мимо Вашего дома? Я всегда машу Вам рукой. Иногда я представляю себе, будто Вы подглядываете в щелку и улыбаетесь. Я прохожу мимо несколько раз на дню, в надежде, что когда-нибудь планеты сойдутся, как любят говорить.
Я очень скучаю.
Ваш самый верный анализируемый,
Лукас
Дорогой Карл!
Вы знакомы с Сандрой Койл?
Юрист.
Член родительского комитета.
Мелированные волосы до плеч?
Тяжелые очки в черепаховой оправе?
Дорогие костюмы?
Ее муж Грег – профессиональный игрок в гольф – погиб в кинотеатре «Мажестик» и немедленно преобразился в ангела. Я видел, как он вознесся в небеса, как и остальные шестнадцать, включая Дарси и Леандру.
Вы знаете, что Сандра была первой, кто согласился говорить с прессой после событий в кинотеатре «Мажестик»? Только она почему-то использовала при этом местоимение множественного числа. «Мы не позволим замолчать эту трагедию. Мы будем бороться. Мы будем осаждать политиков. Из этого хаоса мы извлечем порядок» – и это все не спрашивая никого из нас.
В сети есть видео с ней, снятое в ночь после стрельбы. Она смотрит прямо в объектив, макияж размазан, волосы всклокочены, на шее пятна крови. Уставив в камеру свой длинный палец, она вещает: «Позор трусливым политикам, благодаря которым подросток может свободно приобрести оружие и патроны. Позор оружейным дельцам, взявшим мзду от девятнадцатилетнего, да еще явно не в своем уме. Позор родителям, воспитавшим убийцу».
Когда я смотрю это видео, мне становится тошно. Мне не кажется, что вину можно вот так аккуратно распределить. Возможно, позор распространяется на весь город Мажестик, за то, что он коллективно произвел Джейкоба Хансена, которому, кстати, в день трагедии был двадцать один год, а вовсе не девятнадцать. Сама Сандра – разве она не член того же сообщества? Или, может быть, позор системе школьного образования в Мажестике, частью которой являлся и я. Я провел большую часть своей сознательной жизни, изо всех сил пытаясь предотвратить именно такие трагедии. Мне кажется, что я сделал все возможное, хотя с Джейкобом я никогда лично не работал. Были также и многие другие – Исайя, к примеру, – посвятившие всю свою карьеру воспитанию сознательных, чутких молодых людей. Исайя точно не заслуживает позора.
Сандра не знала, что ее муж обратился в величественного, исполненного благодати и источающего спокойствие ангела, и поначалу я прощал ее за слепую злобу и случайные метания.
Но в первые дни после трагедии у Сандры также не было никакого способа узнать, каким именно образом к Джейкобу попало оружие или какая причина побудила его начать расстреливать своих соседей, пришедших посмотреть рождественское кино в старом здании, имеющем историческое значение. Поэтому от ее праведного гнева мне было немного не по себе.
Не подумайте дурного: я вполне понимаю, как ей больно. И жажду мести, свойственную людям, я тоже понимаю. Но неумолимость и непоколебимость ее ненависти – особенно после того, как прямо на ее глазах был убит ее муж, – вызывала во мне смешанные чувства, хотя я какое-то время держал их при себе. Разумеется, я поделился ими с Дарси, и она сказала: «Сандре не было даровано видение. У тебя перед ней огромное преимущество, не забывай».
Я догадываюсь, что окрыленный Грег не нашел в себе силы воспротивиться восхитительному сиянию, и потому отправился в вечное путешествие к его источнику, оставив Сандру разбираться во всем в одиночестве. Из всех одна лишь Дарси смогла временно бороться с притяжением всеобъемлющего света. Она предупредила, что не сможет удерживать себя вечно и что мне нужно подготовить себя к тому, что однажды и она исчезнет. Мы работаем над этим вместе, каждую ночь в запертой спальне – готовимся к неизбежному расставанию. Но я вполне осознаю свою привилегию. Возможно, и мое сердце было бы настолько же полно злобы, как и сердце Сандры, если не больше, не подари мне Дарси способность видеть ангелов и не останься она со мной, пока я пытаюсь примириться с новой действительностью.
«Подержать душу за руку», как она выражается.
Вскоре после трагедии Робин Уизерс, старший библиотекарь города, организовала в каком-то смысле группу поддержки для выживших. Почти уверен, что и Вам было направлено приглашение, но поскольку Вы ни разу не появлялись на собраниях и не отвечаете на мои письма, поклясться в этом я не могу. Я спросил у Робин, приглашала ли она Вас, и она заверила меня, что да, непременно, но возможно, что она меня обманывает. Не могу себе представить, зачем ей это могло бы понадобиться, но в этом безумном мире ничего нельзя исключать, и горе иногда воздействует на людей очень странным образом.
Поначалу собрания оказывали благотворное влияние. Специалисты по переживанию утраты беседовали с нами всеми вместе и поодиночке. Лично я имел разговор с приятным мужчиной по имени Трэвис, но чувствовал себя при этом неловко, хотя он был исключительно тактичен. В середине отведенного нам времени меня посетило ощущение, что я изменяю Вам с ним, так что я встал, объявил, что посещаю психоаналитика, и попрощался. Он вышел вслед за мной в спортзал – кабинки для бесед были устроены прямо там при помощи раздвижных перемычек и занавесок.
Он все повторял, как важно для меня должным образом все проработать, поскольку передо мной стояла, как он сказал, «титаническая психологическая задача», которую он, по его уверениям, мог помочь мне решить.
Я понимал, что говорит он искренне, но он явно не собирался применять юнгианский подход, как мы с Вами, и поэтому я решил, что он только запутает то, чего мы уже достигли. Я вспомнил о неприкосновенности аналитического ящика, об удержании пара, на котором готовится рис, о том, что алхимический процесс ни в коем случае нельзя прерывать. Я улыбался и повторял про себя: «Карлу не придется за меня стыдиться».
Я аккуратно ходил на лекции и общие встречи, высиживал сеансы, где все совместно плакали над утратой, и пытался ощутить, как лучшая часть моей души любит лучшие части всех остальных душ. Иногда я держал других пострадавших за руки или позволял им пропитывать слезами мою рубашку. В этом чувствовался какой-то смысл – во всех этих мероприятиях, подчеркивавших общность наших переживаний и предоставлявших помощь в осмыслении произошедшего.
В то время я каждую ночь спрашивал Дарси, нельзя ли мне рассказать на общих собраниях о моем божественном опыте. Я убеждал ее, что для многих явилось бы откровением, что их близкие не страдали, не боялись, а моментально претворились в высших существ, куда более прекрасных и
