Это местные жители помогали партизанам. Весенняя, курящаяся благодатным паром, ласковая земля горела под ногами захватчиков.
Дивизия генерала Сизова уже на второй день наступления осталась без своих тылов. Автомашины застряли в грязи, едва стронувшись со своих мест. Всю артиллерию пришлось перевести на конную тягу, за исключением гаубиц артполка, для которых имелись мощные тягачи. В одно маленькое орудие впрягали по десяти лошадей. Таким образом дошли до Южного Буга. Тут пришлось на несколько дней задержаться: немцы сильно укрепились на правом, обрывистом и каменистом берегу рeки. Дивизия в течение недели в кровопролитных боях с. врагом отстаивала небольшой плацдарм, захваченный одним батальоном баталинского полка. Немцы, сидевшие за камнями, вверху, сыпали оттуда на головы наших солдат целые ящики своих грушевидных гранат. Батальон, неся большие потери, все же продолжал мужественно держаться и даже переходил в атаки, которые, впрочем, в тех условиях не могли принести успеха и имели лишь моральное значение. Командир полка подполковник Баталин попытался было с другим батальоном переправиться на помощь комбату, но ему это не удалось: сам Баталин погиб на берегу, сраженный осколком вражеского снаряда, а половина бойцов была потоплена в реке. И только когда с берега подтянулась наконец наша тяжелая артиллерия, враг был сбит. В прорыв устремились быстро переправленные танки и "катюши". Каждый танк тащил на себе большой запас снарядов. Сгустившаяся грязь еще больше затруднила движение. Немцы давно уже побросали все свои автомашины. Отступали на бронетранспортерах. Наши танки часто настигали их и уничтожали в степи. Но и многие советские машины останавливались с перегретыми моторами.
Пехотинцы генерала Сизова достигли крупной железнодорожной станции.
Почерневший на весеннем ветру, как и все солдаты, озабоченный и неприступно-суровый, Сизов медленно ехал на уставшем вороном жеребце между вагонов, пробираясь к уцелевшему вокзалу, где теперь находился его наблюдательный и одновременно командный пункт. Станция была вся забита немецкими эшелонами. Какой-то солдат взобрался на цистерну и каской черпал из нее спирт. Светловолосый боец, в ушанке набекрень, стоял внизу и, размахивая автоматом, кричал:
– Эй ты, герой!.. Что делаешь?.. А ну, марш отсюда!.. Генералу сообщу!.. В-о-о-яка!..
В голосе светловолосого было столько презрения, что солдат бросил каску в сторону и слез вниз. Светловолосый удовлетворенно улыбался, играя зелеными кошачьими глазами. Это был Сенька Ванин.
Вечером в дом, где остановился генерал, вошел начальник политотдела. Демин весь был забрызган грязью. Ординарец Сизова быстро очистил с полковника грязь, достал для него из своих мешков сухие носки. Переобувшись, Демин подошел к столу, на котором генерал развернул карту с красными и синими пометками.
– Иван Семенович, - начал он своим немного глуховатым и спокойным голосом, рассматривая серебристую седину на висках генерала. он впервые заметил ее еще на Донце. Теперь седины поприбавилось. - Иван Семенович, -повторил Демин поcлe короткой паузы, - есть интересные новости.
– Я вас слушаю, - генерал оторвался от карты и посмотрел на начальника политотдела. он уже привык к тому, что в трудных для дивизии, а значит, и для ее командира, обстоятельствах Демин всегда приходит к нему с каким-нибудь советом. - Как вы полагаете, к утру боеприпасы будут доставлены? Я послал несколько тягачей. Вся страна ждет нашего выхода к границе, и мы сейчас не можем задерживаться. Да и солдат не удержать. Рвутся вперед. Так какие же новости? - Генерал посмотрел на Демина и не смог удержать улыбки.
– Нам удалось установить связь с одним большим партизанским отрядом.
– Каким образом? - живо спросил Сизов.
– Забаров уже разговаривал с командиром отряда, местным секретарем райкома. Сейчас от лейтенанта прибежал один разведчик - Ванин. Сообщил Васильеву об этом. Партизаны решили ударить по немецким тылам. Нужно координировать их действия с нашими. Командир отряда хочет увидеть вас.
– Это отлично! А где сейчас командир отряда?
– В селе Фрунзевка. Там митинг готовится. Я пойду туда, и часа через два-три мы будем с ним здесь.
– Отлично!
В селе Фрунзевка возле школы собралось человек триста. Над толпой стоял размеренно-торжественный гул. На высокое крыльцо взобрался Сенька Ванин, с великим трудом упросивший Шахаева дать ему выступить перед колхозниками.
– Товарищи! - сказал он, зачем-то сняв шапку, которую мучил в своих обветренных руках. - Мы очень долго шли к вам, товарищи!.. И вот, как видите, пришли... Многие хорошие ребята погибли ради этого. Очень хорошие ребята!..
Голос Ванина дрогнул, оборвался, смолк. Толпа тоже застыла в молчании. И Сенька с досадой почувствовал, что все те слова, которые он заранее обдумал и приготовил, которые так красиво улеглись в его голове и так плавно должны были литься из его уст, навсегда исчезли, улетучились куда-то. Уши и щеки оратора загорелись жарким пламенем. Он совершенно забыл, что сказал людям раньше, потерял всякую связь с первыми словами, окончательно растерялся и умолк. Толпа загудела вновь, и под этот гул Сенька спешно покинул трибуну. На его месте встал высокий и худой человек - тот самый командир партизанского отряда и секретарь райкома, о котором сообщил генералу Демин. Он поздравил колхозников с освобождением, призвал немедленно приступать к весеннему севу. За ним готовился говорить полковник Демин, только что поднявшийся на крыльцо.
Сенька же стоял теперь на почтительном расстоянии от разведчиков и старался не глядеть на них, - если б можно было, он охотно провалился бы сквозь землю: шуточное ли дело - первая попытка произнести большую речь окончилась таким скандальным провалом! "А еще обижался на Крупицына, что комсоргом не назначили. Какой из тебя, к черту, комсорг! Болтать попусту мастер, а вот умную речь сказать не смог!" - беспощадно отчитывал он себя в мыслях. Незаметно к нему приблизился Шахаев. Обняв разведчика, сказал тихо:
– Ничего, Семен. Не волнуйся. Со всяким бывает такое...
Заглушая неторопливый глуховатый голос начальника политотдела, над селом низко пролетели невидимые ночные бомбовозы. С северо-востока к селу приближались советские танки. Уже отчетливо слышался придавленный рев их мощных моторов.
– А как же командир отряда попадет к своим партизанам теперь? -неожиданно спросил Ванин, чтобы, очевидно, перевести разговор на другую тему.
– Попадет. Ему тут каждая тропинка известна.
– Значит, скоро граница?
– Скоро, скоро, Сенька!.. Рукой подать!..
– Дожили, черт возьми!.. А!.. Дожили!..
– Еще не до такого праздника доживем, Сенька! Выше голову, дружище!..
– Граница!.. Подумать только надо!.. - Растроганный, Сенька так стиснул парторга, что у того невольно вырвался стон: забыл, видно, в великой радости отчаянный саратовец про раны старшего сержанта.
Случилось это в один ясный, синий-синий весенний день.
С тяжелыми, но скоротечными боями дивизия генерала Сизова вместе с другими соединениями пересекла Молдавию и вышла на государственную границу СССР с Румынией.
Разведчики первые подошли к Пруту. Дождавшись, когда к реке вышли основные силы дивизии, они разместились на втором этаже какого-то помещичьего дома, откуда хорошо был виден правый берег реки и красныe домики маленького румынского городка Стефанешти. Михаил Лачуга приготовил завтрак. В одном сарае обширной усадьбы Сенька нашел какую-то книжицу, показывал ее Али Каримову. Это был букварь, выпущенный румынами на русском языке для "Транснистрии".
На титульном листе букваря был помещен портрет Антонеску с подписью:
"Великий вождь румынского народа. Освободитель Транснистрии". На следующем листе разведчики увидели портреты короля Михая I и его матери Елены. Михай, названный "реджеле Михай", был изображен художником со всеми аксессуарами, которые полагались королю: три дюжины орденов, эполеты с многочисленными шнурками, кисточками и еще бог знает что.
– Орденов-то у него еще больше, чем у меня, - заметил Сенька.
Он раскрыл букварь и прочел первое, что попалось на глаза:
"Земли, расположенные между Днестром и Южным Бугом, являются исконными румынскими и называются Транснистрией. Ее освободила доблестная румынская армия".
– Этак они и тебя, Каримыч, могли назвать исконным транснистрианцем, - сказал Сенька и добавил: - Эх, повстречаться бы мне со всеми этими "освободителями", с реджелями и всякими там "мамами", я бы им показал, чьи это земли!..
Из окна выглянул Шахаев и позвал Сеньку с Каримовым. Каримов побежал сразу. А Сенька немного задержался. Он что-то колдовал над своей гимнастеркой.
Взобравшись по гранитной лестнице на второй этаж, Ванин нарочно тяжело дышал.
