- Ступай, дружок. Зайдешь, когда примешь дела.
В приемной ждала делегация учителей-ходоков с Алтая.
- Поздравляю, Иван Гордеич, - прервав разговор с ними, Лариса Петровна с любопытством воззрилась на вновь испеченного директора. И, видимо, довольная тем, что увидела, заверила: - Сегодня же сообщим в училище. Так что с завтрашнего дня можете приступать. "Впервые по имени-отчеству величает, - равнодушно отметил про себя Иван. - Этикет. Что ж, будем привыкать".
Покинув здание Наркомпроса, он миновал меньшиковское подворье и направился на Покровку, где в сороковом доме располагалось общежитие Промакадемии. На Чистых прудах забеги конькобежцев продолжались. Теперь, глядя на юношей и девушек, одетых в массе своей скудно, бедно, на коньки, примотанные к валенкам, он думал о том, как будет налаживать спортивно-оборонную работу в своем училище. "Какой же Человек Будущего без гармоничного развития тела и души? - соглашался он мысленно с Надеждой Константиновной. - Именно души. Ведь можно обладать мозгом гения и быть Геркулесом и в то же время безнравственным негодяем. И, наоборот, духовно возвышенным, почти святым, но средоточием всех болячек и недугов. Наш мир строить чистым, светлым, здоровым".
Общежитие располагалось в добротном каменном доме: высокие потолки, большие окна, по обеим сторонам длинных коридоров отдельные просторные комнаты.
- Иттить туда нечего, у Хрущевых никого нету, - нелюбезно отрубила дежурная комендантша на первом этаже.
- А записку можно оставить? - раздосадованный Иван недовольно смотрел на миловидную женщину со строгими, слегка раскосыми глазами. Поправив красную косынку и одернув гимнастерку под новеньким командирским ремнем, она тем же тоном завершила недолгий диалог:
- Здесь вам не почта, молодой человек. Жильцов сотни, посетителей тыщи, а я, между прочим, одна.
"Ну и цербер! - в сердцах возмутился про себя Иван. - Не завидую я ее мужу".
Он вышел на улицу и остановился в раздумье. Хотелось поделиться новостью с друзьями. Но Сергей был в отъезде. "Польша! - радостно шепнул он на ухо Ивану при прощании. - Горячая стажировочка". И приложил палец к губам - молчок. Никита наверняка в своей академии. Тут и недалеко совсем до Ново-Басманной рукой подать. Но он на занятиях, а это святое. Он даже не мог с них удрать, когда однажды Нина возвращалась из какой-то деловой поездки, пришлось ее встречать Сергею. Интересно, сколько сейчас времени? Он заглянул в ближайшую часовую мастерскую. "Времени? - переспросил его старый мастер, сдвинув на лоб увеличительное стекло. - Его, видите ли, интересует, сколько сейчас времени. Пожалуйста, молодой человек. Сейчас ровно половина двенадцатого. Между прочим, такому серьезному молодому человеку в самый раз обзавестись часами. Представьте, следующий раз вам позарез нужно будет выяснить, который час. А Гершензона - извините, Гершензон - это я - не окажется под руками. Очень даже просто. А я могу вам предложить по очень даже сходной цене "Мозер". И "Буре" могу предложить. Что - нету денег? Так приходите на здоровье, когда будут".
- Поеду в типографию, - решил Иван. - К двум часам должен быть готов очередной номер. Мой последний. Подпишу его к печати - и здравствуй, училище, здравствуй, молодняк, здравствуй, завтра...
Мехлис что-то быстро писал, стоя, склонившись над столом. Никита, войдя в кабинет главного редактора "Правды", остановился у порога. Оторвав на мгновение взгляд от заваленного бумагами стола, Мехлис метнул взгляд на пришедшего и, продолжая писать, резко сказал:
- Мне говорили, что вы такой боевой, бойкий товарищ. Не похоже. Робко жметесь у двери. Проходите, проходите и садитесь. У меня к вам дело. Я сейчас последнюю правку внесу в завтрашнюю передовицу и...
Он еще какое-то время продолжал писать, потом крикнул секретаря, передал ему испещренные поправками гранки, сел, вцепился в Никиту немигающим взглядом:
- Вас, говорят, неделю в Москве не было.
- Да, товарищ Мехлис, по поручению партячейки академии я и еще один товарищ ездили в колхоз имени Сталина для вручения сельхозинвентаря.
- Далеконько ваши подшефные, - заметил Мехлис. - Самарская область. А что за товарищ, с которым вы были в поездке?
- Саша Здобнов, уралец, хороший партиец, верный.
- Как это легко вы разбрасываетесь положительными эпитетами, - криво усмехнулся правдист, делая какие-то пометки в своем блокноте. - Хороший, верный! На нашей излишней доверчивости все эти троцкисты, Бухарины, Зиновьевы, Рыковы нас и ловят. Вражья стая!
Он замолчал, опять стал что-то писать. Молчал и Никита. "Не зря говорят про Мехлиса, что он непримиримый секущий бич Политбюро, - думал он. - А с Сашкой я хоть и не съел пуд соли вместе, но в его стойкость верю... А там - кто его знает. Может, я и впрямь слишком легковерный".
- Ну и что вы увидели в деревне? Убедились воочию в победной поступи коллективизации?
- С мироедами покончено, собственность обоб... обоб... ществлена, запинаясь, ответил Никита словами газетных реляций.
- Чего вы недоговариваете? - вкрадчиво вопросил Мехлис. - Давайте всю правду начистоту.
- Голод, товарищ Мехлис. Мы в Промакадемии от села далеко. А тут среди селян сами пожили несколько дней, сами хлебнули глоток лиха. Они, что молодой, что старый, от голода еле ноги передвигали. Мы им машины-комбайны, сеялки, а они - "Дайте, родимые, хлебушка".
- Вот, вот вам результат преступной деятельности "правых"! взорвался Мехлис. Он вскочил с кресла, заходил по кабинету быстрыми короткими шагами. - Вместо мобилизации масс на свершение партийных решений они тайно ведут курс на дискредитацию и срыв ленинского плана коренной реформации лапотной России!
Вероятно, он долго бы еще не успокоился, если бы не начальственный трезвон правительственной "кремлевки".
- Мехлис. Слушаю, товарищ Сталин. Идет завтра в рубрике "Дискуссия". Есть. Есть. Есть. Слушаюсь. Будет сделано, товарищ Сталин.
Он позвонил кому-то по внутреннему.
- Надо снять статью Бухарина. Что?! Что значит "начали печатать номер"? Под нож. Я сказал: под нож! Что пойдет вместо? Я сам позвоню через полчаса.
Он подошел к Никите, сел рядом, положил ему руку на плечо.
- Пока вы ездили по городам и весям, "правые" избрали от вашей академии на районную партконференцию своих людей. Конечно, Сталина и дугих членов Политбюро - это понятно. Но в сумме получилась "правая" делегация. Вся - кроме Сталина. Но ведь слушатели в академии в большинстве своем старые большевики-ленинцы. Вот они и написали нам письмо, в котором сообщили, как "правые" проталкивали своих, - он передал Никите два листа машинописного текста и, пока тот читал, неотрывно наблюдал за ним. Добавил: - А ведь Промакадемия на виду у всей Москвы, у МГК, у ЦК.
- Понятно, - произнес Никита, возвращая письмо Мехлису. Белесые волосы его, казалось, еще дальше отступили от и без того крупных залысин, уши стали малиновыми. - Они меня несколько раз прокатывали на выборах президиума общего партсобрания. Ловко умеют маскироваться. Вовремя умеют отступить, перекраситься, дулю в нос сунуть.
- В самое яблочко попали, товарищ Хрущев, - Мехлис одобрительно хлопнул его по тыльной стороне ладони. - Значит, письмо верное? Нужное?
- Очень верное и очень нужное.
- А вы можете поставить под ним свою подпись?
- Но, когда все это происходило, я же был в колхозе.
- Суть верна?
- Полностью.
- Я слышал о вас, о вашей позиции. Если вы подпишите, я буду знать, что это все правда. А подписи под этим материалом в газете никакой не будет.
Никита взял протянутую ручку и лихо вывел на второй странице свое имя.
Утром следующего дня Никиту встретил в коридоре общежития секретарь партийной организации Промышленной Академии Николай Левочкин. Протянул свежий номер "Правды", зло выдохнул:
- Бузу затеваешь? В драку лезешь? Молокосос еще с нами тягаться. А драка - будет вам драка. Только чур не плакать.
Во всей академии, во всех группах вместо занятий пронесся шквал требований: "Даешь общее собрание! Долой избранных делегатов, всех, кроме Сталина! Ленин наше знамя!" И Никиту не только избрали впервые в президиум, он стал председателем самого бурного, самого победоносного, самого антиоппозиционного собрания в истории Академии. Через час после утверждения итогов голосования, подведенных счетной комиссией (не избрали ни Бухарина, ни Рыкова, ни кого-либо из "правых" слушателей), Никиту вызвали к телефону в директорской. Возбужденный только что закончившейся баталией, недоумевающий, кто бы это мог быть, он впервые в жизни взял трубку телефона правительственной связи.
- Здравствуй, Никита, - услышал он знакомый голос Кагановича и зарделся от радости. - Читал твою статью в "Правде" и уже проинформирован об итогах собрания. Очень доволен тобой. Так держать, хлопче! Если что звони...
Окно выходило на восток и Элис проснулась от солнечного лучика, который упал ей прямо на лицо. "Надо прикрыть шторы", - подумала она, приподняла голову и тут же со стоном уронила ее на подушку. Why is this unbearable splitting headache? Jesus Christ...
