Я долго не мог восстановить дыхание, затем отправился на поиски других мешков, понимая, что творю беспредельно немыслимые поступки. Они выстроились на одной линии, с интервалом в пять-десять метров, как раз по ходу яхты, пока она не стала на якорь. Я остервенело бил мешки ножом, будто именно они были причиной моих несчастий. Впрочем, именно так. На этой двадцати- или тридцатиметровой глубине я чувствовал себя, несмотря на холод, вполне комфортно. Мне никто не мешал в одиночку бороться со всей наркомафией Юго-Восточной Азии. Мои идеалы добра и справедливости получали глубинное и наиболее полное удовлетворение. Наконец я догадался использовать оружие. Я стрелял в контейнеры, пока не добил боезапас, после чего выбросил опустошенный автомат. Второй оставил, снова перейдя на нож. Я наносил свирепые удары. В глубокие раны проникала вода, острейшее лезвие без труда позволяло расправиться с полиэтиленовым коробом. Кокаин смешивался с солями океана, и рыбки, проплывающие мимо, сразу получали ломовой кайф, они вертели хвостами, метались, как угорелые, не понимая, что случилось. Я плыл дальше, за мной разгорались рыбьи оргии… Я изрезал семнадцать мешков, вернее, их наркотическое содержимое, я нарушил устойчивый физиологический и психиатрический баланс, нанес непоправимый ущерб океану, устроил мини-экологическую катастрофу. Силы покидали меня, я поплыл наверх, устало загребая, как жаба, объевшаяся червями. Где-то внизу тускло догорал фонарь, освещая место подводного побоища. Если здесь есть акулы, они обязательно приплывут на запах крови.
Я поплыл к яхте, предварительно выключив фонарь. Всплыл под кормой, рядом с гребными винтами, вдохнул морской воздух и тут услышал очень знакомый голос с кавказским акцентом.
— Непонятно, куда они пропали. Мундохаются… Свяжешься с этими узкоглазыми…
— Может, их акулы сожрали?
Я обомлел. И Мария здесь! Значит, вся компания в сборе. Но теперь преимущество за мной.
Они стояли со стороны якорной цепи — держали ее под контролем. Мне оставалось только незаметно пробраться на палубу и вернуть все долги или же получить по векселям — смотря что иметь в виду. Многое накопилось за эти дни. В голове не укладывалось…
Я добрым словом помянул Хонга, который снабдил меня веревкой с крюком. С первой попытки я зацепил его за поручни и, собрав последние силы, полез наверх. Мне удалось незаметно залезть на палубу, спрятаться в тени капитанского мостика.
— Что-то случилось, — встревоженно произнесла Мария. — А что, если там работает какая-нибудь морская полиция?
— Подводное МВД… — недовольно бросил Шамиль.
Скинув ласты, я перевел автомат в боевое положение. Сколько человек на борту? Капитан, помощник, моторист, радист, кок, три матроса — это максимум для яхты такого класса. После визита полиции оружие скорей всего спрятано. Но самое главное — за мной внезапность. Я пошел по другой стороне, мне оставалось пройти еще метров пять, длина палубы была около двадцати пяти метров, как сзади раздался голос:
— Что это за веревка здесь? И следы…
Я понял, что сейчас проиграю — в последний раз. В судьбе моей исчерпаны последние лимиты…
Я метнулся к носу яхты и увидел моих любимых врагов. Они не услышали — почувствовали меня.
— Привет, голубки! — сказал я хрипло. — Лапы в гору. Ну! И в каюту…
Шамиль медленно, будто раздумывая, поднял руки, Мария последовала его примеру. Раззаев первым вошел в каюту, за ним — она. Я плотно закрыл дверь и повернул щеколду.
Они неплохо смотрелись, будто обеспеченные молодожены в свадебном путешествии. Шома вырядился в белые брюки, светлую рубашку с выточкой и франтоватой жилеткой с золотой цепью. Он также отрастил модную щетинку. А Мария была в розовых шортиках, которые украшали ее стройные ноги, и облегающей футболочке с надписью «Pattaya». Все это я разглядел позже, а в то первое мгновение хотел лишь одного: насладиться страхом и растерянностью сладкой парочки.
Они стояли с поднятыми руками и напряженно ждали от меня дальнейших действий. Видимо, они считали, что со мной можно договориться. Я поразился их выдержке, и тут до меня дошло, что они не узнали меня в диверсанте с блестящей зеленой кожей. Я сорвал маску. И вот тут ужас исказил лицо Раззаева, он инстинктивно прикрыл лицо руками, Мария дико вскрикнула и рухнула без чувств. Смуглая кожа Шамиля стала серой, как сигаретный пепел, судороги исказили его губы, лицо покрылось испариной.
— Откуда… ты взялся?..
— Течением принесло.
— Что ты хочешь? — устало выдавил он, сразу сникнув и потеряв цветущий вид.
— А ты, мразь, не догадываешься? Во-первых, ты вернешь мне паспорт, деньги и билеты на обратный рейс, которые ты украл, как жалкий воришка.
— Хорошо. Я могу опустить руки?
— Да, только осторожно, чтобы не повредить себя. Эта штука стреляет отличными иголками.
Я взял со стола пластмассовую бутыль с фантой, приложился к ней, остатки вылил на голову Марии. Она что-то застонала, стала шевелиться, открыв глаза, села, прислонившись к стене.
Я подчеркнуто не глядел в ее сторону, хотя мне очень хотелось глянуть в ее глаза: чего там было более — мистического ужаса перед воскресшим покойником или желания хоть каким-то образом оправдаться передо мной? Впрочем, мне надо было следить за каждым движением Раззаева. Он открыл сейф, достал целлофановый пакет, свернутый прямоугольником, протянул мне.
— Разверни и положи на стол! — распорядился я.
В пакете лежал паспорт и обратный билет. Потом он достал объемную пачку стодолларовых купюр и бросил на стол.
— Здесь в десять раз больше… Ты забираешь их и прыгаешь туда, откуда пришел.
— Ах ты, мерзавец! — во мне все заклокотало. — Ты еще будешь мне условия ставить! Я все заберу, а тебя отправлю за борт с пачкой кокаина, чтобы приправить твое дерьмовое тело прежде, чем его сожрут акулы.
В дверь каюты постучали. Шамиль метнул быстрый волчий взгляд, затравленно блеснули глаза Марии. Кажется, даже в Первомайском ей не было так плохо. Там была хоть и жестокая, кровавая, но романтика войны. А здесь пришел палач. Палач — не психиатр, не священник и не собеседник. Ему недосуг слушать ваши жалобы. Ему пахать надо.
— Ну что молчишь? Скажи, что занят.
— Я занят! — повторил Шамиль.
Вдруг он метнулся к столу, схватил медную вазу и швырнул в меня. Я выстрелил — пули прошили его, вспыхнув на белой рубашке ярко-красными точками. Шамиль неловко рухнул на кресло, завалив голову и руку на поручень.
Мария сильно побледнела, встала, зачем-то оправила шорты и футболку. Ее красивые коленки мелко дрожали.
— Ну давай, стреляй и в меня! — она, видно, хотела произнести это с ненавистью, но не хватило сил.
— Ты была счастлива с ним?
— Какое тебе дело?
— Мне все равно…
— О каком счастье ты говоришь? Наше счастье — взять бабки и вовремя уйти, — она кисло усмехнулась и поправила волосы.
— Оружие на борту есть? Команда вооружена? — продолжал спрашивать я.
— Не знаю. Мне об этом не говорили… Где-то спрятали от полиции, — добавила она, почувствовав, что первая опасность миновала.
«Теперь будет строить глазки», — подумал я и приказал вести меня к капитану.
Тот мрачно посмотрел на меня раскосыми глазами. Видно, ему не раз доводилось торчать под стволом. Я сказал ему:
— Ты должен довезти меня до Паттайи…
Малый оказался вполне понятливым. Видно, такой исход встречи с одиночкой-пиратом его вполне устраивал. Капитан застегнул на все пуговицы свой голубой китель-безрукавку, отдал распоряжение помощнику.
— Сколько человек на яхте? — спросил я.
— Было семь, — аккуратно ответил он, естественно, слышав выстрелы.
Люблю исчерпывающую точность.
— А пассажиров сколько?
— Было два, — ответил он в том же духе и добавил: — Сэр…
Загрохотала якорная цепь, мы снялись, развернулись и пошли к берегу.
Не считая, я тщательно завернул в целлофан деньги, паспорт, билеты и спрятал на груди. До конца визы у меня оставались еще три недели. Но сейчас меня волновала более важная проблема: сойти на безлюдный берег или на пристани? Где я быстрей и вероятней попаду в лапы полиции и надолго сяду за убийство и причастность к наркомафии? Попробуй начни рассказывать им, как ты где-то на дне морском нашел контейнеры с кокаином и принялся кромсать их ножом… Я уже и сам начал сомневаться: уж не привиделись ли мне подводные похождения от перепада давления?..
— Капитан! Труп еще не выбросили? Так что ж вы медлите?
Тело известного террориста полетело за борт. Дай бог, не всплывет где-нибудь в Москве-реке.
— Володя, не бросай меня здесь! — услышал я рядом вполне щенячий голос.
— А как целоваться-то сладко было? — выродилась вдруг ужасно поучительная фраза.
