Ознакомительная версия.
– Ну – у, мил человек, – Бокач немного нервничал, волновался, а потому тоже не сразу находил достойный ответ: не так часто ему приходится выступать в роли парламентёра, мирно беседовать с врагом. Всё больше сквозь прицел глядел на немцев, а тут… – Не то время сейчас сдаваться без боя. Впору вам хенде хох делать и с поднятыми ручками к нам в плен идтить.
– Что передать мой командир? – от нетерпения немец топтался на месте, крутил головой, нервничал.
– Передай твой командир, – Фома Назарович от негодования тоже начал сбиваться с русского языка, стал подстраиваться под немца, – передай, что вы плохие вояки. Вот что передай. За детишек прятаться? Э-эх вы! Вояки, итить вас в колено. За женские спины прятаться, гробину душу мать? Так солдаты не поступают.
– Это я не говорить, – перебил его офицер. Это – тактик. Ich bin Soldat! Ихь выполняйт приказ. Что сказать мой командир? – настойчивости немца можно было позавидовать.
Бокач помог женщине встать, снова обернулся к офицеру.
– Когда мы придём в вашу Германию, господин немец, – назидательно начал Фома Назарович, – мы детишек и женщин ваших трогать не будем, за их спинами прятаться не станем. А вот вас всех, кто наших детишек да жёнок наших убивал, размажем по стенке. Так и скажи своему командиру. Ну, это если кто из вас до этого времени и момента доживёт, – добавил чуть погодя. – Пошли, молодица, – подтолкнул вперёд женщину. Потом всё же обернулся к офицеру.
– Скажи, что мой командир думать будет. Потом передадим его думку вам. Ждите. А того, кто стрелял детишек, страшно наказывать будет, мы обяза-а – ательно узнаем, найдё-о – ом.
Пускай ночами не спит, к жуткой каре готовится.
– Как передавать ваша думка есть?
– Как-как?! Голубиной почтой, вот как. Жди. Найдём способ.
– Что есть голубиный почта?
– Пуля – почта голубиная для вас, что б ты знал.
– Gut! Мой командир давай вам drei Stunde, три час на думать. Потом будем атака! Sturm! Auf Wiedersehen! – парламентёр попрощался, круто повернулся на каблуках, направился к немецким окопам.
– И тебе не хворать, чтоб ты сдох! Три часа он дал, – поддерживая женщину под руку, Бокач тоже двинулся к своим. – Это себе отмерь жизни на три часа, фриц проклятый. Он ещё условия ставить будет, погань.
Затаив дыхание, партизаны наблюдали за этой необычной сценой.
– Тётя Соня? Ты как здесь оказалась? – Васька Кольцов первым встретил командира роты с женщиной, сразу узнал её.
Соня смотрела невидящими глазами на окруживших её партизан, и никого не видела, ничего не понимала. Что она могла сказать? Ещё два недели назад была дома, в Борках, с детьми, потом немцы согнали все семьи партизан на площадь, загрузили в крытые машины, вывезли в концлагерь под Пинском. Поселили за колючей проволокой на болоте. А вчера приехал какой-то немец, забрал её, дочку Галинку десяти лет, сына Алёшку двенадцати годочков, привезли сначала в комендатуру в Слободе. Детей оставили там, заперли в камере, а ей приказали идти к мужу в партизанский отряд и уговорить его сдаться, или отговорить проводить партизан по непроходимым болотам в соседний район. В противном случае расстреляют детишек. Видимо, немецкая разведка не бездействует, узнали каким-то образом, что только Кулешов Корней Гаврилович сможет вывести партизан из окружения. Поэтому её, жену начальника штаба, доставили в лес, дали в руки белую тряпку, и вот она уже здесь. А детишки остались там, в комендатуре в заложниках.
– Давай, Васёк, бери с собой пару бойцов для охраны, ведите молодицу до командиров, – Бокач достал кисет, собрался закурить. – Тут такое дело, такое горе, что нам с тобой и не снилось. Вот как, паря. Пусть она с мужем своим, Корнеем Гавриловичем думку думают. Она же сейчас как не в себе, прости, Господи, от горя материнского. Ой, и тяжкая же она, думка-то родительская будет. Боюсь даже себе в мыслях представить об чём разговор у них пойдёт. Беда прямо, а не горе. Бе-да-а, парень. А мы уж тут… И не забудь: три часа, три часика нам осталось. Так и передай Леониду Михайловичу: три часа немцы ждать ответа будут. А потом… хоть святых выноси. Вот оно как, что потом будет. Но нам не привыкать. Командиры пускай думают, а мы уж тут не подведём, сделаем, как полагается.
В отряде спешно предпринимали шаги по спасению тяжелораненых. Нужны были добровольцы. Шанса выжить ничтожно мало.
Старшим назначили Кузьму Даниловича Кольцова: инвалид, не сможет пройти через болото. Будет только задерживать здоровых. Все понимали, что это жестоко, но другого выхода не было. Да он и сам вызвался остаться и уже вышел из строя, стоял, с нетерпением обводил взглядом сослуживцев, ждал.
– Кто ещё желает остаться защищать товарищей наших, что получили тяжёлое ранение в бою? – спросил на построении командир партизанского отряда. – Добровольцы есть? Скажу сразу, открыто: в случае, если фашисты обнаружат вас, добра не ждите. Фашисты они и есть фашисты, так что… Пощады не будет, сами должны понимать. Добровольцы нужны, вот как. Желательно из пожилых, в возрасте.
Сразу же из строя вышел Данила Никитич Кольцов, встал рядом с сыном. За ним тут же поспешил Гринь Ефим Егорович, встал рядом с Данилой. Тот только мельком взглянул на соседа, неопределённо хмыкнул, но промолчал на этот раз. Потом выходили ещё мужики, вставали перед строем. Последним вышел дед Ермолай Бортков из Пустошки.
– Убёгнуть скрозь болото не смогу, а утопнуть в нём? Нет, я лучше тут схлестнусь с супостатом.
Откладывать в долгий ящик не стали, эвакуацией тяжелораненых тут же занялись Ефим Гринь, Данила Кольцов, Никита Кондратов и ещё трое партизан, которые вышли из строя, добровольно изъявили желание остаться с тяжелоранеными товарищами. Руководил ими Кузьма Данилович Кольцов.
Итого командиры отобрали семь человек.
Группа партизан во главе с Кузьмой Даниловичем в спешке делали укрытия для тяжелораненых бойцов, рыли на бугорке окопы. Правда, окопы получались мелкими, сырыми. На третьем штыке лопаты уже появлялась вода, рыть дальше не было смысла: земля обваливалась, в окопе стояла сплошная торфяная грязь.
– Ну, хоть лёжа можно будет укрыться, если вдруг гансы начнут с миномётов обстреливать, – Никита Иванович Кондратов с трудом разогнул спину, стоял, отдыхал. – От пули и за дерево спрятаться можно. А тут хоть в грязь, да чтобы целым остаться. Лучше грязным да живым, чем чистым да мёртвым, – зло пошутил мужчина.
– Ага, спрячешься от неё, – Кузьма тоже решил отдохнуть: сильно болела нога.
– Оно так, – согласился и Ефим Гринь. – Вот только как раненых спрятать, где укрыть? В воду не положишь. На голой землице лежать будут, бедолаги.
– Лапника настлать надо, – это были первые слова Данилы Кольцова за последние сутки. – Натаскать лапника, да и сделать постель из него.
Разделились на группки. Одни стали делать лежанки, устилать лапником, другие – перетаскивали раненых. Кузьма Данилович пересчитал боеприпасы: хотелось бы большего, да взять неоткуда. Шесть винтовок, по горсти патронов на каждую. Один немецкий автомат и три магазина с патронами к нему. По гранате на человека. Не густо. Кузьма прекрасно понимал, что надеяться стоит на чудо. Но, поскольку он уже побывал в боях, то и с не меньшей уверенностью знал, что чудес на войне не бывает: или ты убьёшь, либо тебя убьют. Мирно разойтись с врагом разве что в книжках получается. Не для того немцы вошли в этот лес, положили столько своих солдат, чтобы простить, помиловать партизан. Цель-то у них была и есть самая прямая – уничтожить народных мстителей. Да и партизаны собрались здесь не в прятки играть, а освобождать свою страну, уничтожать врага. Так что… Но чтобы отразить атаку, сохранить собственную жизнь, надо иметь живую силу и вооружение в достаточном количестве. В их ситуации – ни того, ни другого не было. Значит – смерть! В любом случае – смерть! Смерть не только ему, отделению партизан, что будет с ним защищать вот этот клочок земли среди болот со своими сослуживцами, побратимами, но и смерть девятнадцати тяжелораненых товарищей, которые сами себя никак защитить не могут. Единственно, это нужно продать свои жизни как можно дороже. Иного выбора нет.
Спастись, уйти смогут партизаны лишь в том случае, если устоит заслон, ценою собственной жизни прикроет отступление основных сил. По всем данным, в качестве заслона будет усиленная добровольцами из других подразделений рота Бокача Фомы Назаровича. А им, по сведениям разведчиков, противостоит пехотный немецкий батальон, комендантская рота, румынский батальон и рота полицаев. Получается, на одного партизана из роты Бокача приходится почти восемь-десять врагов. Вот и думай, как тут устоять. Однако другого пути не было. Устоять надо ровно столько, сколько сможет продержаться рота. А потом ещё столько, сколько потребует обстановка, сколько надо будет для спасения своих товарищей – столько и стоять будут.
Вася Кольцов доставил женщину в штаб, доложил Леониду Михайловичу Лосеву и Кулешову Корнею Гавриловичу слово в слово всё, что приказал товарищ Бокач.
Ознакомительная версия.
