ты… эка парочка… пригожи больно оба…молодые, знать… баринъ съ барыней, вотъ и милуетесь… любо на васъ глядѣть-то… Ну, прощайте.
— Прощай, голубушка! — крикнули они ей… и опять разсмѣялись.
Дорогой они долго болтали объ этой встрѣчѣ.
— Баринъ молодой, — повторяла Софья Николаевна: — вотъ мы на кого похожи!
— Это и Маша говоритъ, и Мироновна.
А Мироновна, дѣйствительно, не разъ дѣлала шутливыя замѣчанія на счетъ Бориса и Софьи Николаевны. Вечеромъ Борисъ столкнулся съ ней на дворѣ, у дѣвичьяго крыльца. Старушка мало его видѣла, особливо въ послѣднее время. Ея прирожденная сдержанность не позволяла ей высказывать всего, что таилось на душѣ. А она многое подмѣчала.
— Ну, что, нянюшка, — весело сказалъ ей Борисъ: — какъ ты, — я тебя съ экзаменами-то совсѣмъ забылъ.
— Ничего, брожу… кончилъ, слышь, науку-то?
— Какже; теперь вотъ въ деревнѣ поживу.
— Отдохни, отдохни… только смотри, долговязый, не больно ужь закруживайся… о Машенькѣ не забывай.
Борисъ понялъ, что хотѣла сказать Мироновна, и немного покраснѣлъ… Она больше не стала его смущать.
— Ступай къ нимъ… а мнѣ, вотъ, съ поваромъ надо въ чуланъ. Отдохни, отдохни, — заключила старушка и потрепала его по плечу.
Борисъ пошелъ отъ нея съ поникшей головой. На терассѣ онъ нашелъ Машу и крѣпко обнялъ ее. «Неужели всѣ боятся, что я ее брошу? — подумалъ онъ. — Развѣ наши общія заботы не охраняютъ ее? Или мы уже очень отдались своей страсти? Вонъ и тетя говоритъ, что мы забываемъ ее, бѣдную дѣвочку. И Борисъ, перенесся къ тому недавнему времени, когда эта Маша была его другомъ, существомъ, для котораго онъ жилъ.
И въ отвѣтъ на эти мысли, онъ началъ ласкать Машу. Маша говорила ему про то, что ей хорошо въ деревнѣ, какъ въ раю. Ее занимало все: и лѣсъ, и горы, и цвѣты, и коза, и садовникъ Панфилъ, и скотница Лукерья, и звѣзды, и красныя качели. Слушая ее, Борисъ думалъ: «вотъ она какъ счастлива, дорогое мое дитя! А съ какихъ поръ? Съ тетей, съ ней пришло это счастіе, эта всеобщая радость». Онъ поднялъ глаза; возлѣ стояла Софья Николаевна и, какъ мать, съ тихою нѣжностью глядѣла на нихъ. «Все, все ей отдамъ!» — шевельнулось въ сердцѣ Бориса, и онъ прильнулъ губами къ ея рукѣ.
LI.
Недѣля пролетѣла, какъ одинъ день. Софья Николаевна хотѣла строго слѣдовать своей программѣ: раздѣлить утро и вечеръ на клѣточки; но все ей какъ-то не удавалось. Правда, они много читали съ Борисомъ; но много и гуляли. Положенные часы часто нарушались. Вечера обыкновенно проводили на воздухѣ.
Въ одинъ изъ такихъ вечеровъ, часу въ десятомъ, сидѣли они на своей любимой дерновой скамейкѣ, подъ черемухой. Они говорили о томъ, когда надо будетъ собираться въ путь.
— Ты не получала еще отвѣта отъ стариковъ своихъ? — спросилъ Борисъ.
— Нѣтъ, милый: завтра приходитъ почта. Они намъ наймутъ славную квартиру.
— Да не переселить-ли ихъ къ себѣ? Такъ всѣ бы вмѣстѣ и жили.
— Нѣтъ, Боря, это ихъ стѣснитъ, они пускай себѣ живутъ особо. Я каждый день буду съ ними видѣться.
— Какую же мы жизнь создадимъ въ Москвѣ? — проговорилъ онъ, ласкаясь къ ней: — хорошую?
— Конечно, не плохую. У тебя университетъ, наука, товарищи, и потомъ дома чтеніе, музыка, театръ, мало ли жизни. Только ты не начни кутить, Боря.
— Ну, а если начну?
— Я съ горя умру; а впрочемъ, нѣтъ; вѣдь это скоро пройдетъ, ты не изъ такихъ. Я хотѣла бы также, чтобъ ты выѣзжалъ, Боря. Ты такой у меня нарядный.
— Зачѣмъ это я стану выѣзжать? Съ барышнями болтать! Экое веселье!
— Нельзя же тебѣ сидѣть со мной дѣлый день… смотри на людей, знакомься съ ними, узнавай жизнь; дѣлай хоть побѣды, я не разсержусь.
И она разсмѣялась.
— А ты что будешь дѣлать?
— Ахъ, какой противный фатъ, — вскричала она: — думаетъ, что я безъ него умру. Развѣ у меня мало дѣла? А Маша? Я ею буду гораздо больше заниматься, чѣмъ тобой!
— И занимайся, радость моя, — проговорилъ Борисъ, опускаясь передъ ней на колѣни. — Ты ужъ слишкомъ любишь Борю: все для него, а у другихъ отнимаешь.
— А вотъ и Маша, вотъ и Маша! — вскричала Софья Николаевна.
Борисъ приподнялся и увидѣлъ, что въ темнотѣ аллеи бѣлѣлось платьеце Маши. Она подбѣжала къ нимъ и сѣла теткѣ на колѣни.
— Я васъ искала, — лепетала она: — а вы вотъ куда забились. Здѣсь славно.
— А что это у тебя голова мокрая? — спросила Софья Николаевна.
— Ахъ, я вѣдь купалась.
— Кто позволилъ? — сказалъ Борисъ, нахмуривъ брови. — Безъ спросу убѣжала, простудишься ты, Маша!
— Нѣтъ, въ водѣ такъ славно, ты не сердись, Боря, вѣдь лѣто: тетя сама поздно купается, да и ты также.
— Вотъ и поймала насъ, — проговорила смѣясь Софья Николаевна: — только въ другой разъ ты скажи, когда захочешь купаться, сегодня свѣжо. Пойдемте-ка въ комнаты.
На другой день Борису надо было ѣхать въ городъ, узнать на счетъ аттестата. Онъ отправился послѣ утренняго чая. День былъ славный; на душѣ у него жило спокойствіе и надежда, въ головѣ молодые планы. Онъ ѣхалъ въ своемъ покойномъ фаэтонѣ и думалъ, какъ хорошо ему будетъ въ Москвѣ, среди разнообразныхъ трудовъ и удовольствій, съ ней, безъ горя и нужды, въ жизни, полной здоровья, силъ и энергіи… Никогда не сознавалъ онъ себя такимъ довольнымъ и невозмутимымъ
Въ гимназіи онъ побывалъ у Ергачева, простился съ нимъ, потолковалъ объ университетѣ и зашелъ въ канцелярію. Отъ письмоводителя узналъ онъ, что аттестаты не будутъ готовы раньше конца августа, но что можно ему выдать свидѣтельство, которое замѣнитъ аттестатъ. Борисъ попросилъ письмоводителя таковое свидѣтельство ему написать, и вручилъ ему пятирублевую ассигнацію, за что письмоводитель согнулся въ три погибели и обѣщался доставить свидѣтельство самолично; тутъ же поздравивъ Бориса съ предстоящимъ полученіемъ серебряной медали, даже прибавилъ ухмыляясь, что по всѣмъ бы правиламъ слѣдовало ему золотую; а Абласову-де «неприлично, такъ какъ онъ изъ мѣщанскаго званія».
Изъ гимназіи Борисъ завернулъ къ нѣкоторымъ товарищамъ; засталъ Мечковскаго, играющаго на дворѣ въ свайку съ мальчишками; отъ него прошелъ къ братьямъ Бисеровымъ, отличавшимся рыболовствомъ и голубиной охотой. Юноши были здоровые, коренастые, суровые въ своихъ нравахъ. Одинъ желалъ идти въ землемѣры, а другой таилъ наклонность къ военной службѣ. Они теперь предавались со страстію рыбной ловлѣ и увлекли Бориса погулять на рѣку. Тамъ всѣ трое сѣли въ лодку, переѣхали Волгу, отправились въ село Боръ, накупили калачей и квасу и пѣли бурлацкія пѣсни. Послѣ троекратнаго купанья вернулись они на городской берегъ, и Борисъ возвращался въ гору пѣшкомъ. Былъ уже часъ шестой. Онъ немножко
