- Не оригинально. Вы же умный человек, а хотите выехать на такой примитивной лжи! Надо было
придумать что-нибудь похитрее. Это у нас не пройдет.
Не пройдет - видимо, так. Но черт с ним! Будто он надеялся, что пройдет. Он вообще ни на что не
надеялся, только жалел несчастную Дёмчиху, которую неизвестно как надо было выручить.
- Вы можете поступить с нами как вам заблагорассудится, - сказал Сотников. - Но не примешивайте
сюда женщину. Она ни при чем. Просто ее изба оказалась крайней, а я не мог идти дальше.
- Где ранен?
- В ногу.
- Я не о том. Где, в каком районе?
- В лесу. Два дня назад.
- Не пройдет, - глядя в упор, объявил следователь. - Заливаете. Не в лесу, а на большаке этой ночью.
«Черт, знает точно или, может, ловит?» - подумал Сотников. Он не знал, как следовало держаться
дальше: неудачно соврешь в мелочах - не поверит и в правду. А правду о Дёмчихе ему очень важно
было внушить этому прислужнику, хотя он и чувствовал, что внушить ее будет труднее, чем какую-нибудь
явную ложь.
- А если я, например, все объясню, вы отпустите женщину? Вы можете это обещать?
Глаза следователя, вдруг вспыхнувшие злобой, кажется, пронзили его насквозь.
- Я не обязан вам ничего объяснять! Я ставлю вопросы, а вы должны на них отвечать!
«Значит, не удастся», - уныло подумал Сотников. Разумеется, из своих рук они никого уже не
выпустят. Знакомый обычай! Тогда, наверно, пропала Дёмчиха.
- Ни за что погубите женщину. А у нее трое ребят.
- Губим не мы. Губите вы! Вы ее в банду втянули! Почему тогда не подумали о ребятах? - ощетинился
следователь. - А теперь поздно. Вы знаете законы великой Германии?
«Законы! Давно ли ты сам узнал их, проклятый ублюдок? - подумал Сотников. - Недавно еще,
наверное, зубрил совсем другие законы!» Однако последний вопрос полицейского прозвучал несколько
двусмысленно - похоже, что Портнов не прочь был что-то переложить с себя на плечи великой Германии.
Сотников помолчал, а следователь поднялся, отодвинул кресло и прошелся к окну, сквозь решетку
рассеянно посмотрел во двор, где слышались голоса полицейских. Опять он носил в себе что-то
затаенное, особенно не напирал с допросом и то ли думал, как похитрее подловить его, то ли
размышлял о чем-то своем, постороннем.
В коридоре тяжело затопали, послышались голоса, ругань. По всей вероятности, там кого-то вели или
даже уносили. Когда толчея переместилась на крыльцо, следователь энергично отчеканил:
- Так, хватит играть в прятки! Назовите отряд! Его командира! Связных. Количественный состав.
Место базирования. Только не пытайтесь лгать. Напрасное дело.
- Не много ли вы от меня хотите? - сказал Сотников.
Незаметно для себя он обратился к иронии, как обычно поступал в минуты неприятных объяснений с
дураками и нахалами. Конечно, для Стася или еще кого-нибудь из этих предателей его ирония была за
пределами их понимания - на этого же начальника она, кажется, действовала самым надлежащим
образом. До поры тот, однако, сдерживался, только однажды криво передернул губами.
- Куда шли?
- Мы заблудились.
- Не пройдет. Ложь! Даю две минуты на размышление.
- Не утруждайтесь. Наверно, у вас много работы.
Тут он угадал точно. Морщинистое личико следователя опять передернулось, но, кажется, он умел
владеть собой. Он даже не повысил голоса.
- Жить хочешь?
- А что? Может, помилуете?
Сузив маленькие глазки, следователь посмотрел в окно.
- Нет, не помилуем. Бандитов мы не милуем, - сказал он и вдруг круто повернулся от окна; пепел с
кончика сигареты упал и разбился о носок его сапога, кажется, его выдержка кончилась. - Расстреляем,
это безусловно. Но перед тем мы из тебя сделаем котлету, Фарш сделаем из твоего молодого тела.
Повытянем все жилы. Последовательно переломаем кости. А потом объявим, что ты выдал других.
Чтобы о тебе там, в лесу, не шибко беспокоились.
- Не дождетесь, не выдам.
- Не выдашь ты - другой выдаст. А спишем все на тебя. Понял? Ну как?
140
Сотников молчал, ему становилось плохо. Лицо быстро покрывалось испариной, разом пропала вся
его склонность к иронии. Он понял, что это не пустая угроза, не шантаж - они способны на все. Гитлер их
освободил от совести, человечности и даже элементарной житейской морали, их звериная сила оттого,
конечно, увеличилась. Он же перед ними только человек. Он обременен многими обязанностями перед
людьми и страной, возможности скрывать и обманывать у него не слишком большие. Было ясно, что их
средства в этой борьбе оказались не равными, преимущество было на стороне противника: все, что
выставлял Сотников, с необычайной легкостью опрокидывал следователь.
Расставив ноги в обвисших на коленях бриджах, Портнов вперил в пего острый, теперь уже открыто
неприязненный взгляд и ждал. Сотникову было чертовски трудно, казалось, опять уходит сознание, он
обливался холодным потом и мучительно подбирал слова для ответа, чувствовал: это будут последние
его слова. Правая рука следователя медленно потянулась к пресс-папье на столе.
- Ну?
- Сволочи! - не найдя ничего другого, выдавил из себя Сотников.
Следователь несколько поспешнее, чем надо было, схватил пресс-папье и пристукнул им по столу,
будто ставил последнюю точку в этом бескровном и тем не менее страшном допросе.
- Будилу ко мне!
В коридоре зычно раздалось: «Будилу к господину следователю!», после чего Портнов, обойдя стол,
спокойно уселся в кресле. На Сотникова он уже не смотрел, будто его и не было тут. Он закурил.
Сдается, его миссия была закончена, начиналось второе отделение допроса.
Внешне стараясь оставаться спокойным, Сотников весь напрягся, как только отворилась дверь и на
пороге появился Будила.
Вероятно, это был здешний полицейский палач - могучий, буйволоподобный детина с костлявым,
будто лошадиная морда, лицом. Неприятно поражал весь его кретинически-свирепый вид, но особенно
пугали вылезшие из рукавов большие косматые кисти рук, которыми впору было разгибать подковы.
Наверно, по установленной здесь традиции, войдя, он с порога прицелился в жертву хмурым взглядом
немного косивших глаз.
- А ну!
Объятый слабостью, Сотников продолжал сидеть, отодвигая от себя что-то безусловно ужасное. Тогда
Будила с многозначительной неторопливостью шагнул к стулу. Огромная ручища широко сгребла на
запавшей груди Сотникова суконные борта шинели, напряглась и оторвала его от стульчика.
- А ну, большевистская гнида!
12
«Достукался!» - почти зло подумал Рыбак, когда Стась на дворе схватил Сотникова и поволок его в
помещение. Он думал, что следом погонят и их с Дёмчихой, но для них полицаи открыли двери в подвал.
Прежде чем затолкать их туда, ему развязали руки, вытянули ремешок из брюк. Дёмчиху же оставили со
связанными руками и кляпом во рту.
- Давай вниз! Быстро!
В подвале царила тьма, или, может, Рыбаку так показалось после дневного света на улице. Сначала
они очутились в каком-то сыром коридорчике, шедший впереди полицай загремел железным запором, и
Рыбак, наткнувшись на спину Дёмчихи, остановился, потирая набрякшие зудом кисти.
- Марш, марш! Чего стал? - подтолкнул его тот, что шел сзади: оказывается, перед ним уже
отворилась новая дверь в темноту.
Делать было нечего, Рыбак протиснулся между полицаем и Дёмчихой, опасливо вогнул голову и
очутился за порогом какой-то затхлой каморки. Минуту он ничего не мог рассмотреть тут, маленькое
окошко вверху слепо светило на потолок, внизу же было темно. В нос ударило чем-то прокисшим,
несвежим, совершенно невозможным для дыхания, и он остановился, не зная, куда ступить дальше.
Сзади тем временем лязгнул засов, Дёмчиха осталась с полицаями, которые повели ее дальше. Из-за
