Хриплый лай овчарки, раздававшийся уже за воротами, усилил тревогу фрау Эммы. Она с ужасом вспомнила, как эта собака обнаружила далеко за пределами замка двух сбежавших русских малышей. Одного пристрелили на месте, а другого собака повалила наземь и держала его, пока не подоспела охрана. Теперь с этой собакой пошел сам Круппке. Негодяй с пустыми руками не вернется.
Фрау Эмма ошиблась. Выход из подземной галереи был завален не только хворостом, но и гранитными глыбами. Павлик и Жаннетта потратили немало времени, выбились из последних сил, пока им удалось проделать небольшую щель, через которую можно было кое-как выползти наружу.
Первым выбрался Павлик. Он вытер рукавом вспотевшее лицо и затаив дыхание огляделся вокруг. Редкий, просвечивающий насквозь лесок. Низенький кустарник. Внизу— дорога. По ней вихрем пронеслась легковая машина. Дала короткий сигнал и скрылась за поворотом. Снова тишина. Шепчутся листья. Тоненький голосок проснувшейся птички. Весь окружающий мир окутан легким розовым туманом. На ветвях деревьев, в траве сверкают крошечные кристаллики утренней росы. В них, как в микроскопических зеркальцах, отражаются косые лучи только что выплывшего солнца.
Павлик радостно вздохнул. Хорошо на свободе! Воздух другой, и дышится иначе. В такую рань он приходил к дедушке на пастбище, помогал ему пригонять лошадей из ночного, отводить их в бригады на работу. Ко^и неохотно покидали луг Они шли медленно, пощипывая на ходу сочную, влажную траву…
Жаннетта дернула его за рукав:
— Чего задумался? Надо поскорее уходить. Хватятся, нас начнут искать повсюду. В прошлом году два русских мальчика…
— Знаю, — оборвал он ее.
— Нам нельзя терять ни одной минуты.
— Мы сейчас никуда не пойдем, — решительно сказал Павлик, устремив взгляд вдаль. — Светло, и лес жиденький. Подождем до вечера.
Жаннетта возмутилась:
— Ты с ума спятил! До вечера?! Нас же тут, как куропаток, пристрелят!
Павлик настаивал на своем.
— Не пойду, — заявил он тоном, не допускающим возражений. — Опасно. Спрячемся в кустах.
Жаннетта в знак протеста повернулась к нему спиной. Посидела с минутку молча, потом встала.
— Не пойдешь? — переспросила она угрожающе. — Нет? Что ж, прощай, трусишка. Привет Круппке! — иронически добавила она. — И твоему рыж…
Она умолкла на полуслове. Послышался отдаленный собачий лай. Ребята испуганно переглянулись, юркнули в кустарник.
— Нас сейчас же найдут, — побледнела Жаннетта. — Бежим!
Павлик вызывающе посмотрел на нее:
— Заплачь, ну, заплачь. Чего не плачешь?
— Собака…
— Лежи! — Он подполз к ней поближе. — Лежи и не двигайся.
Ему стало стыдно за свою резкость: «Зачем я ее обидел? Ведь я струсил не меньше ее!»
— Они нас не заметят. Надо только лежать тихонько. Потом… у нас есть пистолет.
— Дай его мне, — протянула Жаннетта руку.
— Почему? — удивленно спросил Павлик.
— Очень просто: я целый год училась стрелять. В мишень попадала лучше всех. Веммер мне однажды за это коробку конфет дал.
Павлик нахмурился и подумал с досадой: «А я стрелять не умею».
Жаннетта погладила синюю сталь пистолета. «У Гавроша, — подумала она, — был старый пистолет, без курка, а этот настоящий!»
Лай собаки то приближался, то отдалялся и вдруг совсем утих: очевидно, проводник ушел с ней далеко за бугор.
— Прошли мимо! — У Жаннетты блеснули глаза.
Через минуту ребята уже рассматривали записную книжечку в синем коленкоровом переплете — дневник фельдфебеля Круппке.
Павлик вдруг спросил:
— Правда, что твоя сестра известная певица?
— Правда, — подтвердила она, — Лиан Дени — знаменитость!
— Она твоя родная сестра?
— Конечно, родная.
— Странно, — недоверчиво произнес Павлик. — Почему же ты Фашон, а она Дени?
На губах девочки заиграла лукавая улыбка:
— «Дени» лучше звучит. Неужели не понимаешь? Певица без красивой фамилии — то же самое, что человек без… без ног, без языка.
— По-моему, «Фашон» звучит не хуже, чем «Дени», — возразил Павлик.
Солнце, уже стояло высоко в небе. Озябшие ребята наконец согрелись. Опасность, казалось, отступила. Развернув пакет, которым снабдила их фрау Эмма, они принялись за еду.
Жаннетта с жадностью набросилась на вкусные бутерброды, предлагая съесть все сразу.
Павлик возразил:
— Оставим немного. Потом захочется, и ничего не будет.
Жаннетта свистнула:
— Боже мой, какой ты мелочный! Зачем оставлять? Зачем? Подумай: если нас поймают — не до еды будет, не так ли? Если же все обойдется благополучно— утром будем завтракать в Париже… Не пропадем, Павлик, не пропадем! — затараторила девочка. — Мать, сестра… У меня в Париже миллион знакомых — артисты, музыканты, шляпочницы, балерины, булочники, костюмерши, полицейские, декораторы — голодными не будем! Паштет из гусиной печенки по-страсбургски, спаржа, салат, поджаренные на вертеле цыплята, утка с апельсинами, кофе с безе…
Павлик был голоден, поэтому рассуждения Жаннетты показались ему логичными. Он протянул руку за следующим бутербродом, любуясь девочкой, походившей на взбалмошного парнишку,
— Здорово! — вырвалось у Павлика. — Беспризорный мальчишка!
Жаннетта просияла.
— Не впервые у меня такой вид, — сказала она не без хвастовства. — Дома у нас, во дворе, мы с девочками часто устраивали разные спектакли, и я всегда исполняла роль Гавроша. Смотри, вот так…
Жаннетта вскочила. Надела берет набекрень, руки засунула в карманы и важно, точно Гаврош на баррикаде, с пафосом произнесла:
— Живее! Валите булыжник!.. Еще, еще! Катите бочки, тащите мусор — заткнуть дыру. Мала ваша баррикада. Куда она годится! Тащите, валите, катите что попало! Ломайте дом, несите стеклянную дверь!
Закончив монолог Гавроша, она глянула на Павлика:
— Ну как, похоже?
— Похоже, — одобрительно кивнул он головой. — Настоящий Гаврош.
— Правда?
— Не вру. Только… Гаврош был мальчишкой, а ты девчонка.
Жаннетта обиженно надула губы и ответила словами своего любимого героя:
— Велика беда! Стоит из-за такой ерунды плакать. Глупыш, мелюзга!
Она вошла в азарт. Забыв все на свете, запела:
…У них мундиры синие
И сабли на боку.
Огонь по линии!
Ку-ка-ре-ку!
— Песенка Гавроша?
— А чья же! Пули жужжали, а он эту песню распевал. Вот каким был Гаврош!
Но тут снова послышалось рычание. Присмиревшие ребята выглянули из кустов. Круппке с собакой! Овчарка, тяжело дыша, остановилась, понюхала траву и, подняв морду, с лаем рванулась к кустам, где притаились Павлик и Жаннетта.
Собака несется прямо на них. Круппке отпускает ремешок ошейника. Еще один прыжок, и она вцепится зубами в одного из маленьких беглецов. Жаннетта не выдержала. Она рванулась с места, но ее тут же остановил окрик Павлика:
— Куда? Стреляй! Сначала в собаку…
Раздался выстрел. Овчарка пронзительно завизжала и, пробежав еще два-три шага, упала на спину. Ошеломленный Круппке на мгновение растерялся, потом схватился за пистолет, но в этот момент грянул второй выстрел… Однорукий покачнулся, словно пьяный, и медленно, держась рукой за сердце, опустился на землю.
Жаннетта целилась ему в голову.
— Достаточно, — сказал Павлик. — Теперь уходить надо, и чем скорее, тем лучше.
Сперва они шли медленно, пугливо озираясь по сторонам, но вскоре их охватил невероятный страх, и они бросились бежать куда глаза глядят.
Лес начал редеть.
— Направо! — крикнул Павлик, задыхаясь, и первым бросился в глубокую, поросшую густым орешником балку.
Но и здесь ребята долго не оставались. Страх гнал их вперед и вперед.
Павлик старался сохранять спокойствие. Увидев в траве, на склоне оврага, яркий цветок, показал его Жаннетте, но девочка даже не оглянулась. Она прислушивалась к малейшему шороху.
— Здесь нас непременно найдут, уйдем отсюда, — умоляла она.
Они выскочили из балки и побежали дальше. На лесистом холме пролежали около часа и снова перекочевали в другое место. Солнце, к которому они, подобно всем беглецам, испытывали ненависть, наконец ушло на покой, оставив на горизонте мутно-красный след. По листьям пробежал вечерний ветерок.
Спустились сумерки. Наступила наконец долгожданная ночь. Казалось, теперь Павлику и Жаннетте можно немного успокоиться. Ничего подобного! Ночное безмолвие вселяло еще большую тревогу, Деревья, кустарники, кочки слились с непроглядной тьмой, превратились в скопище каких-то неведомых великанов-уродов, в диких, причудливых зверей. Они шептались, как заговорщики, шипели удавами, ползли, подкрадывались к маленьким беглецам. Всюду ребятам мерещился однорукий фельдфебель.
