Этерман Александр
Утомительно помнить, что солнце заходит
Александр Этерман
Утомительно помнить, что солнце заходит
1
Утомительно помнить, что солнце заходит, Осень - царство прозрачное, ветер шумит И Шекспира на русский язык переводит.
Механически двигаться около нас, Поглощать золотые кадильницы листьев, Стать немного богаче властителя Лидии И немного оставить на будущий раз.
Год встречает прозрачные стены в упор К воскресенью с трудом остается окурок, Влажный воздух сгущается в пресный раствор, И девицы бояться зайти в переулок.
Осень прячется нынче за тонким стеклом, Простодушно-тоскливо жужжание лампы, Где мое ожидание мирно текло.
2
Я опять превратил ожидание в греческий остров, И живое во мне - все конкретнее и приземленней Становилось, пока я ловил вожделенную ночь. Белорукие демоны тихо шептали о ней, Их тяжелые руки в молчаньи терзали мой остов, И сияющий греческий мир страстотерпца слепого Изумительно ясно явился герою во сне.
Я опять воспою твой загадочный гнев, мой герой, Не жалея ни денег, ни красок, ни слов, ни железа, И застенчивый луч проскользнет в обитаемый мир, Осужденный скитаться уже осужден за скитанья, Бледно-пенные волны, как сине-зеленые вены, Беспощадно омыли скрипучий и твердый песок.
3
Перед лицом трагедии античной, Как маленький смущенный антикварий, Мир задохнулся яростью кирпичной, Составленной из множества деталей.
И, замкнутый силками многих петель, Он простонал, зайдя к Силену в гости Ах, может быть, я выточен, как ветер, Из вверенной богам слоновой кости.
4
Волшебная болтанка перелета Из некоего города в иной, Из некоей привычной части года В застывшую поверхность подо мной.
Мне незачем смотреть в иллюминатор: За слоем стекол то же, что везде Прозрачный слой пространства, пеленатый В слой облаков, спустившихся к воде. 5
Где-то в области преданий Превращения мои. Мой народ - мирмидоняне, А отнюдь не муравьи.
Время - лекарь не из худших, Я терплю и жду удач. И хихикающий случай Как отчаявшийся врач.
6
Признайся, что, пуская в рост Двугривенный или полтинник, Ты вел себя как Буратино, Обманутый семейством лис.
Не обойтись кусочком кожи Убыток больше и нежней. Ты просадил за пару дней Полмира, а доход ничтожен.
7
Смириться, если ты кентавр, С зловещей гибелью Хирона, Плаща чудесную отраву С наивной радостью принять.
Метель чиста, как тонкий шелк На свежевыстиранной блузке. Смириться, если ты ничто Для незнакомой андалузки.
8
Приняв соцветие за плод, И рот прославленного мима За медленный водоворот, Продолжить греческие мифы
В незыблемую, как весна, Как изнывающие липы Поэзию, где мне тесна Программа собственного мифа.
9
Я им и не был. Криком совы, Тенью, отброшенной собственным прошлым: Двигаться так, как двигались львы Тихо, невидимо, быстро и просто.
Давнее прошлое - страшный искус. Лучше не знать, но рассеять соблазны Может забравшийся в джунгли индус, А не безвестный Иван Карамазов.
Ветер и воздух, и влага, и блеск Черного там, где привычные складки Снега, и мы бы не выжили без Старой привычки любить в беспорядке.
Много ли надо! Вот ветер сырой Кутает город в туман, и постройки Переживают. И ранней весной Тяжко гадать и подсчитывать строки.
10
Расставил фигуры на краю доски, И после того, как сделал ход, И после того, как обменял Коня на коня, разинул рот.
На с4 мне нужен слон, А конь не нужен. Лучше молчать И долго думать.
Нужно подумать, Прежде чем сыграть f5.
11
Не это здание, а другое, Шторы это скрывают, За ними видишь тот двор, Памятник Ленину и деревья,
К счастью, потому что Комната выглядит так же, И яблони, их нет, От которых меня отгонял сегодняшний покойник.
12
Облокотившись на кресло, смотрю, Тщетно пытаясь уйти без царапин В серое, - невыразительный трюк,
Как обезглавленный ранее Капет Больше не мог устрашать горожан И разгонять непокорный парламент, Ибо ему отказала не память,
А голова.
13
Город Карфаген! В огромном доме, На главной улице, там, где вокзал, Мне чудится помешанный на броме Еще не одноглазый Ганнибал.
И если он вообще был молод, Влюблялся и писал стихи, Тому виной не ты, мой город, А личные его грехи.
14
Ударить в набат, в колокол певчего рога, И уши заткнуть, и не слышать содеянный гром, И из каждого слова убрать по два лишние слога, И два лишних часа простоять под осенним дождем.
И две долгие ночи не спать и молиться о смерти, И два века подряд не держать наготове перо, И двух сказочных женщин лишить своего милосердья, И две будущих истины, выпимши, знать наперед.
15
Начало конца
Октябрь кончается под звук Дождя, долбящего по стеклам, Цедящего свою казну По заржавевшим водостокам,
И в умирающем саду, Беспомощном до новой эры, Возможно, лучший день в году Встречается с Аполлинером,
И на ладонях тает снег, В тяжелый мох проникло тленье, И только бедный человек Еще способен к размноженью.
16
Мне не хотелось дальше вспоминать, И вопреки занятьям перенесся Я в эту осень листья уминать.
17
Эмили Диккинсон
1.
Глядят глаза и тают, А пальцы не лежат И век не покидают, Столько в них тепла.
Задумчивые льдинки Блестят и долго ждут, Как будто им в новинку Таиться тут.
2.
Остриженные ногти На большой руке. Их переводы просты На нашем языке.
От следующих женщин И от слепых мужчин В непониманьи вечен Бровей ее изгиб.
3.
Стук маленьких капель О теплую ладонь, И ей уже возможно Остаться там одной.
Ничтожество свободы Во рту звенел язык, Кусок живого Б-га И рта ее двойник.
С серебряным отливом Как легкий воздух, трель, Я у тебя учусь Быть молчаливым.
18
Мое происхожденье не безупречно, Репутация тоже. К сожалению, мое поведение Тоже небезупречно.
19
Я забрался в одну бесполезную осень. За окном тоже осень, но только не та, И осмысленный трепет березы, и тощий Изумительный пес добежал до куста,
И беззлобная общность собак и мальчишек, Как разумная общность воды и людей, Полагает возможным чудесный излишек У природы - любви и у неба - дождей.
Забывая о краткости времени года, Невозможно привыкнуть к его мотовству. Я не только не жду ничего от природы, Но, вдобавок, не очень-то рад сватовству.
20
Блаженный привкус истинного Б-га В немного душной мякоти цветка, И крошечная медная полушка Оборванной ромашки, и подушка Прельстительного дерна, три глотка Сырого воздуха, и шедшая полого Тропинка поворачивает вверх. Уносит вверх - и сладострастный привкус Упавшего случайно лепестка И губ коснувшегося поцелуя Срывает тонкий стебель ветерок.
Блаженное пылающее лето, Обугленное солнечным стараньем, Избавленное от переживаний, Кощунственных, когда ты полон сил, Когда всесильны солнце и жара, И полному язвительности свету Сопротивляться может только тень, И от ручья, стекающего к нам, Вороны научились перезвону, И сладкому змеиному браслету Свернуться бы в пугающий клубок,
И замирает сердце от тоски По белому щемящему исходу, Что, может быть, решился бы ожить, Но - сонной красоте не возражают И к каждому съедобному куску Уже спешит голодный рот цветка, Жука, птенца и даже человека, И у щеки возлюбленной пунцово Расцвел необычайно пышный мак.
И лето может быть объяснено, Не пользуясь знакомыми словами Здесь больше нет ценимых нами слов А только жадные прикосновенья.
Я объясняю лето точно так, В тех терминах и тем же языком, Каким Г-сподь творил его когда-то.
21
Трехъярусный корабль доставил Испанское вино. И был приказ Проконсулу прибыть на Палатин, Что означает смерть или отставку...
22
В конце
И даже не властный унять прибой, Который и более сильных гнул, Я так же пронзительно брошусь в бой, И так же погибну, как царь Саул.
Сменив календарь, Б-г зачнет миры, Под крышкой отщелкают три нуля, И новые гунны зажгут костры У стен Вестминстера и Кремля.
Но, вольный бездействовать и карать, Я буду, забыв про тоску и стыд, В кругу исступленных пророков плясать С таким же упорством, как царь Давид.
23
Я уловил недоуменье снега В тяжелый час езды на почтовых, Когда такси - ночной фанатик бега Везло домой фанатиков ночных.
Мрак - тот же снег, кружащийся без цели, Когда, помяв безмолвие крылом, Плывя, как сон, в кильватере метели, Я ничего не вижу за стеклом.
24
Волшебное почти всегда мгновенно, Мгновенье часто пахнет волшебством, И схема линий метрополитена Моя игрушка в поезде пустом.
Мельканье желобов и стен волненье Едва ли защитят меня от сна, И схема линий метрополитена Раскрашена, а потому видна.
25
Определение
Верлибр Это поэтическая форма, Неплохо приспособленная Для стихов
О театре.
26
Я тихо целовал Раздавленные губы, Щеки сырой овал, Запястия и зубы,
И ласковую смерть Бросал в тебя с размаху, И умолял не сметь Рассеиваться - страху.