молодой еще по годам своим. Двадцать два, насколько я помню, ему тогда было. И что-то в нем такое ощущал я, что есть и в моей дочери, Екатерине Львовне, которая была сейчас дома, училась в своем колледже на педагогическом отделении. То ли по характеру они одинаковые были в чем-то, или черты лица где-то у них были схожими, например, прямой нос, что у той, что у этого… Или, может быть, в Ложке, как и в Екатерине Львовне, я ощущал те же бойцовские качества, смешанные с любопытством к жизни, желанием все узнать и все узнанное обсудить. И подумал я тогда, что если вдруг так придется моей дочери побывать в подобной ситуации, и вот одна она будет, то кто ей советом хотя бы поможет… Потому к Ложке я испытывал особое чувство, сходное с чувством, которое проявляет отец к своим детям.
Как-то разговаривали мы с Ложкой.
– А кто у тебя дома сейчас остался? Мать и отец ждут тебя, верно? – говорю я Ложке.
– Никто меня не ждет дома, – отвечает мне он. – Мать у меня – женщина очень жестокая. Бывало, ем суп и пролью на стол каплю супа, так тут же получу рукой по голове, причем сильно, еще и оскорбит. Все время мы так с матерью жили. Ругались. В детстве особенно била она меня. А когда меня посадили, дали мне пятнадцать лет срока, то по телефону она на меня кричала и говорила мне, что я больше ей не сын, так как целых пятнадцать лет меня не будет, и потому ухаживать за ней некому теперь. Я сижу там, а она меня оскорбляет, кричит на меня в трубку. Два года прошло, и с тех пор и не разговаривали мы с ней.
– А кем хочешь быть? Учиться когда-нибудь хотел? Может быть, после войны тебе на работу поступить и потом еще и на заочное отделение куда-нибудь, в колледж или в институт? – интересуюсь я у него.
– Я хочу в колледж поступить, – говорит мне Ложка. – Думал об этом я, мне техника нравится, хотел бы пойти на машиностроение.
– Знаешь что, Ложка, ты, когда вернешься назад, то деньги не трать зря, а положи их в банк надежный. Сними себе квартиру. Денег у тебя будет около трех миллионов, наверное. Найдешь как работу, поступай обязательно в колледж. Тебе учиться надо. А как найдешь работу и квартиру снимешь, то к матери зайди все же. Жить с ней не живи. Разные вы, и человек она, похоже, трудный. Но контакты установи с ней, после войны у тебя с ней все наладится. Но держись от нее пока на расстоянии. Помогай ей, если что попросит, но не переусердствуй с помощью тоже. Потом поймешь, о чем говорю. Если найдешь хорошую девушку,
