— Чуют чужих, сволочи, — пробормотал сквозь зубы Павел. — Впрочем, это хорошо, что лают. Часовые во все глаза смотрят на заграждения, и им невдомек, что творится тут.
Рабочие поснимали брюки, завязали штанины, набили их патронами и отнесли подальше от склада. Потом вернулись за автоматами.
Павел застал Сердюка расхаживавшим по водосборнику — Андрей Васильевич нетерпеливо ждал конца операции.
— А гранат не нашли? — спросил он, выслушав короткий доклад Павла.
— Нет.
— Плохо искали. Не может быть, чтобы гранат не было.
Прасолов виновато потупился.
— Повторим операцию завтра, может быть, найдем, — сказал он.
— Ни в коем случае. Два раза судьбу не испытывают. Молодцы, что не засыпались!
Подземцы встретили оружие торжественным молчанием. Николай тут же роздал автоматы рабочим.
— Разве это оружие? — пробурчал Опанасенко, в руках которого автомат казался игрушкой. — Вот винтовка — это дело. Кончились патроны — прикладом угостить можно, а этот… Отстрелялся — и тикай.
— Эх, темнота! — не преминул подкусить его Бескаравайный. — Ты, я бачу, в мынулому столитти живешь. Тоби ще сокиру та лук з стриламы.
Люди стирали масло с оружия, прицеливались, опробовали затворы — работа кипела вовсю. Николай с удовлетворением огляделся вокруг — на его глазах общежитие стало воинской казармой, а сталевары, слесари, каменщики, сцепщики, машинисты превратились в бойцов.
Было 28 августа 1943 года. Услышав, что кто-то опрометью бежит по тоннелю, Сердюк, как всегда в таких случаях, потушил фонарь, но, увидев лучик света, прыгавший по стенам, догадался, что это Саша со своим фонариком.
— Андрей Васильевич! — крикнул Сашка, пулей влетая в водосборник. — В город заградительный отряд прибыл, боеприпасы на заводских путях грузят на эшелон, по заводу кресты ставят — надо думать, намечают, где что рвать будут.
— Эшелон кто грузит?
— Солдаты и рабочие. Со всего завода согнали. Человек пятьсот. Второй порожняк стоит на очереди.
— Где кресты ставят?
— Там, где вы и говорили, — у домен, на трубах и колоннах.
— Канонаду хорошо слышно?
— Гремит здорово и без перерыву. Прямо музыка. Гитлеры кислые ходят, будто дерьмом накормили.
— Из завода выйти можешь?
Сашка замялся.
— Сегодня очень трудно. Завод под усиленной охраной, на проходных вместе с полицаями человек двадцать автоматчиков. И мне кажется…
— Что кажется?
— Что рабочих сегодня с работы не выпустят. И для чего станут их выпускать? Готовые полтыщи человек для отправки. Говорят, на станции стоят два порожних эшелона для людей.
Сашка всегда поражал Сердюка своей осведомленностью. От его внимания ничто не ускользало, он умел заметить то, чему другой не придал бы никакого значения, и сделать безошибочные выводы. Сердюк не сомневался, что Сашка и на этот раз не ошибается.
— Александр, тебе надо уйти в город и как можно скорее, — сказал он, сделав нажим на последних словах.
— Не побегу же я через проходные. Как цыпленка подстрелят. А через тоннель днем нельзя.
— Надо уйти! — категорически потребовал Сердюк. Тут же мысли его переключились: — Как идет погрузка?
Точного ответа он не ждал — не мог же в самом деле Сашка везде бывать и все знать.
— Хорошо идет, — ответил парнишка, не задумываясь. — Пятьсот человек наших да их штук двести. Эшелон небольшой — тридцать вагонов. Считайте двадцать три человека на вагон…
— На заводском паровозе кто сегодня машинист?
Сашка поморщил лоб, виноватая улыбка проступила на его губах.
— Не знаю.
— Надо узнать. Если наш, то выедешь с завода на паровозе.
— Есть. А для чего выехать?
— Найди Астафьева, пусть он предупредит руководителей групп: этой ночью они должны собрать подпольщиков к каменоломне, оттуда приведем их ко входу в тоннель. Пусть забирают с собой и тех, с кем провели работу. Ясно?
— Все ясно.
Сердюк набросал радиограмму в штаб, протянул Сашке.
— Передай радисту — и вечером сюда. Будешь нужен. — И обратился к Тепловой: — Дайте ему пистолет, Валя.
Теплова достала из кармана маленький браунинг и торжественно вручила Сашке.
— Не зарвись, Сашок, — напутствовала она на прощанье.
Спустя час появился Петр. Он рассказал то, что уже было известно от Сашки, но Сердюк слушал его так же внимательно и не перебивал, проверяя уже полученные сведения.
— На паровозе наш, Сашу уже закопали в уголь в тендере — через часок выедет. На погрузке работать будем до темноты. Расщедрились, паек выдали из консервов — знают, что все не увезут. Работали бы и ночью, но в темноте боеприпасы грузить опасно, а свет зажигать нельзя. Наши самолеты летают вовсю.
— Видел? — встрепенулась Валя.
— Все утро видим. Ребята и радуются и боятся.
Валя непонимающе передернула плечами.
— Чего же бояться?
— Как чего? Бросят бомбу на склад — и ни рабочих, ни завода. Знаешь, сколько там снарядов и взрывчатки?
— Завод бомбить не будут, — успокоил Сердюк. — Об этом я давно со штабом договорился. Меня только просили сообщить день, когда гитлеровцы начнут эвакуировать склад. Очевидно, эшелоны на станции разбомбят. Саша уже понес радиограмму.
— Гранат достали, — сказал Петр таким тоном, будто купил их в универмаге, и, уловив недоумевающе-настороженный взгляд Сердюка, поторопился объяснить:
— Ребята во время погрузки уронили один ящик, он разбился, посмотрели — гранаты. И пошли вооружаться: по одной на брата.
— Это ты все орудуешь? — сурово спросил Сердюк. — Поймают одного — и всем вам крышка.
Петр улыбнулся.
— Нет, не я, Андрей Васильевич. Инициатива масс. Узнали, что с завода их не выпустят, ночевать погонят в здание заводоуправления, — и решили прорваться.
— Так они и нашу операцию сорвут, и их самих выловят.
— Если не сдержим, могут сорвать, — согласился Петр. — Некоторые советуют после прорыва не убегать в город, а засесть на заводе под землей. Нашлись такие, что и про чугуновозный тоннель в мартеновском цеху вспомнили.
Сердюк шагал по насосной, заложив руки за спину, озадаченный и взволнованный.
— И вы знаете, Андрей Васильевич, их будет очень трудно отговорить от этого бунта. Да и опасно отговаривать. Представьте себе: завтра днем гитлеровцы закончат отгрузку снарядов, оцепят рабочих и прикажут грузиться в эшелон. Вы можете гарантировать, что этого не случится? Можете?
— Не могу, — буркнул Сердюк, продолжая ходить.
— Ну и что же — придется им в вагоны лезть и в Германию ехать?
— Надо бы точно знать, где сейчас наши, — сказал Сердюк, остановившись около Петра.
— Трудно сказать. Километров сорок — пятьдесят будет. Линия фронта, судя по вспышкам, изогнутая: наши, наверное, пытаются в кольцо взять.
— Если так и будут двигаться, то дня через три можно ждать, — вставила Теплова и улыбнулась так широко и радостно, словно это уже случилось.
— Вы понимаете, в чем суть, — обратился Сердюк к обоим. — Если выступим сегодня ночью, а наши не подоспеют, мы можем не продержаться. Не выступим — немцы, чего доброго, взорвут цехи, а мы просидим в норах. Что, по-вашему, делать?
Теплова и Прасолов молча переглянулись. Они хорошо знали манеру Сердюка: принимая решение, он всегда спрашивал других, как будто сам ничего не знает и ничего не решил.
Наконец-то Сердюк, с нетерпением ожидавший возвращения Сашки, услышал в тоннеле шаги. Он прислушался — нет, не Сашка. Шаги были осторожные, медленные — по тоннелю продвигалось несколько человек. Вот они остановились, невнятным шепотом переговорили между собой и снова пошли.
Теплова спрыгнула со скамьи, схватила автомат и потушила фонарь.
В глубине тоннеля показался свет, погас, снова показался и снова погас. «Освещают себе путь спичками, — отметил про себя Сердюк. — Значит, не облава», — но предохранитель на пистолете опустил.
У входа в водосборник спичка у идущего впереди потухла, и он, сделав несколько шагов, остановился.
— Прошу света не зажигать, — спокойно сказал Сердюк, и Теплова не узнала его голоса — глухой и сдавленный.
— Кто здесь? — испугался вошедший.
— А кто вы?
Ответа не последовало. Было слышно, как вошедшие переминаются с ноги на ногу, соображая, что предпринять.
— Кто? — переспросил Сердюк.
— Рабочие, — несмело ответил один. — А ты кто?
— Рабочий.
— Чего вы тут, хлопцы, ищете? — спросила Теплова, решив, что женский голос несколько успокоит вошедших, если они действительно забрели сюда без злых намерений.
— Та тут и дивчына е?.. — удивился один из вошедших и полушепотом, как бы соображая, добавил: — Це, мабуть, наши.
