— Ну, Гертруду, например, да и вообще всех без исключения!
Все громко засмеялись.
Расставаясь, Хаук и Герда пожали друг другу руки. Глаза у девушки при этом светились признательностью и добротой.
В тот вечер Хаук долго не мог уснуть: ему казалось, что он видит красивое лицо девушки с большими темными глазами. Он долго ворочался с боку на бок, но видение не пропадало.
На следующий день за обедом Герда поинтересовалась у свояка, когда он выполнит заказ кооператива.
Грунделов сначала проглотил несколько ложек супа, а уже потом ответил вопросом:
— А тебя-то это почему интересует?
— Мне поручили узнать у тебя об этом.
— Понятно: тот, кто обращается за помощью к солдатам, дает поручения и детям.
— Не надо, Гельмут! — упрекнула его Анна-Мария.
— Ну, так как дело с заказом?
— Посмотрим! — Гельмут не спеша взял буханку хлеба и отрезал большой ломоть.
— Ты же обещал закончить работу еще на прошлой неделе.
— Мало ли чего можно наобещать, Герда. У меня и своей работы невпроворот. А у вас и так солдаты…
— Нам нужно…
— Пусть вам солдаты и в этом помогут, они и денег не возьмут.
— Вон оно что! — Герда демонстративно бросила ложку на стол. — Значит, ты с умыслом тянул время и водил нас за нос! Выходит, ты становишься на сторону Раймерса, от которого даже родная дочь сбежала! Ты нам вредишь!
Грунделов как ни в чем не бывало продолжал есть, а потом сказал:
— Можешь позвать полицию!
Герда выскочила из-за стола:
— И это мой родственник?! Да я тебя и знать не хочу. Если тебе нужны деньги, ты их получишь!
— Деньги я и в другом месте могу заработать. — Грунделов налил себе в тарелку еще супа. — Ну, а вы чего на меня уставились, ешьте, если за стол сели! — прикрикнул он на остальных.
— Ну и продавай свои поделки где хочешь, мы без них обойдемся! — Герда вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Придя в кооператив, она разыскала Шихтенберга и рассказала ему о разговоре с Грунделовом.
— Больше я с ним разговаривать не собираюсь! — решительно заявила она.
— Не беспокойся, Герда, — успокоил ее Шихтенберг, — рано или поздно он придет к нам. Для нас он намного важнее какого-то навозоукладчика. Его нельзя бросать в одиночестве. Мы должны привлечь его на свою сторону, и ты поможешь нам в этом.
— Если вы считаете, что это так необходимо, ладно уж! — неуверенно произнесла девушка.
* * *
Хаук где только мог старался увидеть Герду. Однако стоило ему заметить ее издалека, как он сразу же краснел. Разговаривать им почти не приходилось. Хаук был счастлив, когда Герда дарила ему хоть мимолетную улыбку.
На прощальном вечере, организованном по случаю отъезда солдат из села, Бауман еще раз решил приблизиться к Герде. Опередив Хаука, он подскочил к девушке, чтобы пригласить ее на первый танец. Остановившись перед нею, он согнулся в поклоне. Девушка встала.
«Неужели она пойдет с ним танцевать?» — испугался Хаук, но все же подошел к Герде и едва слышно сказал ей:
— Могу я пригласить?
Девушка метнула ехидную улыбку в сторону Баумана и пошла танцевать с Хауком.
Когда танцы окончились, юноши и девушки проводили солдат до самой палатки.
Ярко светила луна. Терпко пахли только что распустившиеся почки. Со стороны реки несло сыростью. Стояла прекрасная майская ночь.
Прощаясь, Вернер Хаук долго тряс Герде руку, слова застревали у него в горле.
Герда бросилась догонять подруг, но вдруг остановилась и оглянулась. Хаук видел ее лицо, освещенное бледным светом луны. Он заметил, как девушка сделала шаг, один только шаг по направлению к нему, и быстро пошел ей навстречу. Герда слегка склонила голову набок и, дожидаясь, когда он подойдет, теребила пальцами пуговку на блузке.
— Как здесь хорошо! — прошептал Вернер, удивляясь тому, что еще может произносить какие-то слова. — Когда я вижу вас, я счастлив. Я вас никогда не забуду!
— И я вас тоже, — проговорила она. — Дайте мне ваш адрес.
— Ах, да, адрес! — спохватился Вернер. — Сейчас, — Он бросился в палатку, вырвал листок бумаги из блокнота и написал на нем адрес. Передавая сложенный в несколько раз листок Герде, он коснулся ее теплой руки.
— До свидания, — тихо произнес он.
— До свидания, — кивнула Герда.
Вернер вернулся в палатку и уже снял с себя френч, как кто-то из ребят сказал ему, что его ждут.
В трех шагах от палатки стояла Герда. Она застенчиво улыбнулась и сказала:
— Вы забыли взять мой адрес. — И протянула ему клочок бумаги. — До свидания! — Она повернулась и быстро побежала прочь.
Ночь Хаук провел беспокойно: часто просыпался, тяжело вздыхал, ворочался.
К завтраку Герда принесла молока. Оставила кувшин и ушла.
Когда молоко было выпито, Брауэр не без умысла послал Хаука отнести кувшин обратно.
Хаук нарочито медленно встал и не торопясь вышел из палатки, а потом бросился к коровнику как угорелый.
Герду он встретил на скотном дворе.
— Как вы сегодня спали? — поинтересовалась она.
— Я почти совсем не спал, — признался он.
— Я тоже плохо спала.
Они так медленно пошли по двору, что можно было подумать, что у них уйма времени.
Разговор клеился с трудом. Вернер опять почти лишился дара речи. Нащупав у себя в кармане записку с адресом Герды, он улыбнулся и сказал:
— Картов, площадь Ленина, дом восемь.
Она в тон ему произнесла:
— Полевая почта номер семьсот двадцать дробь тридцать четыре. Унтер-офицеру Вернеру Хауку.
Для проводов солдат на площади собрались все члены кооператива и многие жители села. Водитель подогнал машину. Председатель кооператива произнес короткую речь, поблагодарил солдат за оказанную помощь и передал Брауэру большую корзину яиц, половину свиной туши и письмо командиру полка.
Герда куда-то убежала, но скоро вернулась с книгой в руках. Она сунула книгу Вернеру в руки и попыталась улыбнуться.
Вернер хотел открыть книгу, но девушка положила свою руку на его руку и тихо попросила:
— В дороге посмотришь. — И, одарив его грустной улыбкой, отошла в сторону и уже не сводила взгляда с машины до тех пор, пока она не скрылась из виду.
Сидя в машине, Хаук раскрыл книгу. Это был роман Шолохова «Поднятая целина». На титульном листе в уголке было написано: «Не забывай Картов. 12.05.1958 г.».
После работы в кооперативе Баумана словно подменили: он стал злым и придирчивым. Узнав о том, что Хаук получил от Герды письмо, он не сдержался и съязвил:
— Девица вся пропахла коровником, я не удивлюсь, если так же будет пахнуть и наш Хаук.
Словно ища поддержки, Хаук взглянул на унтер-офицера Германа, но тот только махнул рукой. Остальные унтер-офицеры рассмеялись, и это прибавило Бауману смелости.
Хаук все эти дни пытался относиться к Бауману дружески, но тот не переставал задираться.
Книгу, которую подарила Герда, Хаук прочел. Читая, он все время думал о девушке.
Однажды, когда Хаук вернулся из умывальника, на его пути встал Бауман. От Баумана несло водкой.
— Привет! — развязно поздоровался он.
— Здравствуй, — тихо ответил ему Вернер.
— Ну, что новенького в Картове? Ты уже поцеловал свою коровницу? — Бауман снял фуражку и провел рукой по волосам. — Я сегодня провел время с очаровательной бабешкой. Сначала, правда, она упрямилась, а потом… — Бауман сощурил глаза, отчего стал похож на кота. — Мы зашли с ней в старый барак, там еще стояло несколько коек…
Вернер, наклонив голову и сжав руки в кулаки, ждал, когда Бауман замолчит и отойдет от него.
Солдаты на койках зашевелились.
— Тс-с!.. — Бауман приложил палец к губам и еще ближе подошел к Вернеру. — Твою коровницу я тоже кое-чему научил…
Дальше Вернер уже не слушал. Правой рукой он ударил Баумана по губам, а левой прямо в глаз.
— Вот тебе за сегодняшнюю девушку и за Герду тоже!
Бауман мешком свалился на пол, ударившись головой о койку. Потом медленно поднялся с пола, рукой вытер кровь с губ и, не сказав ни слова, вышел из комнаты.
Солдаты, еще не успевшие заснуть, приподнявшись на кроватях, смотрели ему вслед.
* * *
На следующее утро Бауман ходил с пластырем на затылке, в левом уголке губ засохла ранка, а под глазом синел кровоподтек.
«Это обойдется Хауку дорого, — решил Бауман, посмотрев на себя в зеркало. — Тем более что он ударил меня первым».
После утренней поверки Бауман доложил о случившемся Брауэру, который сначала даже не поверил своим ушам. Выслушав Баумана еще раз, офицер приказал позвать к нему Хаука.
Бауман торжествовал, надеясь, что командир строго накажет Хаука. За завтраком Бауман даже не смотрел в сторону Вернера, но в душе его росло злорадство.
