Вечером того же дня Герман спросил Хаука:
— Скажи, твои солдаты знают, что мы соревнуемся?
— Конечно.
— Тогда я не понимаю, почему Штелинг мешает мне на занятиях.
— Как мешает?
— Когда я излагаю учебный материал, он часто перебивает меня, выскакивает. Я, конечно, понимаю, что сам он все это уже знает, ему скучно, но нельзя же мешать другим! Я его не раз одергивал, но он забывается и снова мешает.
— Я этого не знал.
— Спроси у своих солдат. Они тебе подтвердят.
— У меня на занятиях он ведет себя нормально.
— У тебя он не осмеливается…
Хаук знал, что Штелинг умный парень и действительно может недисциплинированно вести себя на занятиях, если чувствует послабление со стороны руководителя занятий.
— Я разберусь в этом и накажу его.
Штелингу был объявлен наряд вне очереди за нарушение дисциплины на занятиях.
* * *
Как-то вечером, когда солдаты первого расчета собрались идти на читательскую конференцию, Штелинг демонстративно лежал на койке.
— А ты что, вставать не собираешься? — спросил Штелинга Лахман.
— Эй, Толстяк, вставай! Мы тебя ждать не будем! — крикнул Шрайер.
— Я не пойду.
— Почему?
— Не пойду, и все!
— Пойдешь! — Лахман подошел к кровати Штелинга и потряс ее за спинку.
— Оставь меня в покое!
— А, понимаю, тебе не понравился наряд, который ты схлопотал!
— Ну и что? — Штелинг перевернулся на другой бок.
— Мы не хотим, чтобы у нас в расчете появились новые взыскания, — подошел к Штелингу и Дальке. — Срывать занятия никому не положено…
— Вы правы, — вмешался в перепалку Хаук, — занятия нельзя срывать. Именно за это он и получил наряд вне очереди. Мы взяли на себя серьезные обязательства, и их нужно выполнять…
— Наряд он, конечно, получил за дело, — сказал Гертель. — А мы с вами и впредь не должны проходить мимо нарушений дисциплины. Принципиальностью мы только завоюем уважение других.
* * *
На очередном обсуждении результатов дня Штелинг сказал:
— Товарищ унтер-офицер, мне не нравится то, как и чему Бауман учит нас. Вот, например, сегодня мы должны были познакомиться с методами преодоления зараженной ОВ местности, а унтер-офицер Бауман рассказал нам то, что мы учили еще две недели назад.
Все согласно закивали, а Шрайер сказал:
— Так оно и было. Он всегда так объясняет, что спать хочется.
— Многие и засыпают на его занятиях, — подтвердил Лахман.
— Нам нужно об этом сказать самому Бауману, пусть он изменит методику преподавания, — заметил кто-то.
— Я уже говорил ему, — сказал Штелинг.
— Ну и что?
— «Я преподаю, — сказал он, — строго по план-конспекту». И ушел…
— Он часто повторяет пройденный материал. Вряд ли это предусмотрено его конспектом.
— Нет, конечно, — согласился Вернер. — Прежде всего он обязан тщательно готовиться к занятиям и учить вас тому, что потребуется на практике.
— У меня идея. — Штелинг нахмурил брови. — Мы напишем статью в стенную газету и попросим Баумана высказаться, что он думает об этом.
— Чепуха! — махнул рукой Дальке. — Это только разозлит его, потому что подорвет его авторитет.
Штелинг вспыхнул и, сняв очки, сказал:
— Дался тебе этот Бауман! Здесь речь идет не о Баумане, а о нас.
— Делайте что хотите, только без меня, — буркнул Дальке и хотел выйти.
— Ефрейтор Дальке, останьтесь! — приказал ему Хаук.
Дальке неохотно вернулся на свое место.
— Я сам напишу статью, — предложил Штелинг.
За ужином Вернеру пришла мысль, что унтер-офицер впервые подвергнется критике в стенгазете. Можно представить, как прореагируют на статью солдаты!
«Собственно говоря, пора уже сделать Бауману серьезное предупреждение, заставить его работать по-настоящему. Бауман комсомолец, и нужно будет покритиковать его как комсомольца».
На следующее утро солдаты толпились перед стенной газетой, в которой была помещена такая заметка: «Занятие или послеобеденный сон?
Сегодня на занятиях после обеда наш друг Бауман многих товарищей из первого взвода поверг в глубокий сон. Занятие было скучным, так как руководитель рассказывал солдатам то, что они уже слышали на прошлых занятиях. Это безответственно!
Мы требуем от нашего друга Баумана, чтобы он тщательно готовился к каждому занятию и давал нам нужный материал, учил тому, что нам пригодится на войне, чтобы мы могли хорошо выполнить свой долг.
Солдаты первого расчета ждут от товарища Баумана ясного ответа на эту критику».
Всем солдатам первого взвода заметка понравилась. Не понравилась она только одному Эрдману.
— До чего дошли! Это же наглость! — возмущался он.
— Тебя можно понять: ты так сладко спишь на занятиях, — усмехнулся Штелинг. — Я сам видел!
— Как вам только такое в голову могло прийти?!
— А мы хотим не спать на занятии, а учиться.
— Этак завтра вы напишете статью, в которой пропесочите командира батареи!
— А почему бы и нет, если он этого будет заслуживать?
— Первый расчет правильно сделал, — заметил Линднер. — Учиться они стали значительно лучше. Благодаря расчету Хаука у нас теперь настоящие перерывы. Мы должны последовать их примеру.
* * *
Дверь в комнату унтер-офицеров распахнулась, и на пороге появился солдат, который громко спросил:
— Видели, как солдаты в газете одного пропесочили?
Бауман отложил в сторону книгу, которую читал, и спросил:
— Кого и где пропесочили?
— И вы еще спрашиваете! Солдаты первого расчета в стенной газете!
Бауман встал и медленно вышел в коридор. Через несколько минут он вернулся. Подойдя вплотную к Хауку, Бауман со злостью произнес:
— Ты уже начал подрывать авторитет унтер-офицеров?
— Во-первых, статью написал не я, а солдаты, — спокойно ответил Хаук, — а во-вторых, они абсолютно правы.
— Ты, наверное, спятил! — воскликнул Бауман. — Неужели не понимаешь, что этим ты подрываешь авторитет унтер-офицеров? Даже в том случае, если твои солдаты и правы тысячу раз!
— Ты сам подрываешь свой авторитет.
— Какая наглость! — Бауман сжал кулаки, а когда Хаук хотел пройти мимо, дернул его за рукав и крикнул: — Стой здесь!
Хаук слегка улыбнулся и, опустив руку, в которой он держал полотенце, спросил:
— Пожалуйста, что тебе нужно от меня?
Бауман повернулся к остальным и обиженно произнес:
— И он еще спрашивает, что мне от него нужно!
— Солдаты первого расчета правы, — заметил Герман, медленно выговаривая слова, — ты должен пересмотреть свое отношение к занятиям.
— Однако доводить дело до стенной газеты, как мне кажется, все-таки не следовало бы, — вмешался в разговор Калирек.
— Это точно! — подхватил его слова унтер-офицер из второго взвода. — Завтра очередь дойдет до меня.
— Если ты этого заслужишь, — спокойно заметил Хаук.
— Я требую немедленно снять газету со стены! — взорвался Бауман.
Хаук рассмеялся и на шаг приблизился к Бауману:
— Ты внимательно прочитал заметку? В ней товарищи просят ответить им. И их просьба законна. Могу дать совет: ответь им, это только поднимет твой авторитет! — Проговорив это, Хаук вышел из комнаты.
Бауман посмотрел на товарищей, но в их глазах он не увидел сочувствия.
* * *
Когда солдаты вернулись с занятий, унтер-офицер Хаук заметил, что под стенной газетой приколота небольшая бумажка, на которой рукой Баумана написано, что он обязуется проводить все свои занятия на более высоком уровне.
Прочитав записку, Вернер усмехнулся и, подозвав к себе Дальке, сказал:
— Вот тебе доказательство того, что мы поступили правильно.
— Кто его знает?.. — все еще сомневался Дальке.
— Товарищ Дальке, нужно иметь мужество, чтобы признавать собственные ошибки.
— Я тоже выступаю за дисциплину, но считаю, что не все вопросы можно обсуждать в стенгазете. Никто меня не переубедит в том, что ваша заметка подорвала авторитет унтер-офицеров.
— Переубедить вас дело не такое уж и легкое, товарищ Дальке, но коллектив — это сила.
— Это я знаю. Знаю я и то, что иногда унтер-офицер Бауман поступал неправильно, но с ним все-таки можно поговорить… по-человечески…
— Хорошо, товарищ Дальке, мы будем чаще беседовать друг с другом! — Хаук похлопал солдата по плечу.
* * *
Вернувшись в часть из очередного отпуска, унтер-лейтенант Брауэр внимательно выслушал доклады командиров орудий и похвалил действия командира первого расчета. Затем он предложил тут же обсудить опыт первого расчета.
Слушая командира, Бауман с беспокойством думал о том, что сейчас обязательно кто-нибудь произнесет его фамилию.
