Зюзик: — Нет. Все нашего призыва. Антоха только, но он нормальный, не бьет. Там даже душ есть. Помоешься. Я поговорю с Леночкой, она наверняка разрешит тебе остаться.
Сидельников: — А че, в других госпиталях также?
Зюзик: — Во Владике, говорят, полный беспредел. Хуже, чем в полку. Челюсти так и трещат.
Сидельников: — Там же доктора.
Зюзик: — Ну и что?
Они идут по пригороду Моздока. На улицах осетинские дети. Один пацаненок, лет тринадцати, кричит им: «Эй, русские, патроны есть? Эй, русские! Найдете патроны, несите мне! Мне от бэхи надо!» Смеются.
Дутый бокс госпиталя. Внутри солдаты смотрят телевизор — показывают новости, кадры Чечни. Сидельников с Зюзиком сидят в беседке на улице. На столе разложены сухофрукты. Сидельников ест.
Сидельников: — Это чьи?
Зюзик: — Ничьи. Ешь.
Сидельников: — Что, все?
Зюзик: — Хочешь — все.
К ним подходят больные, человек пять. Один — высокий смуглый парень на костылях, у него перебинтована ступня, из пятки торчит резиновая трубка.
Зюзик, обращаясь к нему: — Комар, это наш, связист.
Комар: — Здорово. Че, вкусно?
Сидельников: — Ага.
Комар: — Ну как там, в полку?
Сидельников: — Нормально.
Комар: — Разведка дрочит?
Сидельников кивает.
Закуривают.
Сидельников: — Ранило?
Комар: — Нет. Отшибло. Это еще когда Бамут брали. Я на броне сидел, а тут очередь из пулемета. Как даст по пятке. С тех пор все гноится, никак не заживает.
Сидельников: — А мы в Чечне вместе с разведкой стоим?
Комар: — По-разному бывает. Вообще-то отдельно. Да ты не бойся. Там они тебя не тронут. Так если только, сортир вырыть, или перенести что-нибудь.
Зюзик: — Там Фикса с Димасом.
Сидельников: — А… А это кто?
Зюзик: — Дембеля наши. Говорят, они еще хуже, чем разведка. Да, Комар?
Комар: — Сам увидишь, душара. Иди, поговори с Леночкой, пускай она его здесь оставит.
Зюзик уходит.
Сидельников: — Я там бушлаты вешал, в каптерке. Ну… В общем, письмо твое нашел.
Комар: — А. Читал?
Сидельников кивает.
Комар: — Классная баба, да? Тут все плачут, когда я читаю.
Сидельников: — Жена?
Комар: — Да так… Вернусь, женюсь, наверное.
Сидельников моется в душе — душ деревянный, как на даче, с бензобаком на крыше. Когда он выходит, в беседке его ждет Зюзик.
Зюзик, протягивая ему портянки: — На вот. Свежие.
Сидельников: — А ты?
Зюзик: — У меня еще есть.
Сидельников перематывает портянки. Мимо проходит медсестра.
Медсестра: — Зеликман, все, давайте, отбой уже, десять часов!
Зюзик: — Лен! Ну одну ночь! Че тебе жалко что ли?
Лена: — Я сказала — нет.
Сидельников: — Не разрешила?
Зюзик: — Нет. Да ты не парься, оставайся, да и все, свободные койки есть. Она не заложит.
Сидельников: — Да ладно. Я лучше пойду.
Он встает.
Зюзик: — Ты знаешь чего. Пошли со мной.
Сидельников: — Куда?
Зюзик: — На стройку. Тут стройка вон, за забором. Там переночуешь.
Они лезут через забор на заброшенную стройку, находят комнату со столом и лавкой.
Зюзик: — Вот, здесь можно переночевать.
Сидельников: — Ты в госпиталь пойдешь?
Зюзик: — А что?
Сидельников: — Давай сегодня вместе, а?
Зюзик: — Ладно.
Он ложится на стол, Сидельников пристраивается на лавочке.
ЗТМНочь. Какие-то крики, голоса. Сидельников просыпается, садится на лавочке.
Первый голос: — Где она? Где она?
Второй голос: — Наверх побежала.
Первый: — Давай за ней!
Топот, бегут по лестнице.
Зюзик: — Это Антоха. Проститутку привели из города. Я сейчас.
Он выходит.
Первый голос: — Нашел?
Второй: — Сбежала, сука!
Первый: — Вот проститутка! Найду, кишки выпущу, тварь! Вторую тащи сюда, пусть отдувается!
Второй: — С ней Саня. Они сейчас придут.
Сидельников выходит из комнаты. В темноте плохо видно. Какие-то пьяные рожи. Его хватают за китель, крики: «Ты кто? Сколько прослужил?»
Голос Зюзика: — Антох, это наш, это я его привел.
Антоха: — Да мне по херу! Ты сколько прослужил, душара? Че молчишь, животное?
Сидельникова несколько раз бьют бутылкой в лицо. Он садится на корточки, закрывает голову руками.
Зюзик: — Антох, это свой, чё ты? Он свой!
Антоха — Да мне насрать, кто он. Ты сколько прослужил, душара!
Он несколько раз пинает его ногами, Сидельников падает.
Сидельников с Зюзиком сидят на ступеньках лестничного пролета. У Сидельникова из носа капает кровь.
Сидельников: — Блин, задрали мудохать уже. Там мудохали, тут мудохают.
Зюзик: — Че-то он сегодня разбушевался. Вообще то он нормальный.
Сидельников: — А кто он?
Зюзик: — Антоха. Из пехоты. Из седьмой роты, череп.
Они закуривают.
Зюзик: — Ладно, я пойду. Ты, это… Знаешь чё? Можешь остаться здесь. Они больше не придут.
Сидельников: — Ладно.
Он спит на узкой деревянной лавочке. Ему под мышки лезет выводок котят. Они их не прогоняет, пускает погреться.
Сидельников заходит в аптеку, рассматривает лекарства.
Провизор: — Тебе чего?
Сидельников: — А есть от поноса что-нибудь?
Провизор: — Да. Вот и вот.
Сидельников: — А сколько стоит?
Провизор: — Эта пятнадцать тысяч, а эта — сорок семь. Будешь брать?
Сидельников: — Нет, спасибо. Я потом.
Он выходит, идет по улице. Его окликают с остановки — это полковой почтальон, он везет почту.
Почтальон: — Эй, связной! Иди сюда!
Сидельников подходит.
Почтальон: — Ты ж из роты связи?
Сидельников кивает.
Почтальон: — Че, разведка замучила?
Сидельников молчит.
Почтальон: — Как фамилия?
Сидельников: — Сидельников.
Почтальон: — Нет, тебе ничего нет. Якунин ваш?
Сидельников: — Наш. Он в СОЧах.
Почтальон: — Ясно. Зеликман?
Сидельников кивает.
Почтальон: — На, отдашь ему. И вот еще Комару письмо. Ну и девка у него, такие письма пишет… Мне б кто так писал.
Сидельников пишет письмо.
«Здравствуй, мама! У меня все в порядке, все хорошо. Сегодня уже шестьдесят дней, как я служу в Моздоке. Я больше не хочу здесь оставаться. Вытащите меня отсюда. А то дедовщина совсем замучила. Только, пожалуйста, не падай в обморок, все не так уж и страшно.
Дорогая мама, писем больше писать тебе не смогу. Думал, думал, и решил все-таки сказать тебе. Нас скоро отправят в Чечню. Там снова возобновились боевые действия, нужно пополнение и всех отправляют туда. Но ты не волнуйся, наш полк стоит сейчас где-то у черта на куличках, где про войну и не слышали, а во-вторых связь — всегда при штабе, всегда в тылу. Это правда. Так что ты не волнуйся, меня не убьют. Можно даже сказать, что я еду в санаторий на свежий воздух — природа здесь просто замечательная. Всем привет. Целую».
Около казарм стоят три БТРа и два груженых коробками «Урала». Перед колонной — строй солдат, человек пятнадцать, среди них пятеро связистов под командованием старшины — Тренчик, Зюзик, Сидельников и двое новых — Осипов и Мутаев.
Полковник: — Приказываю совершить марш: Моздок, Малгобек, Карабулак, район боевых действий республики Чечня — Ачхой-Мартановский район. Саперная рота наблюдает налево и вперед, рота связи — со мной на головную броню. По машинам!
Солдаты забираются на БТР.
Полковник, обращаясь к водителю одного из грузовиков: — Что у тебя там?
Водитель: — Гуманитарка.
Полковник: — Дай две коробки сюда.
Он передает коробки солдатам на БТР: — Держите. Это вам от Ельцина.
— Спасибо, товарищ полковник.
Солдаты открывают коробки, там конфеты, лимонад, пряники.
Старшина раздает смертники:
— Зеликман, на это твой. Осипов. Жих. Мутаев. Сидельников, тебе блатной номер — 629600.
Солдаты выдергивают из кителей шнурки, вешают на них смертники.
Тренчик: — А ты откуда?
Осипов: — с Ярославля.
Сидельников: — А в учебке где был?
Осипов: — В Коврове. Как здесь?
Зюзик: — Жопа.
Колонна едет по дороге между холмами. Солдаты едят конфеты, встречный ветер вырывает из их рук фантики. Сидельников вытаскивает из кителя шнурок и вешает на него смертник.
За кадром: Вымощенная камнем дорога, по которой мы едем, построена пленными немцами ещё после второй мировой. Дорога времен войны старой построена для войны новой. Людям нравится убивать друг друга.
Наша колонна — это три бэтэра и два «Урала». Мы везем гуманитарку.
Я сижу на броне, наблюдаю назад и направо. На противоположном борту сидит Зюзик, он наблюдает назад и налево. На корме расположился Осипов. Мы едим конфеты. Ветер подхватывает синие фантики и уносит их назад. Иногда они застревают на решетке радиатора идущего следом за нами «Урала». Его рулевое управление неисправно и он не может вписаться в поворот с первого раза. Тогда я толкаю Котеночкина стволом автомата в спину и говорю: «Товарищ полковник, „Уралы“ отстали!»
