— Рената! — с радостным упреком произнес он. — Наконец-то! Я встречаю уже четвертый поезд. Наконец-то ты здесь!
— Это еще ничего не значит.
Словно не заметив намерения Манфреда обнять ее, девушка взяла свой саквояж и пошла. Манфред догадался отобрать его у нее лишь через несколько шагов.
Они вышли из здания вокзала. Рената недовольно осмотрелась. Все кругом было серым и мокрым от дождя. На единственной скамейке, стоящей возле окошка багажной камеры, жались друг к другу промокшие женщины.
Манфред снова по-детски вытянул губы и, глядя куда-то мимо Ренаты, сказал:
— Твой поезд прибыл с опозданием. Автобус уже уехал, а такси в такую погоду днем с огнем не сыщешь.
— Прекрасно! Ты же все здесь знаешь, разве нельзя найти какое-нибудь убежище?
— Только привокзальный ресторан…
Итак, они стояли друг против друга после долгой разлуки, и обоим казалось, что расстояние между ними нисколько не уменьшилось, несмотря на встречу.
Потом оба от нечего делать стали разыскивать достопримечательности вокзала, но таковых не оказалось. Затем каждый уголком глаза незаметно разглядывал другого.
«Ему бы пора уже сходить в парикмахерскую, — думала Рената, разглядывая Манфреда. — Вид у него усталый. Лицо осунулось, но от этого он выглядит более мужественно. От него пахнет казармой, хотя он и в гражданском костюме. Табаком тоже попахивает. Разве он курит? И чего он смотрит на багажное окошко, как будто меня здесь вовсе и нет!»
«Как свежо она выглядит, — думал о Ренате Манфред, — а ведь семь часов провела в поезде. Но эта прическа… Я, право, не знаю. Эта высокая прическа делает ее еще строже. В ней издалека можно признать учительницу. Интересно, не перепачканы ли у нее пальцы чернилами? И чего она уставилась на дверь, как будто меня здесь нет!»
Так они и стояли молча. Каждый из них словно боялся заговорить о самом главном. Не заговорили они об этом и тогда, когда, сидя в такси, ехали в Бергхайде. Вели какой-то ничего не значащий разговор, и то только для того, чтобы не говорить о главном.
— Вот мы и приехали! — проговорил Манфред, вылезая из машины.
Дождь все еще лил. Пока Рената раскрывала зонтик, голова ее вся промокла.
— Пошли, — предложил Манфред и, взяв ее под руку, повел в темноту.
Рената споткнулась о камень. Ветки кустарника хлестали ее по ногам. Она даже упала бы, если бы ее не держал Манфред.
«Да, конечно, он курит», — решила она, когда Манфред поцеловал ее в губы и, подняв на руки, понес через лужи. Рената слышала, как ее саквояж на ремне бьет Манфреда по ноге. Левой рукой он держал ее под коленками, а правой обнял за талию. Постепенно его шаги стали короче и тяжелее. Дойдя до какой-то лестницы, Манфред остановился.
Встав на ноги, Рената привычным движением привела в порядок свою прическу.
— Жаль, конечно, но дальше ты меня все равно нести не смог бы.
— Тучка ты моя милая, я готов нести тебя на руках от самого Дрездена! — сказал он.
Этим и было сказано все самое важное.
Манфред нажал на кнопку, и за дверью раздалась нежная трель звонка. В глазке мелькнул свет.
Дверь открыл хозяин дома. Он учтиво поздоровался с Ренатой, которая внимательно изучала его.
Воротничок был ему явно тесен, давил. Лицо майора Хута покраснело. Рената нашла, что он очень похож на истопника их школы.
«Как несимпатично выглядит майор в домашней одежде», — подумала девушка.
В доме было тепло, пахло чаем и чем-то жареным. Рената сразу же почувствовала, как она проголодалась.
Из боковой комнаты вышла жена майора, фрау Хут, — учительница и директор местной школы. Она сразу же попыталась растопить лед отчужденности.
У нее были теплые серо-голубые глаза, узкое лицо и полные губы. Ренате она понравилась с первого взгляда. Однако доброе впечатление улетучилось после первых же слов фрау Хут:
— Я очень рада, что вы приехали, Коллега.
Рената подала ей свою маленькую, но твердую руку подумав при этом: «А ей, оказывается, известно больше, чем я предполагала. И она и муж все знают». Отчужденность Ренаты не только не исчезла, но даже усугубилась.
Ее провели в комнату для гостей, в углу которой стояла кафельная печь. Печь топилась, и от нее по всей комнате распространялось приятное тепло. У стены стояла кушетка, а посреди комнаты — старомодный журнальный столик и два мягких кресла с коричневой обивкой, у стены напротив — платяной шкаф.
Рената села на кушетку, сняла промокшие насквозь туфли и чулки.
— Ну как? — спросил ее Манфред.
— Что как?
— Впечатление.
— Ты нашел себе союзников, и теперь вы втроем выступаете против меня одной. — Рената смотрела на мокрые, порванные ветками нейлоновые чулки. Немного подумав, она открыла дверцу печки и бросила их туда, сказав:
— Это все, что от меня останется в этом доме.
Они снова замолчали. Рената думала об учениках своего четвертого класса. Манфред — о солдатах своего подразделения. Каждый искал для себя утешения, но только не там, где его можно было найти: ему — у нее, а ей — у него.
Переодевшись в сухое, они сидели рядом, но все равно как чужие.
Из соседней комнаты послышался стук тарелок, и это еще больше разожгло их аппетит.
— Наши хозяева наверняка ждут нас к столу, — проговорил Манфред.
Рената встала. На лице ее застыло выражение замкнутости. Дойдя до двери, девушка остановилась и, поправив Манфреду галстук, притянула к себе его голову и поцеловала в губы.
— Ну наконец-то! — обрадованно вздохнул Манфред.
Рената слегка оттолкнула его от себя и сказала:
— Наши хозяева ждут нас к столу. — Поправив свою прическу, спросила: — С каких это пор ты начал курить?
— Видишь ли, закурил я совершенно неожиданно.
Был как-то в карауле, устал очень, вот и закурил, — объяснял он, пока они шли в столовую.
— Значит, и табак взял над тобой верх.
— Да, можно и так сказать, — засмеялся Манфред.
Пока супруги Хут убирали со стола, а Манфред помогал им, Рената осмотрела комнату. На стене висела охотничья двустволка. Напротив двери возле окна стоял массивный письменный стол. На правом конце его громоздилась стопка книг. На самом верху «Книга для родителей» Макаренко с многочисленными закладками между страниц.
Рената с любопытством раскрыла книгу на месте одной из закладок и прочла отмеченное карандашом место: «В большинстве случаев положение детей, брошенных родителями, намного тяжелее и опаснее, чем положение сирот».
Затем Рената прочитала пометку на закладке, написанную чьей-то рукой: «Вина соблазнителя замужней женщины больше вины самой соблазненной…»
В коридоре раздался скрип половиц. Рената быстро положила книгу на место и стала разглядывать охотничьи трофеи хозяина, развешанные на стене.
— Это далеко не все мои трофеи, — заметил вошедший первым в комнату Хут. — Большинство барашков были безрогими.
Манфред рассмеялся громко и раскатисто.
Рената подошла к кушетке, села на нее, поджав под себя ноги. Дождь за окошком пошел сильнее, а они вчетвером сидели в комнате, слушая, как дождевые капли барабанят по крыше.
— Как часто здесь идут дожди? — полюбопытствовала Рената.
— Когда как, — ответил Хут, — но всегда неожиданно. — Подойдя к столу, он налил в бокалы красного вина из бутылки без этикетки.
Манфред присел на кушетку рядом с Ренатой. Фрау Хут сложила руки на заметно выступающем животе. Она ждала уже пятого ребенка.
Рената понимала, что ее пригласили сюда как раз для того, чтобы сагитировать остаться здесь навсегда, и теперь ждала, когда же эти трое начнут свои нападки на нее за то, что она не хочет переехать в Бергхайде и учительствовать здесь.
Хут поднял бокал, на секунду задумался над тостом, а затем произнес:
— Ну, независимо ни от чего давайте выпьем за хорошую погоду!
Домашнее вино было теплым и сладким. Хозяин не без гордости похвастался, что оно приготовлено его собственными руками из винограда, растущего за домом.
Вино похвалили. За первым бокалом выпили по второму, затем по третьему. Приятное тепло разлилось по телу. Наступило временное затишье, какое обычно бывает перед боем.
Манфред придвинулся поближе к Ренате.
Разговор зашел сначала о Дрездене, затем о Лейпциге, потом вспомнили Бад-Шандау, позже переключились на виноделие, с которого перескочили на остров Рюген. Поспорили о книгах, об учителях и учениках, о методике воспитания. Все старались не упоминать Бергхайде, в котором располагалась воинская часть, где служил Манфред.
Разговорились о книге Кристы Вольф «Разделенное небо».
— Читая эту книгу, — начал майор Хут, — подчас трудно понять, что хотел сказать автор. Мне она не очень понравилась. Некоторые герои, вращающиеся вокруг Риты, ну, например, Метернагель, совсем не жизненны. Однако очень многие читатели превозносят эту вещь, как будто, кроме этой книги, у нас больше ничего нет. Но, может быть, самое важное достоинство этой книги как раз и заключается в том, что она вызвала такую оживленную дискуссию. — Хут снова наполнил бокалы вином.
