Нас, потерявших боеспособность, сопроводили в лагерь на болота Невий Мох. Из нашего взвода были Самоделкин, Барабанов…
Вполз в шалаш, огляделся. Кругом под стенками шалаша много тяжелораненых: кровь, бинты, стоны. Подумал: нет, мне тут делать нечего. Так же ползком разворачиваюсь и на воздух. Откопал ямку, наскреб веток – жилье!.. Только отаборился, как немец наглухо обложил посадочную площадку. Следует команда: «Сменить месторасположение!» Передвижение самостоятельное, с оружием, с «сидором». Набралось примерно двадцать бедолажных. Шли, ползли, отрешенные ото всего на свете. Вот, смотрю, сержант Самоделкин. Так-то на вид жердь жердью, а тут – то ли вконец обессилел, то ли ранен сильно – совсем парень оплошал. «Саша, – говорит, – не бросай меня!» – «Пойдем, сержант, до Победы!» Как в тумане все было.
На новом месте медицинского персонала не было – все выбыли из строя. Сами ухаживали за собой и за более слабыми товарищами, сами оборонялись от немца. Подкармливались сухарями. Иной раз думаешь теперь, доведись такая оказия, ни за что не выдержал бы. А тогда, как я думаю, нами двигало чувство великой надежды и несгибаемого упорства: сохранить жизнь, чтобы вновь встать в строй бойцов с фашизмом!..
В ночь на 5 апреля 1942 года меня вытащили из снежной ямы, отобрали винтовку системы СВТ и гранаты. Волоком к самолету – подвесили к крылу. Я был еще в сознании: чувство опасности, вероятно, держало в напряжении. Самолет, подпрыгивая на кочках, оторвался от болота, я провалился в беспамятство. Потом госпитали Ярославля, Улан-Удэ…»
Из наградных материалов:
«Мустафин Борис Исмаилович, старший сержант, начальник радиостанции отдельной роты связи. Рождения 1916 года. Татарин. В Красной Армии с 1937 года. Воевал с белофиннами. Домашний адрес: город Нижний Тагил, ул. Розы Люксембург, д. 25.
Мустафин Б.И. проявил высокое мастерство связиста. Материальная часть работала безотказно, перекрывая всякие нормы дальности уверенного приема и передачи.
В самые напряженные моменты Мустафин Б.И. сутками не отрывался от рации. Особенно в лагере раненых и обмороженных. Не прекращал работу под артиллерийским и минометным огнем».
За свое мужество, проявленное в Демянском котле, Мустафин был награжден медалью «За отвагу».
* * *Десятого апреля 1942 года летчик, прибывший на Невий Мох за больными, привез мне приказ: «Явиться для доклада к командующему 34-й армии Н.Э. Берзарину». Потом генерал стал первым комендантом Берлина, – рассказывает И.Ф. Шебалков. Сам Иван Феоктистович – волгарь, из Саратовской области. До призыва в Красную Армию был и пастухом, и батраком, и чернорабочим на стройке моста через Волгу. В ряды ВЛКСМ вступил в 1924 году. Потом была Орджоникидзевская пехотная школа. Не один год жизни отдал Шебалков Забайкалью – служил в Даурских степях. В воздушную пехоту пришел краснознаменцем.
Полетел на самолете У-2. Приятного мало, когда по утлому биплану шпарят пулями и снарядами снизу!
На КП армии у меня взяли строевую записку, сведения о боеприпасах и оружии. С начальником штаба наметили участок перехода фронта. Полагали, что идти нужно на северо-запад от болота Невий Мох: прорываться между Весики – Свинорой. План был утвержден командующим.
Вернулся на базу окрыленным: о нас беспокоятся! Привез с собой батареи к радиостанции, свежие газеты». И с того дня для Ефима Бабикова настала страда: разведчики без устали уточняли силы противника, менее укрепленные позиции его, систему огня. Широкий поиск вели на реке Поламети, в районе деревень Иломли, Весики, Дедно, Малый Заход… Особенно пристально занимался капитан Жук изучением прохода южнее Весиков, где предполагался марш основных сил северной группировки десантников. Он держал тесную связь с майором Губиным, который готовил к эвакуации подразделения 204-й ВДБ. На реке у нас постоянно дежурили наблюдатели: в каком состоянии лед?.. Оттепели готовили гибельные ловушки: промоины, окна в трясинах, весенние водополы в низинах и оврагах.
Большую работу среди лыжников проводили инструктор политотдела Н.П. Сиделкин, комсорг батальона А.Л. Кокорин. Теплое слово ободрения, личный пример – великое дело. Николай Сиделкин с честью нес гордое звание «комиссар».
Об одном эпизоде тех дней поведал Л.К. Мотлохов:
«Майор Губин от своих разведчиков узнал, что на маршруте Бабикова немцы оставили сильный заслон. Попасть в засаду – погубить людей. «Гони, Мотлохов, во всю силу! Предупреди младшего лейтенанта». Дело было на рассвете. Ребята Бабикова отбыли на задание поздним вечером, попробуй настигнуть!.. Разыскал лыжню и погнал. Конечно, одному в лесу «не фонтан», как теперь говорят молодые. Лыжня была накатана. Идти по ней легко и свободно. Пока наступило утро, отхватил, наверное, километров восемь. Двигался по кромке леса, а справа – обширная поляна. За ней опять бор. На его опушке заметил лыжников. Без маскировочных халатов – враги!.. Притаился за сосной. Можно было вернуться. Проскочить немцев вряд ли удастся. А патруль надвигается – пять человек. У меня автомат с двумя дисками. Граната в кармане. Упал в снег, изготовился. Если внезапно полоснуть очередью – не уйдут!.. А самому как-то неуютно, сердце почему-то билось в самом горле. Направляющий немец вдруг повернул на поляну, в сторону от меня, остальные следом, цепочкой. Лежу в испарине, как после бани…
Догнал Бабикова часа через два, запалился, как лошадь во время долгой скачки. Передал ему приказ Губина. Запомнился этот бросок, полагаю, потому, что впервые в котле пережил критические минуты страха. Пусть это не покажется вам нескромным, хвалю себя: поборол свою слабость, не показал пятки врагу!»
Наградные документы, написанные в спешке военных будней сухим языком, дают только скупые факты без прикрас. За ними – человеческие страсти, взлеты духа, верность долгу и честность солдата Отчизны. Это не входило в реляции. Это принималось как само собой разумеющееся свойство воина Страны Советов.
«Косарев Иван Трофимович, красноармеец 10-й роты 1-й МВДБ, рождения 1923 года. Член ВЛКСМ. Домашний адрес: Кировская обл., поселок Зуевка, ул. Кирова, д. 1.
Будучи в разведке на деревню Дедно и на реке Поле, Косарев остался с 10 бойцами, обмороженными и обессиленными без питания. Он устроил засаду на дороге к Дедно из 4–5 бойцов. Увидел идущих немцев. Косарев быстро укрыл свою группу, а сам пошел навстречу противнику. Выстрелом в упор расстрелял фашистского офицера. Огнем засады были уничтожены остальные».
«Пимшин Петр Иванович, старший сержант, командир отделения 10-й роты 1-й МВДБ. Член ВЛКСМ. Домашний адрес: гор. Свердловск, рабочий поселок УЭМ.
При трудных условиях с питанием Пимшин со своим отделением трижды находился в разведке и прокладывал путь другим на лыжне. При действии на деревню Добросли он был в разведке со своим отделением. Вражеские автоматчики и пулеметчик внезапно обстреляли с двух флангов. Невзирая на огонь и ранение в руку, он задачу выполнил.
По выполнении задачи вывел отделение без потерь, получив вторичное ранение в руку и спину. В лагере нес охранную службу».
Оба парашютиста были награждены медалью «За боевые заслуги».
Василий Иванович Семушкин вспоминает свой взвод: узбек Дадабаев, татарин Мустафаев, украинец Булавчик, цыган Хаустов… И все они, как на подбор, смелые и отважные.
«С Мишей Хаустовым были в разведке. Рассмотрели место пулеметного гнезда, время смены их дежурных. Миша прокрался в крайнюю избу от леса. Старушка рассказала про немцев: где и сколько, – сообщает Василий Иванович. – Дала нам хлеба. По пути ликвидировали караульного у сарая. Прихватили его походный ранец – одни пряники у фрица! А по дороге к своим Мишу – пулей. Головой дрыгнул – и вся жизнь. В лесу зарыл его в снег – такие похороны…
Потом командир взвода подобрал девять наиболее здоровых парашютистов – разведка на Полометь. Проложили тогда шикарную лыжню: по ней потом шли раненые и обмороженные к своим. Андрей Булавчик был нешумливым командиром, но упрямым – своего добивался непременно. Именно он пробил удобную дорогу для товарищей от лесного аэродрома до реки Поломети».
«Аэродром, пожалуй, громко сказано, – вспоминает Иван Григорьевич Шулаков. – Вернее: ровное место посередине болота. Саперы посбили кочки, срубили сухостоины. Ну, в темноте костры для направления посадки. Мне часто приходилось охранять площадку – пулеметчик «дегтяря». Немцы не оставляли нас в покое ни на одни сутки. Сижу в скрадке из снега. Напарник Костылев толкает в бок: «Фрицы!» Они рассыпались веером на опушке – прямо на нас нацелились. Громко спорят – галдеж эхом доносит. Мы не выдержали – чесанули. Двое на снегу остались – далековато было. И не заметили фашиста сбоку – швырнул гранату, пес его бери! Со щеки закапало – почернел снег. «Давай пулемет!» – говорит Костылев. И пошел шпарить по немчуре. Откатились. Меня отправили в лагерь, поместили в шалаш из веток. Посередке – костерик в два всхлипа. Утром встаешь, а ветки с травой к спине примерзли. Как леший ходишь, пока оттаят да отпадут сами. Весь март и половину апреля 1942 года ни разу не раздевались: в любой миг готовы к бою!.. Настрадались по горло».
