с Уолтером, позже просветившим ее, что Куба вовсе не соседка Испании. В машине он включал разную музыку и рассказывал, из какой она страны. Однажды под какую-то мелодию Фиби повела плечами, как, в ее представлении, делали кубинские танцоры, и Уолтер сказал:
– Нет, ты и впрямь забавная.
29
浮云朝露
По сонным волнам жизни
– Ты хотел это купить? – спросила Яньянь. – Ты?
Она вытащила из-под себя подстеленную газету и всмотрелась в мелкую фотографию.
– Ну не то чтобы я, моя семья, – сказал Джастин.
– Хорошо, что не купил, выглядит кошмарно. Прямо завод какой-то.
Джастин засмеялся. И верно, общий план снимка представлял жилой комплекс не в лучшем свете: там и сям серые бетонные коробки, скрутки проводов, сломанные антенны. Заметка в нижнем углу газетной страницы немногословно сообщала о рухнувшем проекте перестройки главного здания. О причинах не говорилось.
Был поздний вечер, на ступенях крыльца Джастин и Яньянь ели мороженое с пастой из красных бобов и моти [99] с арахисом, что за лето почти стало их традицией. Вечерами еще было тепло, но духота пропала, изгнанная свежестью первых осенних ветров. В безмятежной глади Сучжоу Крик, будто в черном зеркале, отражались огни зданий. Дни стояли ясные, но не затянутое облаками солнце даже в зените лишь пригревало, не опаляя. Прямо тебе Средиземноморье, думал Джастин, гадая, всегда ли в Шанхае такая осень или эта выдалась особенная, раньше он как-то не обращал на это внимания.
В кармане джинсов Джастин чувствовал свой телефон, с которым не расставался с тех пор, как два дня назад получил голосовое сообщение от Лэон Инхой. Не отвеченное послание как будто добавило весу аппарату, одновременно придав ему бесценность хрупкой дорогой вещицы. Теперь Джастин постоянно держал при себе мобильник, ибо ощущение его твердого корпуса наделяло покоем. Даже принимая душ, он не выпускал телефон из виду. Однако на сообщение не ответил. Джастин его увидел, пробудившись утром. Оно пришло в 1:52 ночи, когда он уже давно спал, отключив телефон. Инхой говорила спокойно и буднично, не запинаясь, речь ее текла так гладко, словно была отрепетирована от начала до конца. Инхой сказала, что участвовала в крупном проекте, предусматривавшем покупку исторического здания, о котором Джастин, вероятно, наслышан – иногда его называют просто дом 969, – и взяла большой кредит под залог своего бизнеса. И вот оказалось, ха-ха, что ее деловой партнер снял все деньги с их совместного счета. В один прекрасный день она просыпается, а он исчез, как и деньги. Что ж, сама виновата – не приняла необходимых мер предосторожности. Она расслабилась, но всем известно, что происходит с теми, кто в Шанхае теряет бдительность. Наверное, ей все-таки не суждено стать успешной бизнес-леди. Скорее всего, Джастин не помнит, но когда-то давно Дункан сказал: «Бизнес фундаментально прост, если все разложить по полочкам, он не требует философских усилий». Вспоминается, нет? Забавно. (Тихий смешок.) Оплошность с проектом напомнила о давних временах, когда Джастин и все кругом утверждали, что ей ни за что не постичь бизнес. Выходит, он понимал ее лучше, чем ей казалось. Она много думала над тем, какой была раньше и кем стала теперь. Интересно, что сказал бы Джастин, сравнив ее с ней прежней? (Шмыганье. Насморк, что ли? Голос дрогнул, стал глуше.) Потерять деньги, конечно, обидно, но гораздо больнее осознать собственную глупость. (Пауза, шорох, словно прикрыли рукой микрофон.) Ладно, она не станет докучать подробностями своего злосчастья. Вообще-то она собирается начать с чистого листа, попытавшись спасти хоть что-то из своих заведений. Не такая уж она неумеха. Пусть не великая предпринимательница, однако же не полная бестолочь. В ее планах выжить и восстать из пепла. (Опять пауза, такая долгая, что даже показалось, будто сообщение закончилось.) Будет нелегко, но такова жизнь. Ничего, бывало и хуже. В общем, позвони, если появится желание пропустить по стаканчику и вспомнить старые деньки. А может (смешок), лучше не ворошить прошлое и просто поболтать о погоде, ресторанах и всяком таком. Всего наилучшего.
Всего наилучшего – будто концовка письма к старому знакомцу.
Джастин прослушал послание раз десять, отмечая все нюансы – печаль, ностальгию, дружелюбие, прощение, – и впервые почувствовал, что они с ней друг другу близки. В единственном голосовом сообщении Инхой открылась больше, чем за все годы, проведенные ими вместе. Неожиданное ощущение близости испугало, и теперь настала его очередь медлить с ответом. Одна часть его хотела смаковать послание, другая была до смерти напугана. Фраза «Ты понимал меня лучше, чем мне казалось» была до щекотки приятна, но вот от другой, «Ничего, бывало и хуже», возникала противная пустота в животе. Казалось, в ее нарочито спокойном голосе скрыто обвинение в причиненной ей боли, о чем оба никогда не забудут. Теперь Джастину было стыдно за свой последний внезапный звонок – он почему-то вообразил, что с высоты прожитых лет они осознают свое тогдашнее бессилие, поскольку были всего-навсего актерами на ролях, а руководили ими закулисные постановщики.
Помнилось, как Дункан исполнял свою роль слабого младшего брата, столь чувствительного, что разрыв с любимой девушкой на целых три недели уложил его в постель. Он пропускал мимо ушей неодобрительные высказывания родителей об обстоятельствах смерти отца Инхой и нежеланной молве про его вовлеченность в бизнес семейства Лим, однако не воспротивился их совету дистанцироваться от своей подруги-невесты. Мало того, он заявил Джастину, что его отношения с Инхой зашли в тупик, уже не доставляют радости и вообще ему еще рано обременять себя семьей. Однако после того, как он позвонил Инхой с известием о крахе их отношений (ее не оказалось на месте, и сообщение получил автоответчик), Дункан слег. Его била лихорадка, он так ослаб, что не мог сойти вниз к семейным трапезам. В своей комнате трясясь на влажной от пота постели, он вздрагивал от каждой телефонной трели, понимая, что звонит Инхой (слуги вежливо уведомляли ее, что молодого хозяина нет дома). «Я чувствую себя подонком, мне так плохо, я, наверное, по-настоящему ее люблю», – говорил он Джастину, но не находил в себе сил для встречи с Инхой, чтобы объяснить причину разрыва.
– Пожалуйста, съезди к ней, – ныл Дункан, уткнувшись в подушку. – Говори что хочешь, вали все на семью.
И Джастин поехал в кафе, зная, что там найдет Инхой, хотя заведение уже несколько недель не работало. Полки, витрины и холодильники опустели, лампы лишились абажуров. Мебель была сдвинута к стене, но освободившееся пространство, казалось, только уменьшило размеры зала, посреди которого стояли два пластиковых ящика с кастрюлями и сковородками. Из украшений на стенах остались
