в голове носились одного плана “а если узнают?”, “надо всё рассказать хотя бы Новикову”, “там окно, кажется, было открыто, так что может ничего и не будет”, “когда в дом заходишь, сразу же пахнет, просто окна откроют и всё”, “газовики должны у себя там увидеть, сколько на счётчиках набегает, приедут, увидят, всё образуется”. Возникали даже идеи вернуться туда и самому всё исправить, а может и совсем в полицию сдаться. А погода тем временем портилась день ото дня.
– И завтра опять дождь будет, передают. – тезисно повторил Тимур услышанное по радио, манипулируя антенной приёмника. – Из-за этой погоды проклятой даже новости послушать не получается.
– Да, да. – откликнулся Павел, стучавший пальцами по столу.
– Ты какой-то нервный последнее время, дорогой.
Не успел он договорить, как его перебил звонящий телефон. Павел буквально подпрыгнул на стуле
– Кто это?! – воскликнул он.
– Тише ты. Я откуда знаю? – Тимур отошел от приёмника и снял трубку. С другой стороны провода отрывисто прозвучали два слова.
– Да, он как раз здесь.
– Меня?
– Новиков.
Павел бросился из-за стола к телефону, чуть не снёс с ног Тимура. Ошеломлённый, он списал это на преследующую его гостя последнее время нервозность и не стал углубляться, а предпочёл выйти покурить.
– Паш, ты свободен сейчас. – хрипло звучал голос в трубке.
– Да! – звонко вырвалось у Павла. – К тебе ехать или ещё куда?
– Оу, полегче, дружище, не кричи. Да, давай ко мне. Я б заехал за тобой, только сейчас … ну не за рулём.
– Нет, нет! Ты что?! Я еду!
– Давай, не торо … пип … пип … пип … пип …
Выбегающий из заведения человек образовывал за собой сильный воздушный поток, ошеломивший курящего у входа Тимура.
– Ты куда? – крикнул вслед.
– Я … скоро буду … – ответил убегающий, не оборачиваясь.
Порывы ветра усилились и, когда дом Новикова оказался в обозримом удалении от Павла, руки и лицо бегущего обветрились и покраснели, замерзли уши, зубы стучали, через раз попадая друг на друга. Но увиденное при приближении заставило сбавить скорость.
У подъезда стояли две машины. Отечественная и иномарка. Вдоль кузова обеих тянулись синие полосы с белыми буквами, крыши были коронованы мигалками. Двери отечественного автомобиля были распахнуты, рядом стоял человек в штатском и двое в форме. Они расспрашивали о чём-то старушку в синем халате и тапочках. В иномарке, на заднем сидении, с пустым взглядом и уткнувшись лбом в стекло, сидел Новиков.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди, уши заложило, был слышен пульс. Первая логичная реакция – бежать, куда глаза глядят, но Павел не побежал. Он очень медленно развернулся в другую сторону улицы. Потные ладони хотелось вытереть об штаны, но руки, как окаменевшие были в карманах. Через пятьдесят метров левая рука нащупала хоть мятые, но ещё новые несколько купюр.
Наверное, режиссёры криминальных фильмов вместе с писателями детективного жанра в своём стремлении к максимальному реализму сильно усложнили работу следователей в поимке преступника. Даже рядовой читатель понимает, что нужно обеспечить себе алиби и не возвращаться на место преступления. Поднаторевшие литературоведы имеют достаточно познаний в способах убийства, а также никогда и нигде не станут светить свои документы, при желании скрыться. Благо, что в междугородних автобусах, курсирующих от города Курска, из бумажек с картинками требуются только деньги, чтобы уехать. Через меньше часа после того, как оставил подъезд Новикова, Павел уже сидел в автобусе, спешно направляющемся в соседний Орёл. После Орла был городок ещё меньше, но уже ближе к дому. Спустя вдобавок две пересадки, бывший студент вернулся домой.
–
В обеденной зале стоял накрытый стол: жареное мясо, три вида салатов, букет зелени, кусочек к кусочку ровно порезанный ароматный хлеб, шпроты в масле, супница, как планеты солнечной системы вокруг светила, окружали большую тарелку варёной картошки в тающем масле, с которой поднимался пар.
Справа от стола, у стены располагался комод. На комоде – множество рамок с фотографиями. На одной из них был седовласый дедушка со строгим видом и черной неширокой лентой в углу.
Дверь отворилась, в прихожую вошел мужчина с широкими плечьми и пятидневной щетиной.
– Папа, папа пришел! – замельтешили вокруг мальчик и девочка лет пяти.
– Вы ж мои … – он погладил каждого по голове, растрепав волосы.
– Паша, ну наконец-то. Мы уже без тебя обедать собирались. – сказала вышедшая из кухни женщина в фартуке.
– Слышали, что мама сказала? Руки мыть и обедать.
– Я первый с папой обедать!
– Нет, я первая, а ты маленький, – лепетали дети.
– Садись иди за стол. – повторила она спокойным тоном.
Семейство собралось за обеденным столом.
– Ты сам-то руки помыл? – спросила женщина в фартуке.
– Ага.
– Нога. Помой иди. Ой! А что это у тебя на руке?
– Да так, ерунда, – ответил мужчина, пережевывая картофель, и спрятал перевязанную носовым платком руку под стол. – пилой порезался. Царапина.
– Царапина, не царапина, а к фельдшеру сходи, пусть посмотрит.
– Эта баба Ася – старуха слепая. Она уже могилу свою видит яснее, чем своих пациентов.
– Так она уже недели три как на пенсию ушла, – влилась в разговор сидящая за столом старушка, – Там молоденькую прислали какуй-то. Только опосля инштитута, видно. Она мне давление вчерась мерила. Правда, Пашутка, сходи, а то может ещё заразу какую подцепишь.
– Хорошо, мам, схожу.
После обеда мужчина встал из-за стола, вытер руки и вышел из дома. Солнце светило ясно, штиль не волновал верхи деревьев у фельдшерского пункта.
– Что ж вы так неаккуратно? – спросила молодой врач, бережно бинтовавшая раненую руку.
– Да там … пилой так взялся.
– Впредь будьте осторожнее, – сказала она, закончив бинтовать, садясь за свой стол. – Сейчас вам ещё мазь выпишу …
Мужчина сидел на пациентском стуле и внимательно всматривался в казавшееся знакомым лицо врача. Тут из под тоненькой оправы очков блеснули пронзительно голубые глаза.
– Ира?
– Ирина Михайловна, если позволите. Или хотя бы просто Ирина. – сказала она, не отрываясь от письма. – Вот этой мазью, когда ранка подзатянется. И перевязывайте по мере износки бинта. Позовите следующего, если там есть кто.
Мужчина вышел из фельдшерского пункта. Сунул руки в карманы и зашагал в сторону своего дома. В потную ладонь левой руки впивались меж пальцев набившиеся в карман древесные опилки.
