правилах, и мы не завидовали другим.
За предыдущие три месяца эскадрон «D» много путешествовал и много повидал. Мы одержали победу, потому что были более профессиональны, лучше обучены и более мотивированными, чем наш противник. Мы также оправились от наших неудач, приспособились и преодолели окружающую среду, с которой столкнулись, и те вызовы, которые она нам бросила. Но возвращение покрытых ржавчиной кораблей, многие из которых сыграли определенную роль в нашей истории, таких как «Гермес», «Антрим», «Бриллиант», «Фирлесс» и «Канберра», стало свидетельством того факта, что мы всегда были лишь очень маленькой частью гораздо более крупной военной машины.
Люди, которые спускались по трапу, были людьми сражавшимися в рукопашной штыком и гранатой на холмах вокруг Стэнли. Это были люди, защищавшие нас, когда защищали свои корабли при массированных воздушных атаках, и которые доставляли нас в бой, и шли на дополнительный риск, когда мы попадали в беду. Как и мы, они были военнослужащими, выполнявшими свою часть работы и подвергавшие себя опасности ради национального дела. У нас не было призыва к какому-то высшему побуждению или какому-то сверхчеловеческому резерву, из которого можно было бы черпать; любой мифический статус, которым мы обладали, был сомнительным. Наши мотивы были такими же, как и у них: хорошо выполнять свою работу, пройти испытания в бою и не подвести своих товарищей. Как и они, мы разделили ту же военную судьбу и ее трения, связанные с ошибками, неверной разведкой и случайными событиями удачи и невезения.
Успех на Фолклендских островах был достигнут благодаря готовности идти на риск, решимости, выносливости и импровизации, но он также результатом коллективных усилий каждого отдельного человека и подразделения, принимавшего в этом участие. Некоторые возможно, рассказали о своем опыте, когда вернулись; многие этого не сделали. Эскадрон «D» не был исключением. Насколько мы могли судить в то время, что было сделано, то было сделано. Томас Харди не смог бы подытожить это лучше, когда написал в книге «Вдали от обезумевшей толпы»: «Они очень мало говорили о своих взаимных чувствах; красивые фразы и теплое внимание, вероятно, не были нужны между такими испытанными друзьями».
Эпилог
Острова по-прежнему остаются страной, где над всем доминирует погода, и делает это место мрачным и неумолимым. Ветер никогда не утихает, поскольку он непрерывно дует через пустынные просторы Южной Атлантики с запада. Океаническое окружение также приносит преобладание плотных полос облаков, дождь и низкие температуры, которые с трудом поднимаются выше +20 градусов по Цельсию даже в разгар лета. Но когда солнце светит с пронзительно голубых небес, а ветры стихают, более благоприятные условия открывают нетронутый, захватывающий пейзаж с впечатляющими вершинами хребтов, уютными прибрежными поселками, белоснежными песчаными пляжами и холмистыми вересковыми пустошами.
В наши дни мало что свидетельствуют о боях, которые происходили там много лет назад, а на горных хребтах, за которые велись бои, отсутствуют звуки битвы, хотя, если вы знаете где искать, вы найдете разбросанные останки аргентинских самолетов, искореженные обломки их фюзеляжей, обглоданные и проржавевшие от сменяющихся времен года и погоды, лежащие забытыми на вершинах холмов и в долинах, куда они упали.
От бойни, которую мы учинили той ночью на острове Пеббл мало что осталось. Два перевернутых крыла уничтоженного нами «Скайвэна» лежат, оттащенные в сторону от травяной взлетной полосы. Если присмотреться повнимательнее, то среди омытых морем скал, у подножия обрыва на западной стороне аэродрома, можно увидеть покрытые солью останки двигателей «Пукара». Остальная часть нашей ночной работы была либо удалена, либо унесена волнами, чтобы оставить маленький отдаленный островок безмятежного спокойствия и умиротворения, населенный всего двумя семьями.
Если вы подниметесь на задние склоны горы Кент, вы обнаружите наши старые позиции на скалистой седловине, почти нетронутые временем. Груда выгоревших на солнце пустых контейнеров от минометных мин лежит под покатой кварцитовой скалой, как раз там, где мы их выбросили. В нескольких футах от них на торфянистом грунте все еще остался круглый отпечаток минометной плиты, вместе с вбитой каменной плитой, которую я использовал, чтобы не дать опорной плите закопаться в грунт. Справа, в низине, вы все еще можете разглядеть огневые позиции, использованные нашей артиллерией, а также блиндажи, которые их расчеты соорудили из заполненных землей металлических ящиков для снарядов. Но в то время, как проницательные люди могут обнаружить мало измененные признаки войны, многое на Фолклендах изменилось.
Я никогда не разговаривал и не видел гражданских лиц за все время, что я был на Фолклендах во время войны, но с тех пор я встретил многих. Спросите любого из них, считают ли они, что война того стоила, и большинство ответит решительным «да». Получив право голоса по поводу своего будущего, и того, хотят ли они оставаться частью Великобритании, на референдуме, проведенном в 2013 году, приняли участие 98,8 процента населения, а 92 процента проголосовали «за».
Если вы спросите любого из нас, кто вернулся после боев на юге, стоило ли это того, большинство из нас тоже ответит утвердительно. В отличие от более недавних конфликтов, дело с Фолклендскими островами было ясным. Но возможно, вряд ли что-либо из этого имеет значение. Мы были профессиональными солдатами, которые просто выполняли свою работу. Независимо от того, откуда мы пришли, мы вступили в армию добровольно, мы хотели принять вызов боя и мы охотно откликнулись на призыв, точно так же, как британская армия делала на протяжении всей своей истории и будет продолжать делать. Те из нас, кто служил на юге, теперь конечно, постаревшее поколение, но когда я смотрю в глаза сыну Пэдди О´Коннора и замечаю герб сержант-майора на его запястье, я знаю, что разницы нет. (В данном случае речь о традиционной эмблеме сержант-майора части, носимой на браслете, как часы. Прим. перев.)
Меня часто спрашивают, повлиял ли на меня мой боевой опыт. Я думаю, что этот вопрос относится к страданиям от какой-то формы травмы. Участие в бою — это конечно, травмирующее и жестокое занятие. Та ночь 19 мая, тридцать с лишним лет назад, была чертовски ужасной, и есть другие события, которые иногда заставляют меня содрогаться, когда я о них думаю; вид или запах, например, запах авиационного топлива, иногда вызывает обостренное чувство воспоминания. Но это ощущения являются частью нормального опыта войны в той же степени, в какой они являются частью жизненного опыта в целом. Однако никакой травмы не было и нет.
Я подозреваю, что какой-нибудь консультант заявил бы, что я отрицаю ее, но они были бы неправы. Очевидно, что среди служивших в Оперативной группе, были те, кто
