на основе которой предложили мне остаться: не гостья, а сожительница!
Она говорила с таким жаром, так отстаивала свою правоту, что даже немного раскраснелась. Вадим усмехнулся:
— Сожительница?
Инна тут же покрылась пятнами.
— Я хотела сказать…
— Не утруждайтесь, — вздохнул он, — видимо, американская эмансипация дошла и до глухой и малость подслеповатой России.
— Причем тут эмансипация?
— Да, в общем-то, не причем, — пожал плечами Вадим и открыл дверь.
Он дотащил свои мешки с мусором и лихо забросил их в контейнер. У девушки так ловко не вышло. В итоге он сам закинул мешок и пошел обратно к дому.
— Вадим Вадимович, как же я вас давно не видела! — вдруг окликнула его маленькая худощавая пожилая дама с собачкой под мышкой.
Мужчина обернулся и улыбнулся в ответ, шагнув навстречу и раскинув руки.
— Изма Изральевна! Когда вы вернулись?
— Сегодня днем, душа моя! — ответила женщина, чмокнула его в щеку и мельком глянула на Инну. Та в ответ чуть склонила голову. Дама кивнула ей.
— А почему не зашли? — обиженно спросил он, обняв ее за плечи.
— Да что вы, мальчик мой! Мы же слышали, что у вас ремонт полным ходом! Стоило ли отвлекать!
— Вот поэтому и нужно было зайти! Бог с ним с этим ремонтом! Постоял бы еще день, вы ведь устали с дороги! Эх, как не совестно! — по-дружески журил ее Вадим.
— Да право не стоит волноваться!
— Как Эммануил Маркович? Ему стало лучше?
Женщина тут же сплюнула через левое плечо.
— Не будем об этом, — проговорила она заговорщицки.
— Ну, слава Богу! — выдохнул Вадим с облегчением.
— Надеюсь, Ему еще не скоро потребуется мой муж.
— Всё будет хорошо. А вы, смотрю, меня послушались. Почти не загорели.
— Да, тьфу на вас! — махнула она рукой с досады. — По вашим канонам жить — никакой радости от жизни не получить!
— Зато пигментных пятен почти нет, а? — прошептал стилист и улыбнулся.
— Ай-ай-ай! Как нехорошо потешаться над старой больной женщиной!
Вадим завертел головой:
— Старая? Больная? Это вы о ком?
Дама в ответ весело рассмеялась, похлопав его по руке.
Инне было немного неловко стоять рядом и словно подслушивать этот разговор двух друзей, что давно не виделись. Она уже хотела незаметно проскользнуть в подъезд, как услышала ласковый, но в то же время настойчивый голос:
— Вадим Вадимович, вы меня не представите этой юной леди?
Романов рукой дотянулся до Инны и привлек ее к себе.
— Голова садовая! — изрек он. — Я так обрадовался вам, что позабыл о приличиях. Изма Изральевна, познакомьтесь, пожалуйста, — Инна, моя девушка.
— Вы в своем уме? Как вы могли такое сказать пожилому человеку? — воскликнула Инна, когда они вернулись в квартиру.
— А что я должен был сказать? Это Инна, чужая невеста, сбежавшая из-под венца, перекантуется у нас месячишко — другой и съедет, так что ли?
— Чего у вас опять? — спросила Алька, обматывая полотенцем мокрую голову.
Брат тут же шагнул к ней и сдернул его.
— Ай, ты чего?
— Да не чего, а что! Сколько раз говорить? И я уже миллион раз повторял: не наматывай полотенце на голову после душа! Волосы потом плохо укладываются!
— Блин, больно! — рявкнула сестра. — Что случилось-то?
Вадим, не останавливаясь, прошел в кухню.
— Инн?
— Твой брат представил меня вашей соседке, Изме Изральевне, своей девушкой! — с нескрываемой злостью ответила она.
— Изма вернулась? Здорово! Я скоро! — крикнула весело Алька и выскочила из квартиры. Тут же вернулась, пролетела в гостиную, там что-то зашелестело, заскрипели дверцы серванта, и через несколько секунд, она уже выбежала из дома, что-то держа под мышкой, в том виде, что и была — в халате, полотенце и тапочках. Еще через секунду в соседней квартире раздался звонок, за которым последовал собачий лай, а потом веселый женский голос и совершенно счастливый Алькин визг.
Инна вздохнула. С каждым новым днем ее жизнь всё больше походила на авантюрный роман.
— Долго вы там стоять будете?
Девушка еще раз вздохнула и прошла на кухню. Вадим стоял к ней спиной и осматривал ободранные стены. Шея уже ощутимо ныла, а завтра предстоит долгий рабочий день. Нет, на сегодня хватит.
— Я могу вам объяснить, почему представил именно так, — сказал он, не оборачиваясь.
— Потрудитесь, пожалуйста. Не проще было бы представить меня вашей дальней родственницей? Какой-нибудь внучатой племянницей вашей двоюродной тетушки?
— Моя бабушка прожила в этом доме всю свою жизнь. Алька не просто так сказала, что соседи у нас многоуважаемые. Здесь что не квартира, то либо «Заслуженные», либо «Народные» артисты, есть академики, в первом подъезде живут муж с женой, они писатели. Пожалуй, из всего дома, только мы с Алькой не имеем никакого отношения ни к искусству, ни к науке. И все всех знают, потому что заселялись в одно время. Изма Изральевна — оперная певица. Насколько я знаю, ее очень любил Хрущев, а Берия даже клинья подбивал. Ее муж, Эммануил Маркович, известнейший дирижер. Правда, теперь он практически не ходит: несколько лет назад его разбил паралич. Моя бабушка тоже была певицей, дед — из династии врачей. Они умерли в один день, бабушка пережила деда ровно на год. И кроме них у нас больше нет родственников — ни дальних, ни ближних. Совсем никого. Круглые сироты.
— Разве так бывает?
Вадим посмотрел и усмехнулся уголком рта.
— До какого колена вам известны ваши, так сказать, корни?
Инна призадумалась.
— По крови я знаю лишь о бабушке, которую мой прадед привез из Риги. Как говорила мама, она была сиротой. Немцы всех убили. Прадед со своим полком вошел в Ригу и подобрал маленькую отощавшую девочку, а накануне ему пришло письмо, в котором прабабушка известила его о смерти дочери. Вот он после победы разыскал маленькую Ингеборгу и вернулся в Ленинград уже с ней. По линии отца всё сложнее: там вообще концов не найти. Он говорит, что его прадеда раскулачивали где-то на Волге. Дед воевал, но попал в плен и сгинул. Бабушка умерла в шестидесятом, отцу было семь лет. Из родных у него осталась только сестра,
