Владимир Сорокин - Лошадиный Суп

Владимир Сорокин

Лошадиный Суп

Анне и Марии

Как началось? Просто, как и все неизбежное:

Тысяча девятьсот восьмидесятый год, июль, поезд Симферополь - Москва, 14.35, переполненный вагон-ресторан, пятна томатного соуса на перекрахмаленной скатерти, забытые кем-то спички "Львiв", сигаретный пепел, позвякивание бутылки "Нарзана" в металлическом кольце у окна, колеблющаяся занавеска, гиперболоиды густых солнечных лучей, Олино предплечье со следами облезающего загара, полинявший Володин батник, Виткино джинсовое платье с двумя вышитыми маковыми головками.

- Только, пожалуйста, ребятки, не рассиживайтесь, - зашелестел замусоленной книжкой официант, - у меня очередища до самой Москвы.

- А что у вас... - начал Володя, но лягушачьи губы официанта опередили:

- Салатов уже нет, солянки нет, есть харчо, судачок с пюре и бифштекс с яичком.

- А пива нет?

- Есть! - тряхнул взмокшей челкой официант. - Два, три?

- Четыре, - расслабился Володя. - И всем по бифштексу.

- Мороженое есть? - надела черные очки Витка.

- Нет... - Официант чиркнул карандашом в книжке и вывернулся жирным тюленьим телом к сдерживающей очередь буфетчице. - Любань, еще одного!

- Может, не на-а-до? Ведь нам так ую-ю-тно! - пропела Оля, закуривая последнюю сигарету, но по проходу уже шел шоколадный от загара мужчина в белых брюках и голубой рубашке.

- Здравствуйте, - улыбнулся он всем троим сразу, садясь и быстро заглядывая в глаза.

Он был никакой, без возраста, с плешивой головой.

"Ветеринар", - обозначил его Володя, забирая сигарету у Оли.

"Дынин", - вспомнила Оля персонажа фильма "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен".

"Холостяцкий притырок на пути с курорта", - скривила красивые губы Витка.

Официант, бормоча что-то, вспомнил про него, повернулся, но плешивый протянул ему трёшку:

- Мне ничего, пожалуйста.

Официант взял деньги, непонимающе нахмурился:

- Ну, а...

- Ничего, ничего... - тряхнул незнакомец пальцами с обгрызенными ногтями. - Я просто посижу... немного.

- Ну, а... Попить? Пивка? "Псоу"? Коньячок "Арарат"...

- Ничего, ничего.

Официант молча уплыл на кухню.

"Ветеринар, но с припиздью, - покосился на незнакомца Володя. Наверно, сибирский валенок. Зиму тихо горбатился, летом поехал на юга мошной трясти".

"От жены из купе сбежал. - Оля забрала сигарету у Володи, затянулась. Дал бы лучше нам три рубля. Володька последнюю пятерку щас просадит, приедем, в доме шаром покати, предки в санатории, неделю жить еще, ужас..."

"Окрезел чувачок на юге, вот и мучается дурью. - Витка посмотрела в окно. - И почему у таких козлов всегда много денег?"

Поезд полз по знойной Украине.

- Что-то как-то в этом году совсем уж лето жаркое, - заговорил плешивый, норовя заглянуть троим в глаза. - Неужели и в столице нашей родины такая температурная катастрофа?

- Понятия не имеем, - ответила за всех Витка, брезгливо глянув на его ноги.

- Вы где отдыхали? - улыбался мелкими нечистыми зубами плешивый.

"В пизде!" - ответил про себя Володя, а вслух произнес:

- Знаете, мы перегрелись и спать хотим. А когда мы хотим спать, то мы всегда хотим есть и совсем не хотим разговаривать.

- Сиеста, значит? - заискивающе прищурился плешивый.

- Сиеста. - Володя погасил окурок, вспомнив так и не дочитанный им роман с аналогичным названием.

- А у меня наоборот, - пригнулся к столу незнакомец, словно обреченный к плахе. - Как только перегреюсь - сразу такая бодрость появляется, такая сила в теле, что вот, представьте себе, если бы сейчас вот здесь в полу вот этого самого вагона было вделано такое вот большое стальное кольцо, которое...

Вдруг он осекся на полуслове и оцепенел, словно укушенный змеей. Официант поставил на стол три тарелки с пережаренными кусками мяса, обрамленными заскорузлыми палочками картофеля "фри", перьями укропа, вялым зеленым горошком и тремя жареными яйцами. Яйца, правда, не были пережарены, не растеклись и выглядели довольно аппетитно. Из двух карманов нечистого белого халата официант выудил четыре бутылки холодного симферопольского пива, громко поставил, открыл и уплыл дальше.

"Слава труду! - Володя облегченно взялся за не успевшую вспотеть бутылку. - Сейчас бы он нам проел плешь с этим кольцом в полу..."

Пиво потекло, зашипело в стаканах. Трое взяли стаканы и отпили: Володя - жадно, залпом, до ломоты в зубах, Витка - не торопясь, с удовольствием, Оля - как всегда, хладнокровно, так как заставить внутренне затрепетать ее могло только полусладкое шампанское.

Забыв про замолчавшего соседа, трое набросились на еду. Не ели ничего они с самого утра, а вчера после отправления поезда и до глубокой ночи выпили в купе пять бутылок "Мукузани" и залакировали одинокой четвертинкой "Русской" местного разлива, что сегодня сказывалось на настроении.

Ели, как и пили, по-разному.

Володя, густо посолив и поперчив яйцо, подцепил его на вилку, отправил в рот целиком, и, проглатывая, запил пивом; затем, нанизав на вилку три палочки картошки, воткнул ее в жесткое мясо, отрезал приличный кусок, положил на него ножом пять горошин, отправил всю конструкцию в рот, запихнул вслед кусочек белого хлеба и стал жевать, глядя на ползущие за окном провода и думая о том, что бы было, если б Брайен Ферри и Брайен Ино вдруг взяли да и объединились в группу.

"Назвали бы ее как-нибудь странно, - с удовольствием пережевывал он до слез в глазах. - Например: "BB". Или - "Rose of Blue". Или просто: "Miracle №7"".

Витка положила яйцо на мясо, нервно раздавила его вилкой, проткнула картошку, обмакнула в яйцо, отправила в рот, отрезала кусочек мяса, обмакнула в яйцо, отправила в рот, запила, отломила черного хлеба, обмакнула в яйцо, отправила в рот и, жуя, стала быстро протыкать непослушные горошины и совать в пожелтевшие от яйца губы. Она смотрела на серебряный перстень на безымянном пальце левой руки у плешивого.

"С намеком чувачок: вроде холост-разведен, а бывшее обручальное мне на фиг не нужно. Интересно, подклеил он кого-нибудь в Крыму? Какую-нибудь тетю Клаву из санаторной столовки. Или, нет, может, мать-одиночку, еврейскую толстожопую мамашу. Он ей за черешней стоял, а она ему на диком пляже втихаря давала".

Оля ела спокойно, отрезая мясо, запивая каждый кусочек пивом, отщипывая белого хлеба и совсем игнорируя гарнир. Взгляд ее рассеянно плавал в тарелке.

"Интересно, пройдет после пива голова? Зарекалась пить водку эту противную, а Вовик готов пить все подряд. Надо Наташке сразу позвонить, интересно, отксерила она ноты? Если - нет, я ей Бартока принципиально не верну. Ее просить - безнадежное дело. А если ей что понадобится - вынь да положь, как тогда с ансамблем... Господи, почему он так смотрит?"

Оля перестала жевать.

Плешивый смотрел на нее безумными водянистыми зеленовато-голубыми глазами. Лицо его было не то что смертельно бледным, а совсем чудовищным, словно перед ним происходило что-то страшное, противное естеству этого человека.

"Опрокинутое лицо", - вспомнила Оля, кладя нож и вилку на край тарелки.

- Почему вы... так смотрите?

Витка и Володя тоже перестали есть и уставились на плешивого. По его лицу прошла судорога, он вздрогнул всем телом и заморгал, взявшись за виски.

- Извините... я... это...

Поезд въехал на мост, с грохотом замелькали стальные опоры, пахнуло гарью.

Незнакомец энергично потер свои бледные щеки, потом полез в нагрудный карман рубашки, достал бумажку и молча протянул Володе. Это была справка об освобождении из исправительно-трудовой колонии, выданная Бурмистрову Борису Ильичу. Оля и Витка заглянули в бумажку.

- Семь лет, ребята. Семь лет. И всего-то за какой-то мешок лимонной кислоты, - произнес плешивый и забрал справку. - Вы извините, я ничего не хочу нарушать... вмешиваться... и так далее. Просто у меня есть одна огромная просьба. Очень большая.

- Деньги нужны? - спросил Володя, сообразив, что трешка официанту всего лишь трюк, рассчитанный на внешний эффект.

- Ну что вы! - усмехнулся Бурмистров, доставая из брюк толстенный кожаный бумажник и бросая его на стол. - Денег у меня куры не клюют.

Молодые люди молча посмотрели на портмоне с торчащими торцами многочисленных купюр.

- Деньги вообще это... так... - незнакомец нервно махнул рукой, - роли не играет. А просьба. Ну... не знаю. Давайте, я вам по порядку расскажу.

"Не даст поесть", - тоскливо посмотрел на половину бифштекса Володя.

"Странный чувак", - пригубила пиво Витка.

"Уголовник. Надо же!" - недоверчиво смотрела Оля.

Бурмистров убрал бумажник, потер маленький подбородок.

- Ну, обстоятельства дела, это опустим, не очень интересно. Одно скажу: я по профессии конструктор, а по призванию - коммерсант. Но времена мутные, какой уж тут бизнес. Да. И вот семь лет припаяли. Два месяца, как освободился. Зона наша Богом забытая, в Казахстане. Не наша, простите! мелко засмеялся он. - Ихняя, ихняя. Вот. Ну и я, человек с двумя высшими образованиями, работал на кирпичном заводе. Не только, правда, но в основном - лепил кирпичи. Вот. И уже потом, ближе к освобождению попал на блатное место, на кухню. А в этой зоне, будь она неладна, одно плохо слишком маленькая. Всего двести два человека. Ну и она нужна-то особо никому. Сидят там за экономические преступления средней тяжести, так сказать. Срока большие. Люди серьезные, спокойные. Не беспредельничают, не чифирят, в побеги не уходят. И снабжение - отвратительное. Ну и, в общем, за эти семь лет каждый день я ел одно и то же - похлебку из конины. Лошадиный суп, как мы называли. Там рядом большой конный завод, ну и выбракованных лошадей - к нам в котел.