конвоира быстро взбежал наверх. Двигался он почти механически, без всякого участия сознания, не
замечая ничего вокруг. Чувствовал себя отвратительно. Нет, это не было страхом: его донимало
бессилие, невозможность прибегнуть к испытанному средству - силе, чтобы по-солдатски постоять за
себя. Отсутствие всякого выбора предельно сузило его возможности, мысль относительно старосты
осталась лишь намерением - он не продумал ее как следует, ничего не решил конкретно и теперь нес к
следователю полное смятение в душе.
- Вот полушубочек и скинешь, - с силой хлопнул его по плечу Стась. - А ничего полушубочек, ей-богу.
И сапоги! Ну, сапожки-то я заберу. А то жаль такие трепать, правда? - сказал он доверительно, взмахнув
перед арестантом ногой в добротном хромовом сапоге. - У тебя какой номер?
- Тридцать девятый, - солгал Рыбак, замедляя шаг: после смрадного подвала хотелось хоть
надышаться.
- Холера, маловаты! Эй, в рот тебе оглоблю! - вдруг вызверился полицай. - Шире шаг!
Остерегаясь тумака, Рыбак не стал упрямиться - быстрым шагом проскочил крыльцо, двери,
недлинный полутемный коридор с мордатым дневальным у тумбочки. Стась вежливо постучал согнутым
пальцем в филенку какой-то двери:
- Можно?
Будто во сне, предчувствуя, как сейчас окончательно рухнет и рассыплется вся его жизнь, Рыбак
переступил порог и вперся взглядом в могучую печь-голландку, которая каким-то недобрым
предзнаменованием встала на его пути. Ее крутые черного цвета бока всем своим траурным видом
напоминали нелепый обелиск на чьей-то могиле. За столом у окна стоял щупловатый человек в пиджаке,
он ждал. Рыбак остановился у порога, подумав, не тот ли это полицай-следователь, о котором говорил
староста.
- Фамилия? - гаркнул человек.
Он был явно рассержен чем-то, его немолодое личико недобро хмурилось, взгляд исподлобья жестко
ощупывал арестанта.
- Рыбак, - подумав, сказал арестант.
- Год рождения?
- Девятьсот шестнадцатый.
- Где родился?
- Под Гомелем.
Следователь отошел от окна, сел в кресло. Держал он себя настороженно, энергично, но вроде не так
угрожающе, как это показалось Рыбаку вначале.
- Садись.
Рыбак сделал три шага и осторожно опустился на скрипучий венский стульчик напротив стола.
- Жить хочешь?
Странный этот вопрос своей неожиданностью несколько снял напряжение, Рыбаку даже
послышалось в нем что-то от шутки, и он неловко пошевелился на стуле.
- Ну кому ж жить не хочется. Конечно...
Однако следователь, кажется, был далек от того, чтобы шутить, и в прежнем темпе продолжал сыпать
вопросами:
- Так. Куда шли?
Энергичная постановка вопросов, наверное, требовала такого же темпа в ответах, но Рыбак опасался
прозевать каком-либо подвох в словах следователя и несколько медлил.
143
- Шли за продуктами. Надо было пополнить припасы, - сказал он и подумал: «Черт с ним! Кто не знает,
что партизаны тоже едят. Какая тут может быть тайна?»
- Так, хорошо. Проверим. Куда шли?
Было видно, как следователь напрягся за столом, пристально вглядываясь в малейшее изменение в
лице пленника. Рыбак, однако, разгладил на колене полу полушубка, поскреб там какое-то пятнышко - он
старался отвечать обдуманно.
- Так это... На хутор шли, а он вдруг оказался спаленный. Ну, пошли куда глаза глядят.
- Какой хутор сожжен?
- Ну тот, Кульгаев или как его? Который под лесом.
- Верно. Кульгаев сожжен. Немцы сожгли. А Кульгай и все кульганята расстреляны.
«Слава богу, не придется взять грех на душу», - с облегчением подумал Рыбак.
- Как оказались в Лесинах?
- Обыкновенно. Набрели ночью, ну и... зашли к старосте.
- Так, так, понятно, - соображая что-то, прикинул следователь. - Значит, шли к старосте?
- Нет, почему? Шли на хутор, я же сказал...
- На хутор. Понятно. А кто командир банды? - вдруг спросил следователь и, полный внимания, замер,
вперив в него жесткий, все замечающий взгляд.
Рыбак подумал, что тут уж можно солгать - пусть проверят. Разве что Сотников...
- Командир отряда? Ну этот. . Дубовой.
- Дубовой? - почему-то удивился следователь.
Рыбак продолжительным взглядом уставился в его глаза. Но не затем, чтобы уверить следователя в
правдивости своей лжи, важно было понять: верят ему или нет?
- Прохвост! Уже с Дубовым снюхался! Так я и знал! Осенью не взяли, и вот, пожалуйста...
Рыбак не понял: кого он имеет в виду? Старосту? Но как же тогда? Видно, он здесь что-то напутал...
Однако размышлять было некогда, Портнов стремительно продолжал допрос:
- Где отряд?
- В лесу.
Тут уж он ответил без малейшей задержки и прямо и безгрешно посмотрел в холодно-настороженные
глаза следователя - пусть уверится в его абсолютной правдивости.
- В Борковском?
- Ну.
(Дураки они, что ли, сидеть в Борковском лесу, который хотя и большой, но после взрыва моста на
Ислянке обложен с четырех сторон. Хватит того, что там осталась группа этого Дубового, остатки же их
отряда перебрались за шестнадцать километров, на Горелое болото.)
- Сколько человек в отряде?
- Тридцать.
- Врешь! У нас есть сведения, что больше.
Рыбак снисходительно улыбнулся. Он почувствовал надобность продемонстрировать легкое
пренебрежение к неосведомленности следователя.
- Было больше. А сейчас тридцать. Знаете, бои, потери...
Следователь впервые за время допроса довольно поерзал в кресле:
- Что, пощипали наши ребята? То-то же! Скоро пух-перо полетит от всех вас.
Рыбак промолчал. Его настроение заметно тронулось в гору; кажись, от Сотникова они немного
узнали, значит, можно насказать сказок - пусть проверяют. Опять же было похоже на то, что следователь
вроде начал добреть в своем отношении к нему, и Рыбак подумал, что это его отношение надобно как-то
укрепить, чтобы, может, еще и воспользоваться им.
- Так! - Следователь откинулся в кресле. - А теперь ты мне скажи, кто из вас двоих стрелял ночью?
Наши видели, один побежал, а другой начал стрелять. Ты?
- Нет, не я, - сказал Рыбак не слишком, однако, решительно.
Тут уже ему просто неловко было оправдываться и тем самым перекладывать вину на Сотникова. Но
что же - брать ее на себя?
- Значит, тот? Так?
Этот вопрос был оставлен им без ответа - Рыбак только подумал: «Чтоб ты издох, сволочь!» Так хитро
ловит! Да и на самом деле, что он мог ответить ему?
Впрочем, Портнов не очень и настаивал.
- Так, так, понятно. Как его фамилия?
- Кого?
- Напарника.
Фамилия! Зачем бы она стала ему нужна, эта фамилия? Но если Сотников не назвал себя, то, видно,
не следует называть его и ему. Наверно, надо было как-либо соврать, да Рыбак не сразу сообразил как.
- Не знаю, - наконец сказал он. - Я недавно в этом отряде...
- Не знаешь? - с легким упреком переспросил Портнов. - А староста этот, говоришь, Сыч? Так он у вас
значится?
Рыбак напряг память - кажется, он даже и не слышал фамилии старосты или его клички.
- Я не знаю. Слышал, в деревне его зовут Петр.
144
- Ах, Петр.
Ему показалось, что Портнов этот какой-то путаник, но тотчас он сообразил: следователь хочет
запутать его.
- Так, так. Значит, родом откуда? Из Могилева?
- Из-под Гомеля, - терпеливо поправил Рыбак. - Речицкий район.
- Фамилия?
- Чья?
- Твоя.
- Рыбак.
- Где остальная банда?
- На... В Борковском лесу.
- Сколько до него километров?
- Отсюда?
- Откуда же?
- Не знаю точно. Километров восемнадцать будет.
- Правильно. Будет. Какие деревни рядом?
- Деревни? Дегтярня, Ульяновка. Ну и эта, как ее... Драгуны.
Портнов заглянул в лежащую перед ним бумажку.
