— Простите меня, товарищ полковник, за бестактность, но жить здесь, в этом городе, приходится нам, и к вопросам безопасности здесь относятся гораздо серьезнее, чем в России. Это в столицах «Вихри» проводят формально, вам циферки да галочки нужны для отчетности. А у нас каждая промашка чревата реальными последствиями, и последствия эти, как правило, измеряются в человеческих жизнях!
— Зря вы так, майор, — стальным тоном осек обидчивого Дзоева Сажин. — Я сюда приехал не учить вас жизни, не доносы в Москву строчить и не препоны ставить! А насчет ваших обид, мы не барышни кисейные, чтобы в реверансах друг перед другом раскланиваться. И вы правы. Наш просчет — это чья-то жизнь, и я хочу, чтобы нашими усилиями свести просчеты эти к минимуму, и потому сейчас надеюсь от вас услышать: охранялось общежитие или нет?
Дзоев хмыкнул, но в карих глазах уже не было обиды. В них светился неподдельный интерес.
— Общежитие когда-то принадлежало профтехучилищу, с началом первой войны отошло к военным. Вместе с двумя бабушками-пенсионерками, ровесницами Октября. Но летчики — люди с головой, угрозы боевиков помнят, а потому на каждые сутки выделяли заступающей на дежурство старушке помощника. Заступал офицер, у них даже график по комнатам был составлен. И кроме всего прочего — при оружии. Жильцов он знал, и посторонних бы, однозначно, не пропустил. Уточнял, к кому гости, через кого-либо вызывал… Сажин усомнился:
— Но ведь он мог отвлечься? Отлучиться в душ, в жару, или, скажем, в туалет.
— Мог. Но входная дверь без внимания не оставалась. Чужие к ним не совались. Бабуля, если надо, поднимет такой переполох, — полобщаги сбежится.
— Однако… Ну, а если ваш божий одуванчик пустила постояльцев? Ради прибавки к пенсии. Или взяла на хранение чьи-то вещи, впоследствии оказавшиеся…
Оперативник пожал плечами, давая понять, что на сей счет информации у него нет.
— Спросить уже не у кого, — добавил он виновато. — Бабуля вечером ушла дремать в каморку. Чем занимался военный, пока неизвестно… Пожарные из завалов на первом этаже извлекли два сильно обгоревших трупа. Идентифицировать пока трудно, но, судя по всему, это как раз вахтерша и дежуривший с ней летчик.
«Чертовщина какая-то. Полтергейст в отдельно взятой общаге. Посторонние категорически отрицаются. На входе вооруженная охрана. Не сами же жильцы расплескали в коридорах бензин и спалили здание?», — рассуждал Сажин, выискивая хоть какую-нибудь зацепку.
— С потерпевшими общались?
— Беседовали, — поправил майор Дзоев и сделал знак оперативнику сесть. — Уцелевшие жильцы госпитализированы. У каждого что-то есть: ожоги, переломы, психологический шок. Врачи категорически отказали провести опрос. Довольствуемся тем, что удалось почерпнуть на месте происшествия.
— Да-а, не густо!
Сажин закрыл блокнот и убрал в кейс.
— Я бы хотел съездить на место, если не возражаете. Время еще светлое. Машину дадите?
Майор поднялся, оправил собравшийся на поясе складками свитер.
— Без проблем. Алексей побудет вашим гидом.
Молодой оперативник в жилетке шумно снялся со стула и, протискиваясь между сидящими, полез к выходу.
— И еще… Не знаю, как у вас с гостиницами, а время позднее. Не посодействуете?
— Хорошо, — согласился начальник горотдела. — Алеша, как освободитесь, доставь нашего гостя в гостиницу «Моздок». Не Метрополь, конечно, но за комфорт ручаюсь.
* * *
— А что ты об этом думаешь, лейтенант? — спросил Сажин сопровождающего, когда тот, обвив руками руль, вел служебный «жигуленок» по вечерним улицам города.
— Трудно сказать, — не сразу ответил Алексей.
Он был не старше двадцати четырех лет, высок и болезненно бледен лицом. Широкие скулы и косинка в глазах выдавали в его генах присутствие калмыцкой крови.
— Я работаю без году неделя, и… с таким сталкиваюсь впервые. Но мне кажется, не очень похоже на нелепую случайность. Не вяжутся подпертые двери и очаговое расположение. И это даже если не брать в расчет бензин… Вопрос в другом, кто все провернул?
— Да, — задумчиво отозвался Сажин. — Это сегодня вопрос дня.
— … какую душу надо иметь, чтобы на такое решиться? — вздохнул оперативник.
«Поработаешь с мое, перестанешь удивляться. Увидишь, какие порой экземпляры рода человеческого попадаются. С виду обычный гомо сапиемс, руки-ноги, где положено, и голова на месте. А язык не повернется человеком назвать. Человек — это прежде всего душа. А у некоторых она грязнее мусорного бака».
Моздок. 28 апреля 20 ч. 00 мин.
Кирпичный выгоревший склеп к их приезду еще дымился. От груды головешек струился к небу прозрачный дымок. Нестерпимо воняло жженой резиной и горелым мясом. Спазм железной рукой сдавил горло Сажина, и колючий рвотный ком медленно пополз по пищеводу.
Стараясь дышать реже, обходя тлеющие головни, он вошел в зияющий дверной проем. Из щелей между черными от копоти кирпичами торчали гнутые гвозди. Все, что осталось от сгоревшего дотла деревянного косяка.
Ступив через порог, поглядел с опаской вверх: не упало бы чего на голову.
Но падать уже было нечему: над головой рассыпало первые звезды темнеющее небо. Все пять этажей сожрало ненасытное пламя, покоробленная обгоревшая жесть, сорванная с крыши пожарными ломами, валялась возле стен.
Межкомнатные перегородки — а Сажин это понял сразу, даже не будучи профессионалом — и перекрытия, как на грех, были из высохшего от старости бруса. Сажин невольно поежился, представив на мгновение, как набирающее силы пламя с гулом охватывает коридоры, люди испуганными тенями, с криками, отступают от него; трещит, вспыхивает порохом, дерево, загоняя их наверх, в огненную западню, из которой многим не суждено будет вырваться.
Под ногой хрустнула и рассыпалась в прах прогоревшая насквозь консервная банка. В углу, возле вывернутых из стен батарей отопления, валялся разбитый кинескоп, облепленный подтеками расплавленной пластмассы.
В комнате, с которой он поравнялся, угли захрустели под чьими-то шагами. Заглянув внутрь, Сажин увидел мужчину в черном матерчатом жилете с крупно выведенными буквами на спине: «ФСБ» и чемоданом эксперта в руке.
Показав удостоверение, Сажин поинтересовался:
— Вы специалист. Отчего, по вашему мнению, так быстро разросся пожар?
— Ветхость строения, в первую очередь. Хотя, это не главное. Пожарные уложились в норматив, приехали в расчетное время… Коридоры, уверен, обработали чем-то горючим. Это два! И… было что-то еще… Взрыв.
— Боеприпасы? — насторожился полковник.
… Близость к театру военных действий вносила коррективы в расследование. Где война, там часто бесконтрольность, и что хуже — по отношению к оружию. Не секрет, и армейцы, и милиция, да и посредники вывозили из Чечни в Россию оружие и боеприпасы. Все, что имело ценность на черном рынке и могло пополнить скудный армейский паек. И рвутся в Питере гранаты, похищенные в частях под Грозным, расстреливают авторитетов из автоматов, привезенных с юга России…
Сажин помнил как осенью, по наводке агента, задержали майора спецназа, Героя России, вернувшегося из командировки на войну. У майора нашли гранату, поехали обыскивать квартиру. Он помнил его глаза, когда из-под дивана извлекли спортивную сумку, столь тяжелую, что одному на весу не удержать, а из нее — зеленые корпуса гранат, запалы, пачки автоматных патронов, пистолет ТТ со сбитым номером. Майор хотел продать арсенал — нужны были деньги на дорогостоящую операцию дочери, и обратился — к счастью, и к собственной головной боли — к их информатору.
Свершиться сделке не дали. Смертоносную сумку увезли саперы, а героя-майора оперативники, на допрос…
«Но что могли унести с аэродрома летчики? Ракету «воздух-земля» или вакуумную бомбу?..»
— Вряд ли, — возразил эксперт. — Стены не имеют характерных повреждений. Мне кажется, использовали емкости с горючим. Огонь охватывает нижние коридоры, от высокой температуры воспламеняются и детонируют заполненные под крышку канистры. Что происходит? Взрыв, выплеск горящей жидкости. Сила огня утраивается.
— Вы что-то нашли, или…
— В том и дело, что пока ничего, — расстроено повел плечами эксперт и пошагал к выходу.
В дверях остановился:
— А что, если канистра не металлическая? Из полимера, полиэтилена или другого горючего материала? Да она сгорела бы без следа! Здесь же была адова жара…
* * *
«Так что де произошло на самом деле? — размышлял Сажин весь обратный путь. — Прав генерал Наумов, зацепившийся за оперативную сводку, и страшный пожар, сгубивший десятки жизней, дело рук чеченских террористов?»
Полевые командиры сдержали слово и отомстили ребятам с жестокостью, на какую были способны? Не секрет, летчики сидели у них в печенках. Штурмовик в небе, это не бронетранспортер на горной дороге. В засаде не укараулишь, и не всадишь в бронированный корпус кумулятивный заряд. Или следствие пошло на поводу лакомой и, казалось бы, многое объясняющей версии? Ведь проще обвинить во всех смертных грехах строптивых чеченов, тогда как реальность может оказаться, куда прозаичнее.
