Пока он набирал воду и нес к ее дому, они разговорились. Женщину звали Аня, муж ее, как и почти все мужчины деревни был на фронте. А она работала в колхозе, жила с матерью мужа и воспитывала двоих детей.
Однако в этот раз чаю ему не предложили. Виктор неловко потоптался на месте и хотел было уже идти не солоно хлебавши, но что-то его удержало. — Может вам по хозяйству чем помочь? — спросил он, — а то сегодня из-за погоды летал мало, силы осталось хоть отбавляй.
При этих словах Аня как-то нервно усмехнулась, но работу нашла, попросив поправить покосившийся плетень. Уйдя в сарай, вернулась оттуда с кувалдой и показала где брать заготовленные для ремонта колья. Виктор принялся за дело. Под ударами кувалды, колья легко входили в землю, потом он привязывал к ним плетень, выпрямляя. Работа спорилась быстро и хотя уже были сумерки, он рассчитывал успеть до темноты.
На шум из дома вышла пожилая женщина. Она была в грязной юбке и поношенной кофте, сильно сутулая. В сморщенных, коричневых ладонях она держала младшего ребенка. Аня забрала у нее ребенка и ушла в дом, а женщина осталась сверлить Виктора неприязненным взглядом, наблюдая, как он работает.
Он обратил внимание, что вчера у Ани была такая же грязная юбка, как у свекрови, а сегодня она щеголяла в новой, чистой. Если это не случайно, то навевает на определенные размышления. Видимо, тяжко женщине без мужика. Он усмехнулся своим мыслям и решил, что выводы делать пока рано.
Вскоре вновь показалась Аня и о чем-то заговорила со свекровью. Виктор не слышал разговора, только короткие обрывки фраз, но было видно, что обе женщины злятся друг на друга. Они говорили пару минут и старшая, злобно плюнув под ноги, ушла в дом. В результате его работы плетень стал более ровный и выглядел куда как получше. Аня подсела рядом и помогла ему подвязать последний кол. Они случайно соприкоснулись руками и так и замерли. Она посмотрела на него снизу вверх, сглотнула и тихо сказала. — Спасибо вам большое. Не знаю, как и благодарить.
Она была так близко, что Виктор слышал как бешено стучит ее сердце и, несмотря на наступившую темноту, увидел в ее расширенных глазах очень странное выражение. Эта была какая-то гремучая смесь страха, надежды и чего-то еще, непонятного, но знакомого.
Без лишних слов он принялся ее целовать. Губы у Ани оказались горячие нежные и она сразу задрожала, когда он ее обнял. Они целовались сидя на корточках под плетнем. Близость женского тела, запах цветущих лип и поздней черемухи одурманил голову. Виктор захотел ее прямо здесь и сейчас. И плевать, что у нее двое детей и муж на фронте, что за стенкой дома невестку ожидает злая свекровь. Это не имело никакого значения.
Он судорожно принялся расстегивать на ней кофту, пытаясь добраться до груди. Под кофтой оказалось повязанное вокруг полотенце. Он сдвинул его вниз и наконец нащупал искомое. Груди у нее оказались большими горячими и удивительно упругими. Раньше, в прошлой жизни, он никогда таких не встречал.
— Не здесь, не здесь, — зашептала Аня, когда он начал задирать не ней юбку, — увидят.
Она встала и, схватив его за руку, повела к большому сараю. Там оказалась непроглядная темень, сильно пахло свежим сеном и немного пылью. Виктор почувствовал, как ее руки расстегнули его брючный ремень, и вовсю орудовали над пуговицами шаровар. Он тоже, путаясь в завязках, попытался снять с нее юбку, но никак не получалось. Аня тихо засмеялась его бесплодным попыткам и, шурша сминаемым сеном, скользнула в сторону, а Виктор обнаружил, что его шаровары и трусы уже находятся где-то на уровне лодыжек. Она принялась быстро раздеваться, бесстыдно обнажая белеющее в темноте тело, а затем, с довольным смешком, увлекла его вниз, на себя. Сено кололо голые ноги, ногти Ани царапали ему спину, но Виктор не обращал на это никакого внимания. Он наконец дорвался до женского тела.
Однако, долго это не продолжилось. Через пару минут Виктор, захлестнутый удовольствием, захрипел и обмяк. Аня разочарованно протянула:
— Ну ты быстрый…
Снова зашуршало сено, и она принялась вытирать живот его шароварами.
— А бабы болтали, что летчики о-го-го… — в ее голосе сквозила обида, — а тут обычный скорострел.
Несмотря на блаженно разливающееся тепло удовольствия, Виктор почувствовал, что у него начинают гореть от стыда уши.
— Погоди ты, — хрипло ответил он, — сейчас наверстаю. Воздержание долгое было… — Виктор потянулся к ней, пытаясь снова подмять под себя, но Аня отстранилась.
— Стой, — прошептала она, — черт, да не шурши ты.
Она вслушивалась в окружающую темноту, а потом принялась суетливо одеваться.
— Вот же карга старая, — услышал Виктор ее недовольный голос. — Вот же неймется ей кровопивце. Когда же она, прости господи, окочурится. Ты смотри, — тихо сказала она, — ты обещал. Я скоро вернусь. Обожди пока, только подальше отойди, в уголок.
Она подхватила охапку сена и быстро выскользнула из сарая. Виктор услышал скрипучий голос ее свекрови:
— Ты где шляешься, курва. Опять за кобелями ухлестываешь?
— Вам, мама, черти еще не мерещатся? Я сено скотине набирала. Сколько вы его корове положили-то? Может, вместо сена, будете ей газету читать?
Сцепившиеся в сваре, женские голоса стремительно удалялись. — "А ведь рога у анькиного мужа, видать давно наросли, — подумал Виктор. — Возможно даже до призыва в армию. Слаба евонная жинка на передок…" Он взгромоздился на кучу сена, в дальнем углу сарая, и стал ждать, предвкушая повторение.
Разбудил его скрип давно несмазанных петель. Светлая фигура юркнула к нему в сарай и нерешительно остановилась на входе.
— Витя. Витя, ты тут? — услышал он Анин звенящий шепот.
— Тут, — он завозился, потягиваясь спросонья. Аня скинула ночную рубаху на кипу сена у входа и, не закрывая дверь, пошла к нему. Освещенная пробивающимся в проем лунным светом, она казалась изваянной из белого мрамора богиней. Красивая, что называется в теле, ладно скроенная, темнота скрывала и дорисовывала все остальное.
Она подсела рядом, и Саблин, почувствовал, как шаровары снова начали сползать по ногам. Груди ее дразнящее мелькнули перед самым лицом Виктора, и затем Аня уселась на нем верхом. Замерла на несколько секунд, словно прислушиваясь к ощущениям, потом качнулась, раз, другой и груди ее тяжело заколыхались в такт движениям.
— Ну, посмотрим, каковы нынче летчики, — сказала она на выдохе и голос этот зазвучал словно мурлыканье дорвавшейся до сметаны кошки…
Вылет с самого начала начал складываться неудачно. Сначала, вскоре после взлета, засбоил мотор у Кузьмичева. Его "Як" очень уж плавно отвернул от группы и, оставляя едва видимый серый след, снижаясь, полетел к аэродрому. Потом повстречали двоих, очень уж наглых немцев-охотников. Эти два "мессера" сковали боем верхнюю пару из Шишкина и Саблина. И хорошо бы, если бы они просто закрутили воздушную карусель, когда ты можешь быть сбитым, но можешь и сбить сам. Нет, немцы хотели действовать наверняка, без лишнего риска, вовсю используя преимущество своих машин в скороподъемности. Они атаковали сверху, на большой скорости и так же стремительно уходили обратно. Уклоняться от этих атак не составляло большого труда, но они были уж слишком частыми. Чуть зазеваешься и тут же получишь жменю стали и свинца. Догнать их на горке на "Яке" было невозможно. Мало того, что их истребители уступали вражеским на вертикали, так немцы, разогнанные на пикировании, имели куда большую скорость. Виктор попытался было один раз догнать особо наглого противника, когда тот атаковал Шишкина. Разогнав истребитель, он потянул вслед за "мессершмиттом" вверх, но вскоре бросил это гиблое дело. Догнать на горке не получилось – враг, удаляясь, стал немного уменьшаться в размерах. На Виктора тут же принялся пикировать второй "мессер", и ему сразу стало не до атак, свою бы шкуру спасти. Хорошо еще, что Шишкин встретил этого "мессера" на горке и, атакой в лоб, заставил отвернуть. Вдобавок ко всему, двигатель на истребителе Саблина начал плеваться маслом и вскоре козырек кабины покрылся мутной пленкой, сильно мешающей обзору.
Вдвойне обидно Виктору было то, что основные силы ничего не предпринимали для того, чтобы им помочь. Три наших истребителя барражировали ниже и далеко в стороне, виднеясь на фоне неба маленькими черточками. Для Виктора было непонятно, почему они так спокойно там летают, когда верхняя пара ведет бой. Ведь, казалось бы, что сложного набрать высоту и самим атаковать? Но видимо, для штурмана полка капитана Крапивина это была все-таки непосильная задача… В конце концов, плюнув на все, Виктор качнул Игорю крыльями и увел пару под прикрытие основной группы. Однако сильно легче от этого не стало. Немцы ушли наверх, а затем опять принялись атаковать, не давая паре Виктора набрать высоту. Звено Крапивина так и летало рядом, на установленной высоте, видимо сохраняя выгоднейшую для патрулирования скорость. Скоро Саблина уже трясло от злости. Он злился на своих однополчан спокойно летающих в стороне. Злился на свой собственный истребитель, который не мог на равных тягаться с вражескими. Злился на немецких летчиков, которые, вместо того чтобы лететь по своим делам, раз за разом бросали свои истребители в пике, атакуя. Было сильное желание сломать этому капитану после посадки ноги. Но на деле об этом оставалось только мечтать.
